— Но-но, болван, железная побрякушка, ты еще учить меня вздумал!
Рассмеявшись, я вскочил, подбежал к экрану и оттолкнул Гока. Тот отлетел в сторону, едва удержав равновесие.
— Так его, хама, — злорадствовал Сэнди-Ски. — Эо, Тонри!
— Эо! — приветствовал я его. — В чем дело?
— Ты разве не знаешь? Сейчас загорится огонь над Шаровым Дворцом знаний. Я жду тебя у Дворца.
Огонь над Дворцом знаний означал, что там собрался Всепланетный Круг ученых, обсуждающих какую-нибудь важную проблему.
«Почему Нанди-Нан ничего не сказал об этом? — думал я. — Видимо, хотел, чтобы я хорошо отдохнул».
Я быстро оделся и выскочил на улицу.
Через час я был в Зурганоре.
Шаровой Дворец — своеобразное здание. Это гигантский сиреневый шар, находящийся на большой высоте. Создается впечатление, что шар ничем не связан с поверхностью планеты и свободно парит над столицей Зурганы, купаясь в синеве неба. Но на самом деле он неподвижен и стоит на очень высоких и совершенно прозрачных стеклозонных колоннах.
Я посадил гелиоплан на свободную площадку. Под колоннами Дворца меня ждал Сэнди-Ски.
— Какие вопросы обсуждаются на Круге? — спросил я его.
— Ты даже этого не знаешь? — засмеялся он. — Ты совсем одичал за время межпланетного полета. Вопрос один — генеральное наступление на пустыню. Пойдем скорее, мы и так опоздали.
На прозрачном эскалаторе мы поднялись на головокружительную высоту и встали на площадке перед входом во Дворец. Отсюда, с высоты полета гелиоплана, была видна вся столица Зурганы. Мы вошли внутрь, в гигантский круглый зал. Он напоминал сейчас огромную чашу, наполненную цветами, — так праздничны были одежды присутствующих.
В центре чащи, на возвышении, образуя круг, расположились арханы — самые выдающиеся ученые. Поэтому высший совет ученых планеты так и называется — Круг арханов.
Мы с Сэнди-Ски прошли в свой сектор астронавтики и уселись на свободные места. Здесь были знакомые мне астрофизики, астробиологи, планетологи, астронавты.
— Имеется два основных проекта освоения Великой Экваториальной пустыни, — услышал я голос одного из арханов. — Первый проект вы сейчас увидите.
Погас свет. Огромный полупрозрачный светло-сиреневый купол зала стал темнеть, приняв темно-фиолетовый цвет ночного неба. На нем зажглись искусственные звезды.
И вдруг в темноте, в центре зала, возник большой полосатый шар — макет нашей планеты.
— Последнее слово инженеров-оптиков, — шепнул мне Сэнди-Ски.
Это был изумительный макет Зурганы — в точности такой планеты, какую я не раз видел в Космосе со своего планетолета. На полюсах — зеленые шапки с правильными линиями гелиодорог и аллей, с квадратами и овалами парков и водоемов. Зеленые шапки-оазисы отделялись от пустыни узкими серовато-бурыми полосами. Здесь растительная жизнь в виде желтой травы и безлистного кустарника отчаянно боролась с песками и жаром пустыни. Три четверти поверхности занимал широкий желтый пояс Великой Экваториальной пустыни. Безжизненный край, край визжащих бурь и смерчей. А вот и транспланетная магистраль, для которой я недавно доставлял редкие металлы. Правда, здесь, на макете, она была изображена уже готовой. Примыкая к магистрали, протянулись с Севера на Юг полосы зеленых насаждений. «Дорога-оазис», — вспомнились мне слова Данго-Дана. По меридиану, параллельно первой магистрали, появилась вторая, третья… Десятка два магистралей-оазисов. Они соединились темными лентами гелиодорог — солнечной энергии на экваторе хоть отбавляй. В пустыне появились сверкающие квадраты водоемов, первые города. И вот вся планета была расчерчена парками и аллеями, гелиодорогами и каналами. Она напоминала гигантский чертеж. У меня вызвала досаду эта математически правильная, геометрически расчерченная планета.
Сэнди-Ски сердито хмурил брови.
— Нравится? — спросил я его.
— Чертова скука, — ответил он.
Такое же мнение, хотя и не так энергично, высказали многие участники Круга, когда в зале снова вспыхнул свет.
— Что мы сейчас видели? Бедную, израненную планету! — с горечью воскликнул Рут-Стренг из сектора биологии. — Планету, изрезанную на куски аллеями, исхлестанную гелиодорогами. Человек на такой планете окончательно оторвется от природы, породившей его. Нет, с таким проектом согласиться нельзя.
Рут-Стренг ушел с трибуны под одобрительный шум зала. На трибуне появился архан Грон-Гро, высокий, еще сравнительно молодой человек. Он поднял обе руки, призывая к тишине.
— Еще в эпоху классового разобщения и вражды полюсов, — начал он, — высказывалась правильная мысль о том, что человек не может быть по-настоящему свободным, радостным и духовно богатым, если он смотрит на природу чисто утилитарно, потребительски. Переделывая мир, человек соответственно переделывает и себя. Вот почему мы должны относиться к природе как к источнику радости и эстетической ценности. Автор проекта не очень оригинален. Он просто распространил на всю планету то, что имеется сейчас на полюсах. Но уже давно сложилось мнение, что цивилизация наша приобретает неверный, слишком утилитарный, слишком технический характер. Мне по душе другой проект, который вы сейчас увидите.
В зале погас снова свет. И снова в космическом пространстве, искусно созданном инженерами-оптиками, кружился огромный полосатый шар Зурганы. По меридианам пролегли транспланетные магистрали-оазисы. Они так же, как и в первом проекте, соединялись лентами гелиодорог с поселками по обе стороны. Но вместо аллей и геометрически правильных водоемов и каналов на планете зазеленели огромные массивы возрожденных древних лесов. Это были настоящие джунгли, края непуганых птиц и зверей, заповедные места с крутыми горами, с извилистыми реками, со звенящими водопадами. Мир предстал перед нами непостижимо разнообразным — могучим, буйно зеленым, радостно шумящим…
— Вот это я понимаю! — восторгался Сэнди-Ски. — То, что надо здоровому человеку. Согласен?
— Да, согласен… — пробормотал я. Мне было сейчас не до разговоров. Словно завороженный, я смотрел в соседний, гуманитарный сектор. Там сидела девушка своеобразной красоты. Я видел четкий, прекрасный профиль, густую волну темных волос, чуть скрывавших загорелую, словно выточенную из бронзы шею. Это была типичная представительница расы шеронов, расы, которая всегда боготворила женскую красоту. Но не красота ее поразила меня: я встречал не менее миловидных девушек, и ни одна из них не взволновала меня, не затронула мою душу и сердце. А эта!.. Девушка была не просто красивой. Лицо ее — музыка, запечатленная в человеческих чертах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});