— На чём вы летаете? На пассажирских дисколётах? На дирижаблях?
— Дисколёты... слышал пару раз, но живьём не видел. Всё то же: самолёты, вертолёты, дирижабли. Но всё немного другое.
О некоторых более изощрённых изобретениях из приконченных мной миров, вроде сверхтяжёлых ядерных ракетопланах-авианосцах я решил умолчать. Пока я так и не разобрался, знает ли местная цивилизация про ядерное оружие и мирный атом.
— А вертолёты — это что такое? — не понял Сид.
— В смысле? Их в аэропорту сотни стояли.
— А. Геликоптеры. А это... ты же, барь, какие-то языки ещё знаешь? На чём у вас там говорят?
— Ну, Английский. Немного немецкого. Немного французского. Немного китайского. Турецкий и испанский учил, но почти не помню.
— Турецкий-то зачем... Разве есть китайский?
— Ну... Китай. Пекин. Шанхай. Чайные церемонии.
— Я понимаю. Маньчжурия? Цин? Они все протектораты или провинции Японии. На японском разговаривают уже давно. А у вас, получается, со странами совсем всё не так?
Наш разговор был нагло прерван достаточно грубым тычком в плечо.
— Циммер? Реально? Какими судьбами?
Я обернулся. Позади стояла девушка небольшого роста, спортивного телосложения, с чёрными волосами до плеч. Губки бантиком, слегка прокуренный, слишком низкий для её веса голос. И, в дополнение образа — обтягивающее короткое черное платье с нагло торчащей белой лямкой бюстгальтера, несомненно, увеличивающего весьма скромный размер груди. Судя по выражению лица она явно знала меня, а я понятия не имел, кто она такая.
— Только не говори, что не узнал, я обижусь и в морду дам.
— Я точно тебя помню, но не узнал. Сочту за честь получить в морду от такой прекрасной дамы.
Девица хмыкнула.
— А ты стал посмелее. Комплименты научился говорить. Мы же с тобой вместе поступали, на одну специальность. Вместе в Москву летели. Ты меня с Рождеством даже поздравил в этом году. Алка Расторгуева я.
— Блин! Ал, прости, правда, не признал. Ты немного изменилась — в лучшую сторону, конечно. А что летишь?
Алка махнула бармену, приказала:
— Сангрии пятьдесят дай. Сам-то как думаешь? Нераскрытие поставили. У меня же, не при крепостных буде сказано, полтора процента всего. И не повышается.
— У меня две сотых, — пробубнил Сид, развернувшись к барной стойке вполоборота.
Видимо, Сид надеялся, что услышу только я, но слух у моей знакомой был чуткий. Алка вызывающе разглядывала Сида несколько секунд и вынесла вердикт:
— У тебя комардин шикарный мужчина, я бы, будь кухаркой, с ним сразу на сеновал бы пошла. Но больно разговорчивый. Пущай помолчит, пока мы тут языки чешем.
— То есть, только из-за этого? Из-за нераскрытия?
— А разве недостаточно? Смысл учиться, если за полтора года первый навык даже не намечается? Тогда как у некоторых из курса уже второй вовсю. Даже у двух крепостных, которые по стипендии губернской. Очень талантливые девочки, их кто-то очень мощный нагулял. А я...
— Ещё всё впереди, брось.
Она залпом осушила фужерчик, вставленный официантом в специальный ребристый паз на стойке. Затем предложила.
— Заплати давай за меня. Я же вижу, ты дворянским летишь. А я между старушкой-немкой и гаитянкой. Не думала, что ты такой богатый.
— Да уж, богатый. Шиканул напоследок. Ещё вот — телефон разбил. Случился инцидент один... в аэропорту. Сид, поможешь?
Мой комардин тут же понял намек и завозился, доставая свой раскрашенный телефон.
— Сударыня, разрешите мне.
После оплаты мы присели поговорить в холл, где находились специальные «общие места», не особо удобные, но позволяющие пообщаться сидящим. Сид тем временем расположился на одном из первых рядов эконом класса, почитывая книжку. Несмотря на звукоизоляцию, здесь всё равно было шумно. Мне пришлось немного наклониться, чтобы слышать лучше, отчего волосы Аллы касались моего плеча. Не скажу, что меня это завело, хотя запах девушки пробуждал очень приятные ассоциации и ощущения.
