Читать интересную книгу Память крови - Станислав Гагарин

— Достойная мысль, князь, — сказал Коловрат. — Есть у меня соображение, как скрытно подобраться к пришельцам…

Договорить Евпатию не пришлось. Дверь распахнулась, вошел, шатаясь, облепленный снегом Верила. Старика поддерживал Федот Малой.

Сотник Иван бросился к Вериле. Он подхватил старика, но Верила выпрямился:

— Бату-хан осадил Коломну, — сказал он.

Глава пятнадцатая

В ЖИВЫХ ОСТАЛСЯ ОДИН

Отряд был смешанный. Большую его половину составляли люди хана Барчака, остальные — разноплеменное войско Бату-хана, которое он привел с собой на Русскую землю, воинство, скрепленное небольшим числом его единоплеменников-монголов.

В орде Барчака монголов не было, и, пользуясь этим, хан решил сыграть собственную игру.

Сейчас Барчак спешил под Коломну, где у стен города раскинул главный стан Повелитель Вселенной, готовясь одолеть неожиданно возникшее препятствие на его пути к Владимиру и Суздалю.

Половецкий хан рассчитывал появиться в стане Бату-хана, когда штурм Коломны уже начнется, сопротивление русских ослабеет. Тогда потери Барчака будут невелики, а добычу он постарается захватить немалую, хотя меряться по жадности с монголами трудно даже ему, старому и мудрому волку Дикого Поля.

А теперь вот приходилось торопиться: Барчак узнал, татары уже пошли на приступ крепостных стен города, запирающего путь дальше, ведь он стоял на слиянии рек Оки и Москвы. Обойти Коломну, оставить ее у себя в тылу не было никакого смысла.

Ночь застала отряд Барчака на окском льду, на переходе. До людского жилья добраться не успели, и потому выбрались на берег. Рядом шло мелколесье, стали рубить деревья на костры, но живое дерево занималось нехотя, костры дымили, воины ругались, без горячего мяса и сон не в сон, не наберешь сил для завтрашней дороги.

Затем им повезло. Один из приближенных Барчака, высланный на разведку, наткнулся на заготовленное неведомыми русскими сено.

Его весть была встречена радостными криками. Теперь и для костра есть пожива, сено заставит свежие ветки гореть веселее, и для лошадей добрая еда, сохранятся запасы, которые отряд везет с собой.

Плотно заправившись сваренным на огне мясом, люди Барчака легли спать у догорающих костров. Выставили охрану — не от людей, кто может угрожать воинам непобедимого Бату-хана, русские по всей округе трясутся от страха, когда десяток воинов завернет в деревню. Часовых назначили следить за лошадьми: не испугались бы волка, не рванулись бы со страху в разные стороны, собирай их потом в чистом поле.

Костры догорали. Подремывали часовые, лошади вели себя спокойно, причины тревожиться не было. Дозорные так и не вскрикнули под ударами русских ножей, не успев даже понять, что для них закончены все счеты с этим миром.

Сотник без лишнего шума увел лошадей для собранной в лесу дружины.

— Лошади у нас, — сказал Иван Коловрату.

— Не по мне это, — сказал воевода, и сотник словно увидел во тьме, как брезгливо искривилось лицо Коловрата. — Я привык встречать врага в честном бою.

— Силы наши еще невелики. Ратная хитрость сейчас тоже выручка.

— Ты прав, конечно, Иван. Мстим за Русь, за наших близких. — И медленно поднял тяжелый меч. — Вперед, рязанцы!

Дружина плотным кольцом окружила стан. Раздались крики, стоны, проклятья.

Иван стоял во втором боевом кольце. Его придумали, чтобы никто не ушел живым. Того, кому удавалось вырваться от Евпатьевой кары, смерть настигала через сотню шагов.

Половцы умели биться, но пешим против конных трудно выстоять да ежели еще застали врасплох. План задуманного сотником боя нарушили неожиданно два молодых воина. Стоять во второй линии им показалось зазорно, потянуло на истинно ратное дело. И они оставили свое место. Здесь-то и сумел пройти незамеченным половец. Он крался ползком к захваченным сотником лошадям. Один миг, и он уже, отбивая пятками меховых сапог по лошадиным бокам, несся прочь от кровавого побоища.

За ним отрядили было погоню, но Коловрат остановил рязанцев.

— Пусть уходит, — сказал он. — Будет кому рассказать Бату-хану, что земля Рязанская не покорилась, рано ему торжествовать победу.

Единственным человеком, спасшимся от мести рязанцев в ту ночь, был хан Барчак.

Глава шестнадцатая

„ВНАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО…“

Сотнику Ивану, пропадавшему в лихих налетах на заспинные татарские отряды, для сынишки, увезенного в канун падения Рязани в лес, времени не доставало. Дед Верила, для Иванова сына уже прадед, тоже в заботах пребывал. Потому смотреть за сыном сотника, маленьким Иваном, поручили молодой мещерячке, дочери Верилова друга, вождя лесного племени.

