Читать интересную книгу Рождественские туфли - Донна Ванлир

Она вырвалась из моих рук и сердито уставилась на меня:

— Слушаю.

Собравшись с мыслями, я приступил к объяснению.

— Я ничего не купил, потому что не знал, что вам подарить. — Кейт вздернула подбородок и чуть пожала плечами, но все же слушала меня, а именно этого я и добивался. — Я не знал, что вам купить, потому что я не знаю вас, — продолжил я. — Я позволил вам ускользнуть из моей жизни, позволил вам стать чужими для меня людьми.

Кейт сидела неподвижно, мои слова явно не тронули ее.

— Ну и что? — спросила она озадаченно.

Я поднялся и сел напротив Кейт на низкий кофейный столик.

— Кейт, — попробовал я донести до нее свои чувства. — Я поехал в магазин. Поехал, чтобы купить тебе, и детям, и маме подарки. Я уже даже встал в кассу, когда до меня дошло… — И все равно я не знал, как выразить словами то, что случилось со мной. Кейт подняла брови, ожидая продолжения. — Вы для меня — самое главное в жизни, — сказал я, тщательно подбирая слова. — Но я обращался с тобой и с девочками так, как будто вы ничего для меня не значите.

Она неловко заерзала, не совсем понимая, как реагировать на услышанное.

— Я понял, что лучшим подарком для вас был бы я сам. Я должен подарить тебе уважение и любовь, которых ты заслуживаешь, я должен подарить девочкам свое время, свое внимание, должен сводить их в зоопарк и на карусели и не знаю даже куда еще, — сказал я и обхватил голову руками. — Я должен подарить им папу. У них есть человек, который обеспечивает им кров и еду, — продолжил я. — У них есть человек, которого они должны называть отцом, но на самом деле у них нет отца. Я хочу быть с ними, но не просто находиться в одной комнате — я хочу делить с ними все их радости и горести. Я хочу быть рядом, когда им нужна моя помощь. Я хочу, чтобы ты и я были рядом с ними, — закончил я, глядя в глаза Кейт. В них я искал хотя бы малейший намек на понимание и сочувствие. Но Кейт скептически смотрела на меня, что и понятно: нас разделяли долгие годы обид и раздражения.

— Кейт, — горячо заговорил я, но остановился, потом начал снова: — Не знаю, что ты чувствуешь… — Я облокотился о колени и сплел пальцы рук. — Не знаю, может, ты готова к тому, чтобы мы расстались, но… но я… я, кажется, не готов.

— Почему ты так внезапно переменил свое мнение? — спросила Кейт голосом, полным недоверия.

— Не знаю, Кейт, — ответил я, мотая головой. — Просто приближается Рождество. — Она непонимающе подняла брови. — Приближается Рождество, Кейт, и я понял, что в подарок хотел бы получить только одно: свою семью.

Кейт покачала головой и отвернулась. Я нежно обнял ее за плечи и повернул к себе. На меня глядели горящие, желающие верить глаза.

— Мне ничего не нужно, Кейт, — сказал я, крепче сжимая ее плечи. — Ничего. Ни работа, ни машины, ни дом. Единственное, что мне нужно, — это ты, Ханна и Лили, потому что… — Я замолчал, испугавшись, что она не поверит моим словам, но мне все равно нужно было сказать это ей: — Потому что я люблю вас.

После этих слов мы оба замолчали. Я напряженно следил за выражением ее лица: Кейт смотрела на меня с изумлением. И вдруг я вспомнил: так же смотрела она на меня в первые месяцы нашего знакомства, когда я говорил что-нибудь, на ее взгляд, сумасшедшее. Я почувствовал себя увереннее оттого, что узнал этот взгляд.

— Люблю, Кейт, — прошептал я. — Я люблю тебя и не хочу тебя терять.

Она вглядывалась в мои глаза. Что она хотела в них найти? Надежду? Прощение? Покой? Я отпустил ее плечи, и она откинулась на спинку дивана, не сводя с меня ищущего взгляда. А я не испытывал потребности зарыться в неразобранную почту, не стремился спрятаться в офисе, наоборот: меня до краев переполняла радость. Радость. Не беспокойство, не тревога, не раздражение. Я был безмятежен и умиротворен — как никогда в жизни.

Кейт села поудобнее и задумчиво спросила:

— Сегодня вечером с тобой что-то случилось?

— Это долгая история, — ответил я с улыбкой.

Мы проговорили полночи.

* * *

Мэгги дышала с трудом, но оставалась в сознании. Сильвия приготовилась поменять лекарство в капельнице: поставленная утром порция обезболивающего уже подходила к концу, и надо было ставить новую, чтобы хватило на весь вечер. Но Мэгги приподняла руку, желая остановить медсестру.

— Мэгги, — прошептала Сильвия, — лекарство поможет справиться с болью.

— Нет, — неслышно шевельнула губами Мэгги.