Алла оказалась отличным собеседником для такого незнающего иномирца, как я — почти ничего не расспрашивала, но постоянно рассказывала про однокурсников, родню и подруг и даже про политику, оставалось задавать только наводящие вопросы. Из крепостных у неё оказалась одна пожилая гувернантка, которая летела тем же рейсом. Квартиру в Москве сдавала купечеству, мать была вдовой, и крепостных в семье было с полдюжины где-то под Ярославлем в полуразрушенном имении.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А у меня пятеро, — зачем-то похвастался я.
— Ого, да ты богач! Напомни, у тебя родители чем занимаются?
— Мать — известная в Подольске галеристка. А Матвей Генрихович работает на серьёзные организации и утаивает своё местонахождение, — продолжил я.
— Вот как!
Дальше у Аллы случилось перемывание косточек родственникам, крепостным, наставнику, преподавателям и бывшим однокурсницам. Отсюда я почерпнул несколько весьма интересных дисциплин, отозвавшихся в памяти моего предшественника — микрогравитация, пси-индукция, биологические основы сенситивности, алгоритмические основы камнерезания, сенситивная аэродинамика, прикладное рудословие и так далее. Интересно, помнят ли руки что-либо из перечисленного?
Признаться, я даже немного устал от потока информации. Главным образом потому что мне приходилось вычерпывать из неё по крупицам то, что может пригодиться в повседневной жизни. Поэтому я даже был рад, когда она спустя полчаса с лишним отошла «припудрить носик». Скоро капитан воздушного судна объявил, что приближается грозовой фронт, отчего мне пришлось вернуться в своё место.
Телефон не работал, переключившись в режим полета автоматически после взлета. Оставалось разглядывать старые фото. На тех немногих фотографиях, где был изображен сам Циммер, он выглядел уставшим и растерянным. Похоже, парень сам не знал, как прожить подаренную ему жизнь. С ворохом недетских проблем, нехваткой денег, бросившим семью отцом и тому подобного.
Похоже, он выглядел счастливым только на фотографий с родными. Тихий, несмелый, домашний мальчик. Возможно, виноваты были сословие, избалованность и чрезмерная опека родителей, возможно, наоборот, строгость, а может — и то, и другое. Такого двойника я встречал нечасто — в большинстве миров двойник до моего прихода пережил достаточно жести — нищету, войну, смерть родных. Здесь все было не так. Работать с таким прошлым, таким обществом и таким окружением было сложно и непривычно, знакомые схемы — обманы, вступление в мафиозные и террористические организации, череда убийств по пути к вершине — просто не сработали бы. Поэтому план был: просто строить карьеру в сфере политики и науки, чтобы максимально приблизиться к одному из возможных вариантов уничтожения мира.
А их у меня в арсенале было предостаточно.
Именно с такими мыслями я закончил полёт в аэропорте Видное. Перекинулся взглядами на трапе с Аллой, та жестом показала — «позвони мне», затем погрузился с Сидом в такси и отправился знакомиться со своей матерью и родовым имением.
Глава 7
Машина недолго петляла по подмосковным магистралям, затем проехала мимо центра Подольска и отправилась в элитный микрорайон, закончив свой путь у кирпичных ворот.
— Цифровой ключ у тебя в брелке, — подсказал Сид.
Я нажал, и ворота распахнулись. Я уже видел это длинное двухэтажное здание в стиле модерн на некоторых фотографиях, но живьём оно впечатлило. Панорамные арочные стёкла, витые шпили по углам, два флигеля и вход. На внутренней парковке стояло два автомобиля: фиолетовый, длинный, с позолоченными завитушками и круглыми фарами и квадратный, маленький, двухдверный. Территория была не сильно большой, но там хватило место и для беседки, и для фруктового сада, и для небольшого бассейна, и для ряда из трёх небольших домиков, по-видимому, гостевых, или для прислуги. В саду распускались первые цветы.
К машине резво подбежал пожилой мужчина, имя которого мне Сид уже напомнил по дороге. Это был Фёдор Илларионович, наш дворецкий, знакомый мне с детства. По совместительству дворник, сантехник, садовник и много кто ещё. С короткой, но ухоженной бородкой, наколкой в форме якоря на предплечье.