Женщина она была вдовая, мужа задрал медведь, детьми еще и обзавестись не успели. Вот и привязалась мещерячка к мальчонке, души в нем не чаяла, обихаживала, как родного. Каждое утро водила к деду Вериле. Старик стал учить правнука грамоте. Мальчонке миновал восьмой годок, и летописец решил: пора. Грамотные люди потребны в любое время, а в смутное — и того нужнее.

Старик занимался с сыном сотника по утрам. Затем Федот Малой сменял Иванка на книжном учении. Верила готовил Федота, грамотного и смышленого, дотошного в письме и науках, себе в преемники. Федот, как и все, почитавший Верилу, сначала было все-таки противился. Душа болела за пропавших без вести мать, невесту свою Параскеву. Потому старался остаться в дружине, где считался первейшим ратником. Но Верила стоял на своем. А ему не привыкли перечить.

Пока ее приглядыш учился рисовать всякие непонятные закорючки, молодая мещерячка устраивалась в уголке. Не искушенная в грамоте, она с интересом следила за уроком, с уважением и скрытым страхом поглядывала на русского мудреца, имевшего по ее непоколебимому убеждению прямые связи со всевозможными духами воды и леса.

Но вот пришел Федот, и Верила отпустил мальчонку с его пестуньей. Почти каждый раз начинал Верила с наставлений:

— Завещаю тебе, Федотушка, печься неустанно о русском языке, сохранять его в книгах, которые будешь продолжать, когда бог призовет меня к ответу.

— Не надо об этом, будем вместе заниматься твоим делом, тебе еще жить да жить!

Верила усмехнулся.

— Спасибо на добром слове. Только жизнью своей мы не вольны. Да и пустое — гадать о смерти. О будущем нашего народа все мои помыслы. О многом надлежит подумать перед угрозой рассеяния и забвения. Что бы ни случилось, надо сохранить свой язык, письменность, наши святыни — иконы, веру, летописи, предания, былины и песни. Они помогут выстоять, дождаться того часа, когда Русь освободится от ига и снова станет Великой!

— Когда придет это время?

— Все от нас, русских, зависит. Сейчас татары сильны, слов нет, а мы разобщены, вот они и бьют нас поодиночке. Но в сегодняшней силе, жадности пришельцев таится их будущая погибель, земля русская велика, проглотить ее любому врагу не под силу… Разве что обглодать можно. Но коли сохранилась кость, мясом она со временем обрастет.

Верила сидел, подперев седую голову, и задумчиво, с неким ожиданием смотрел на дверь, будто хотел, чтобы она отворилась и вошел тот, кого старик давно хочет повидать, но кто знает, кого он ждет, Верила…

Молчание затягивалось, Федоту стало не по себе, отрешенный взгляд наставника пугал юношу, и он спросил:

— Умею я писать слова, передавать, что чувствую, что вижу, и мысли других людей тоже. Но бывает так: напишешь слово и задумаешься, почему оно именно такое, а не иное. Почему состоит из таких звуков, а не из других. Когда договорились люди, что небо означено словом «небо», а земля — словом «земля»?

Верила оторвался от своих дум и с любопытством, добро улыбаясь, посмотрел на Малого.

— Вишь ты, — проговорил он, — к каким тайнам потянуло тебя. Это хорошо, когда ум пытлив и беспокоен. Будет из тебя знатный книжный списатель. Не ошибся я в тебе. Ну-ка, назови мне разные слова, что сразу в голову придут.

— Русь, — сказал Федот.

— Хорошо, — откликнулся Верила. — Еще называй.

— Плуг. Ока. Мясо. Пастырь. Солнце. Боль. Болото. Волк. Буря. Грудь. Бог.

— Нелегко докопаться до истока слова, — сказал Верила. — Надо знать хорошо не только свой язык, но язык и других народов. И соседних, с коими общаются твои соотечественники, и дальних, от них тоже приходят новые слова, меняются в звучании, но и их можно узнать при желании. Ведь недаром глаголет священное писание: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога…»

— Ты вот сказал «Русь», — продолжил Верила. — Имя это носило племя. Оно жило там, где стоит теперь Новгород. Старинные книги говорят, оттуда вышли наши предки и основали первые города, создали государство, наводившее страх даже на могучую Византию. Слыхал я, что называли наших предков росичами, а жили они на реке Рось. «Росом» в прежние времена звали медведя. Но имя это — «рос» — было запретным для произнесения, росичи верили в духов и боялись: если назовешь медведя истинным его именем, он тут же и явится, чтоб задрать тебя. Вот они и взяли себе имя лесного зверя, а его назвали открыто: тот, кто ест мед, медведь.