— Спасибо, Сильвия, не надо, — вмешался Джек. — Она хочет посмотреть, как дети будут разворачивать подарки. А после приема лекарства она уснет.

— Хорошо, деточка, — Сильвия погладила руку Мэгги и поправила шарф у нее на голове. — На всякий случай я все подготовила, — добавила медсестра, подвешивая упаковку с раствором на штатив капельницы. — Если что, попроси кого-нибудь открыть зажим, договорились? — Мэгги еле заметно кивнула, и Сильвия улыбнулась. — Если понадоблюсь, крикните, — сказала она Джеку и скрылась в комнате Рэйчел, где за вышиванием или чтением обычно коротала время, когда хотела дать Джеку и Мэгги возможность побыть наедине. Последние две недели она проводила у них в доме по десять-двенадцать часов в день, уходя домой лишь поздно вечером. Через тридцать минут ее дежурство на сегодня закончится, и она оставит Эндрюсов праздновать Рождество в семейном кругу.

Обычно в рождественский вечер Джек и Мэгги доставали с чердака припрятанные там до поры до времени подарки уже после того, как Натан засыпал, но в этом году Джек предложил, чтобы церемония вручения подарков состоялась в канун Рождества, а не на следующее утро. Он с помощью Эвелин уже завернул те немногочисленные подарки, которые они смогли купить детям, и положил их под елку три дня назад.

Эвелин сходила в ванную и принесла к кровати дочери румяна, тени для век, пудру и помаду: с тех пор как Мэгги совсем ослабла и уже не могла краситься сама, ей стала помогать мать. Вот и сейчас Эвелин решила немного освежить макияж, наложенный ею утром: добавила темно-серого на веки, прикоснулась к впалым щекам широкой кисточкой с румянами, провела по губам коричневато-розовой помадой. Закончив, она припудрила лицо Мэгги и поднесла зеркальце, чтобы дочь смогла посмотреться.

— Спасибо, мама, — слабым голосом поблагодарила ее Мэгги.

Никем не замеченный, Натан на цыпочках вошел в дом через заднюю дверь и проскользнул в свою комнату. После обеда он сказал папе, что ему надо сходить к соседскому мальчику. Джек решил, что Натан с другом собирались делать подарки на Рождество, и больше ни о чем не расспрашивал сына. Спустя несколько минут Натан выглянул из комнаты в коридор, убедился, что его никто не видит, и бегом понесся к елке, чтобы положить под нее еще одну коробку с подарком.

Джек Эндрюс готовился к этому вечеру, отчаянно надеясь, что он никогда не наступит. Как бы усердно Джек ни молился, он никак не мог примириться с тем, что это будет его последнее Рождество с Мэгги. После обеда он сидел у кровати жены и наблюдал за тем, как она спит. Как она, тяжело больная, могла быть такой красавицей? Как он будет просыпаться в этом доме и каждый раз заново осознавать, что ее здесь нет? Он прислушивался к ее редким, неглубоким вдохам. Глаза Сильвии говорили ему, что осталось недолго, что Мэгги уже уходит от них. Двумя днями раньше медсестра усадила Джека в сторонке и поговорила с ним о том, что надо помочь Мэгги уйти — надо дать ей знать, что все будет в порядке, что ей больше не нужно цепляться за жизнь.

Мэгги проснулась и увидела те же глаза, в которые влюбилась двенадцать лет назад.

— Я люблю тебя, — шепнула она.

Мэгги и Джеку не хватало времени в сутках, чтобы повторять друг другу эти слова, но так часто, как могли, они говорили их.

— Я люблю тебя, Мэгги, — нежно ответил Джек. — Всегда любил и всегда буду любить.

Она улыбнулась одними глазами и шевельнула пальцем.

Джек встал, взял в руку ее хрупкие пальцы и прикоснулся к ним губами.

— Тот сломанный «форд-эскорт» стал самым главным событием в моей жизни, — медленно сказал он.

В глазах Мэгги блеснул огонек. Как же ей повезло, что ее так долго и так сильно любили.

Они поговорили (вернее, говорил Джек, а Мэгги только смотрела на него и кивала) об Эвелин, о детях, о том, что надо будет сделать весной на цветочных клумбах. Джек говорил обо всем, что приходило ему в голову, бессвязно, запинаясь, а Мэгги смотрела на него и улыбалась. Он гладил ее лицо, целовал ей руки, повторял, что любит, — до тех пор пока Мэгги не заснула под звук его любящего голоса.

На ужин Эвелин разогрела индейку, которую принес кто-то из прихожан местной церкви — вместе с гарниром и соусом. После еды Джек достал из-под елки коробки и пакеты и стал раздавать подарки. Первым повезло Натану, и пока он снимал оберточную бумагу, Рэйчел, сидящая на коленях у бабушки, подпрыгивала и хлопала в ладоши.