Толстой привел всеобщего любимца команды — орангутана, подобранного на одном из тропических островов, в пустую каюту капитана и показал там примату, как можно чистый лист бумаги вымазать чернилами. Показал и ушел. А на столе лежали дневники Крузенштерна. Орангутан же, вняв наставлениям, очень добросовестно залил их чернилами.
Суд был коротким, суровым, но справедливым. Толстой с соучастником-орангутаном был высажен на один из Алеутских островов. В экспедиционном журнале была сделана запись: «На Камчатке оставил корабль и отправился в Петербург сухим путем». Надо сказать, что этот «сухой путь» оказался для Толстого весьма долгим.
Среди алеутов он освоился быстро и в скором времени был провозглашен чуть ли не местным царем. Причем непонятно, что при этом сыграло решающую роль — крутой нрав Федора Ивановича или его татуировки, служившие у всех островитян Тихого океана признаком власти и знатного происхождения.
Однако его пребывание среди алеутов не особенно затянулось — через несколько месяцев на остров зашло русское торговое судно, с которым он и переправился на Аляску. Там он обошел практически всю Русскую Америку, после чего на попутных судах пересек Берингов пролив и уже из порта Святых Петра и Павла на Камчатке посуху продолжил путь в Санкт-Петербург. Вернувшись, наконец, в столицу и узнав, что чуть ли не в тот же день Крузенштерн дает бал, он незамедлительно явился туда без приглашения, но прощен так и не был. Офицера Толстого направили в медвежий угол — заштатный гарнизон Нейшлотской крепости.
После такого бесславного окончания столь блистательного, правда, не для него, путешествия граф Толстой еще не раз становился героем различных громких историй и попадал в опалу из-за своего буйного характера. За отчаянную храбрость, с которой он сражался в Шведской войне, Толстой вновь был переведен в Преображенский полк, но опять долго там не задержался. Когда очередной однополчанин пал на дуэли от его руки, Федор был разжалован в рядовые и отправлен в отставку. После вторжения Наполеона в Россию он вступил ратником в Московское ополчение и, опять благодаря своей безумной храбрости, возвратил себе чины и ордена и получил в награду Георгия IV степени. В отставку Толстой вышел уже в чине полковника. После войны Толстой поселился в Москве, в Староконюшенном переулке, и здесь его жизнь снова завертелась вокруг карт, вина и дуэлей.
За карточным столом мухлевал он нещадно, причем нисколько этого не стесняясь и приговаривая при этом примерно следующее: «Только дураки играют на счастье, а ошибки фортуны надо исправлять». Свои баснословные выигрыши он, как правило, тут же проматывал, устраивая роскошные празднества и гуляния. На данную ему в «Горе от ума» характеристику «ночной разбойник, дуэлист» Толстой ничуть не обиделся, но вот строка «крепко на руку нечист» его серьезно задела, и он потребовал у Грибоедова объяснений. А услышав в ответ, что, мол, в карты передергиваешь, сказал: «Так ты так и напиши, что «в карты на руку нечист», а то подумают, что я со стола чужие табакерки прикарманиваю».
Дуэли, сыгравшие во всей его жизни особую роль, были самыми разными, но граф неизменно выходил из них победителем. Однажды Толстой даже был намерен стреляться с Пушкиным, но постепенно с ним примирился, причем настолько, что впоследствии по его же просьбе даже сватал за поэта Наталью Гончарову. Не раз доводилось ему спасать друзей от верной смерти, когда, узнав о предстоящей дуэли, он сам вызывал их противников к барьеру. Вообще, судя по всему, дружбу Толстой ценил превыше всего и, говоря словами Булгарина, «для друга готов был на все»: выручал, когда мог, и словом, и делом, и деньгами, если, конечно, сам в них не нуждался. Известен случай, когда графу Гагарину на поездку в Париж он одолжил тысячу рублей, а взамен сначала попросил привезти ему канделябры, но потом передумал и заказал только шампанского и бордоского.
История женитьбы графа также небезынтересна. Из цыганского табора он увел красавицу-певицу Авдотью Максимовну Тугаеву. Жениться на ней он не думал, и так бы и жить им невенчанными, если бы не случай. Однажды Толстой крупно проигрался в карты и не смог выплатить долг. Графа ждало бесчестье, его уже совсем было собирались вывесить на «черную доску» в Аглицком клубе, но тут произошло невероятное. Узнав о случившемся, необходимые деньги Толстому дала… Авдотья. Граф был поражен: «Откуда у тебя?» — «А от твоих же щедрот, батюшка, уж как меня одаривал, я и сберегла малость». Потрясенный случившимся, Толстой повел свою возлюбленную под венец. В том же году у них родилась дочь — Сарра. После нее дети в семье Толстых пошли один за другим, но все умирали в отрочестве.
Толстой, уложивший у барьера 11 человек, воспринял эти удары судьбы как кару Божью. Каждого убитого граф Толстой заносил в свой синодик, а по смерти ребенка вычеркивал одно имя из списка. Любимица Сарра, не вполне душевно здоровая, но необычайно талантливая в музыке, сочинительстве и живописи, дожила до семнадцати лет и умерла последней из детей — одиннадцатой. Эту смерть Толстой воспринял даже с некоторым облегчением: «Ну, слава Богу, квит! Теперь хоть мой курчавый цыганеночек будет жив». Действительно, единственная оставшаяся в живых дочь Прасковья, в замужестве Перфильева, дожила до глубокой старости. Хотя злой рок продолжал висеть над семейством Толстых и после смерти графа — жену его Авдотью Михайловну, напившись, зарезал собственный повар.
Сам же граф с годами остепенился, обратился к Богу. Дожил он до седин и в 1846 году на 65-м году жизни тихо и спокойно отошел в мир иной. Исповедовавший его перед смертью священник говорил позже, что мало в ком встречал столь искреннее раскаяние и веру в милосердие Божие.
Несомненно, один из ярчайших людей своей эпохи, Толстой был знаменит в свое время скорее как персонаж нарицательный и в этом амплуа неоднократно фигурирует в русской литературе. Граф не только попал на страницы «Горя от ума» и «Евгения Онегина», но и стал прообразом тургеневского «Бретера» и Турбина в «Двух гусарах» у своего великого двоюродного племянника — Льва Николаевича Толстого.
Подготовил Олег Матвеев