Примечательна география распространения «Утреннего света». Косная и глухая русская провинция словно на мгновение пробудилась от векового сна. В 58 городах и местечках России, куда порой и газеты приходили с полугодовым опозданием, у Новикова нашлись добровольные помощники и восторженные почитатели. Бескорыстная преданность идеалам просвещения и гуманизма связала его на многие годы деловыми узами с провинциальными комиссионерами, среди которых были люди разного социального положения и интеллектуального уровня: тверской вице-губернатор Н. А. Муравьев, коломенский и тамбовский воеводы П. Ф. Жуков и Н. А. Охлебнин, чиновники С. Н. Веницеев (Калуга) и А. М. Кожевников (Псков), купцы Т. А. Маслеников (Вязьма) и И. Е. Бородин (Епифань), войсковой товарищ П. Ф. Паскевич из Полтавы и капитан И. В. Тибекин из Астрахани. Каждый месяц почтовые тройки развозили свежие номера новиковского журнала за тысячи верст от Петербурга. 43 подписчика в Тамбове, 42 — в Казани, 32 — в Нижнем Новгороде, 28 — в Астрахани, 20 — в Полтаве, подписчики в далеком Кунгуре, в забытом богом Царево-Кокшайске, в владимирском селе Починок… Такой широкой читательской аудитории не имел еще ни один русский журнал!
Издавна вся интеллектуальная жизнь русской провинции концентрировалась вокруг немногочисленных «культурных гнезд». Такими притягательными центрами были подмосковное поместье потомственных библиофилов Яньковых, орловская усадьба супругов Плещеевых, дома Дмитриевых в Сызрани и Муравьевых в Твери, С. И. Тевяшева в Острогожске и С. М. Полянского в Казани. В богатейших библиотеках гостеприимных хозяев местные «Цицероны» и «Вергилии» черпали книжную премудрость, здесь выносились приговоры новым книгам и формировалось общественное мнение. Поэтому признание ими нравственных и литературных достоинств «Утреннего света» окончательно закрепило у современников авторитет журнала и его издателя.
Не прошло и двух лет со дня выхода в свет первого номера «Утреннего света», а маленькое филантропическое общество петербургских масонов превратилось в разветвленное просветительное предприятие, располагавшее значительным по тому времени капиталом. Все доходы (более 4500 руб.!) ушли на организацию и содержание двух начальных школ-интернатов, в которых бесплатно обучались и жили на всем готовом около 100 сирот мелких чиновников и мастеровых. Благородный поступок масонов в свою очередь вызвал приток новых подписчиков, новых капиталов. Популярность Новикова, сделавшегося, по меткому выражению одного из его учеников, «истинным министром народного просвещения», с каждым днем росла. Такой оборот дела явно не устраивал Екатерину II. Политически и экономически независимое новиковское предприятие создавало опасный прецедент, наглядно демонстрируя русскому обществу его огромные потенциальные возможности самостоятельно, без правительственной опеки решать важнейшие задачи общегосударственного значения. Кто знает, как бы сложилась дальнейшая судьба Новикова, если бы не очередной каприз изменчивой фортуны, открывшей перед ним столь заманчивые перспективы издательской деятельности, о которых он не смел даже мечтать.
Глава 3. Университетский типографщик
28 июля 1778 г. куратором Московского университета был назначен М. М. Херасков, талантливый поэт и педагог, убежденный масон, давний друг и наставник Новикова. Среди многочисленных дел, требовавших неотложного решения, нового куратора особенно беспокоило плачевное состояние Университетской типографии. Он не забыл тех хлопот и огорчений, которые довелось ему испытать в бытность первым надзирателем за типографскими делами Университета. Не лучше справлялись со своими обязанностями и его преемники. Все попытки превратить типографию в коммерчески прибыльное предприятие оказались тщетными. Печатание казенных и «приватных» книг затягивалось на годы из-за нерадения мастеровых и изношенности типографского оборудования. Произвол в издательской и тиражной политике, проводившейся по чисто вкусовому принципу, без должного учета конъюнктуры книжного рынка, приводил к затовариванию. Посылая 21 декабря 1775 г. к управляющему Кабинетом е. и. в. А. В. Олсуфьеву книгу Я. Ф. Бильфельда «Наставления политические» (ч. 1–2, М., 1768–1775), напечатанную «по высочайшему соизволению» Екатерины II тиражом в 1200 экз., директор Московского университета И. И. Мелиссино горько сетовал на ее непопулярность у читателей. За семь лет при затратах в 3019 р. 67, 5 к. типографией было продано первого тома «Наставлений» всего лишь на 355 р. 35, 5 к. Существование столь крупного предприятия, как Университетская типография, не могло зависеть только от правительственных дотаций. В то же время ее ежегодный доход в 2 тыс. рублей едва позволял сводить концы с концами, а самое рентабельное издание — газета «Московские ведомости» — расходилась мизерным тиражом в 500–600 экз.
Беды Университетской типографии не были чем-то из ряда вон выходящим. Государственная монополия в русском книгоиздательском деле давно уже стала серьезным тормозом для его дальнейшего развития. Феодально-чиновничий принцип организации и финансирования казенных типографий неминуемо вел к их полному краху. Так, с 1767 по 1773 г. «оставалась без употребления» типография при Артиллерийском и инженерном кадетском корпусе, оборудование которой пришло в крайнюю ветхость. Не многим лучше обстояло дело и в других «присутственных местах», по роду деятельности имевших собственные типографии.
Требования жизни вынудили правительство пойти на уступки частному капиталу в сфере, которую оно по идеологическим соображениям столь долго стремилось не выпускать из своих рук. Промежуточной формой между казенными и вольными стали типографии, сдававшиеся в аренду на обусловленный договором срок частным предпринимателям. Первой была отдана «в содержание» книготорговцу Иоганну Карлу Шнору типография Артиллерийского и инженерного кадетского корпуса. Около 12 лет, с 1773 по 1784 г. она переходила от одного арендатора к другому, пока со смертью последнего из них вообще не прекратила своего существования. В 1778 г. лифляндский уроженец Оттос Густав Мейер взял на откуп две Сенатские типографии — петербургскую и московскую. Слухи о выгодах вольного книгопечатания, несомненно, доходили до Хераскова. Они и подсказали ему выход из трудного положения, в котором находилась Университетская типография. Оставалось только продумать наиболее выгодные условия ее сдачи в наем и наметить кандидатуру будущего содержателя. Выбор пал на Новикова. Предложение приехавшего в 1778 г. в Петербург Хераскова принять в «содержание» Университетскую типографию не могло не увлечь Новикова. «Что касается до собственного моего побуждения к сему, — писал он впоследствии, — то, признаваясь искренне, скажу, что хотя любовь к литературе и великое в сем подвиге участие имела, но главнейшее побуждение было, конечно, гордость и корыстолюбие; ибо я видел, что типография была в крайне худом состоянии, и я, по знанию моему, надеялся в скором времени ее поправить и тем себя высказать»[63]. Конечно, это признание сделано в весьма специфической обстановке пыточного каземата и краски в нем явно сгущены, однако роль будущего законодателя литературного вкуса и крупного предпринимателя-мецената несомненно льстила самолюбию Новикова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});