то туда сразу привозят таких вот заключенных и прилюдно расстреливают. Стращают! Но все равно есть такие, у кого нет ни родни, ни боязни перед врагом. Планируете захватить лагерь? Это правильно! А этих вот, – Бамут показал на сидевших на земле заключенных, – надо поставить перед выбором: либо идут в партизаны, либо расстрел!
– Даже так? – искренне удивился я такой кровожадности. – А не слишком ли круто? Они все-таки свои.
– Свои-то они свои, но тут такое дело, что им, чтобы не навлечь беду на своих односельчан, только одна дорога – прямиком к карателям на поклон с повинной и подробным рассказом, что они не виноваты в своем освобождении. Вот сами и думайте: что с ними делать?
– Я могу выделить несколько человек для их охраны, – подал голос Рыжиков. – Как закончим наши дела, так их и отпустим по домам. Тогда ведь уже будет безразлично, что они о нас узнали. Верно?
– Ага, – раздраженно хмыкнул я. – Чтобы охранять сотню мужиков в чистом поле, надо как минимум сорок человек охраны, чтобы они могли сменять друг друга и хоть временами отдыхать. Так что охрана это не вариант.
– Ну не расстреливать же их? – лицо Рыжикова пошло багровыми пятнами. – Вы в своем уме? Это же свои! Мирные гражданские!
– Будем решать проблемы по мере их наступления, – решил я. – Воршавин, держись рядом со мной, как захватим лагерь, получишь пулемет. Рыжиков, а ты собери пока бойцов, я перед ними для поднятия настроения и боевого духа речуху толкну. Пока пойду с последним пленным перекинусь парой слов, – я достал из ножен короткий нож. – Бамут, Сюткин, за мной.
С пленником решилось все быстро. Пленный украинский вояка – щуплый парнишка лет двадцати пяти, с бледной кожей, засаленными волосами, которые слиплись в длинный оселедец на затылке. Парень сейчас дрожал от холода и кутался в собственную куртку. Ботинки с него сняли, ремень на брюках срезали, молнию на куртке сломали. На бледной коже босых ступней выделялись темно-синие татуировки – трезубцы. Из идейных, что ли?
Я вкратце объяснил, что мне от него надо, пообещал, что лично его убивать не буду, и пленный тут же согласился заманить своих собратьев по оружию в нашу ловушку. Чтобы сковать железо, пока оно горячо, протянул пленному его мобильный телефон и приказал тут же позвонить своему командиру.
– Пан командир, це Антон, дядько, з яким ми поїхали, він насправді не вантажить цеглу для будівництва, вони тут, в Любимівці, грабують багаті будинки, – боязливо косясь на нож и читая по бумажке, затараторил пленный. – Три вантажівки забили вже всяким добром, мені хабар запропонували, я, взяв, але вирішив вам зателефонувати. Тут стільки всього цінного: електроніка, меблі, побутова техніка, джип! Беріть всіх наших і приїжджайте швидше, відберемо все у них і собі заберемо. Куди їхати? На краю села, ближче до моря, чотири окремо стоять будинки з червоним дахом. Ви самі побачите – три вантажівки «Тонар» з синіми причепами. Гаразд жду!
– Он сказал, чтобы я вышел навстречу и встретил их, – со мной пленный разговаривал на чистом русском языке.
– Я слышал.
– А вы меня правда не убьете? – с явной надеждой в голосе в очередной раз спросил пленник.
– Как и обещал, лично я не убью, – задумчиво произнес я.
– А можно я его автомат себе заберу, – осторожно, как бы пробуя слова на вкус, произнес Воршавин.
– Нет, – отрезал я. – После штурма лагеря получишь оружие. И смотри мне, если что пойдет не так, пристрелю!
– Не доверяете? – хмыкнул парень. – Это хорошо, доверчивые долго не живут, с таким командиром, как вы, можно воевать!
– Личный состав построен! – хмуро доложил подошедший Рыжиков.
– Бойцы! Сейчас мы с вами пойдем в бой. Наша задача – уничтожить три объекта: концлагерь, расположение добровольческого батальона, где кучкуются нацики и фашисты, и аэродром, на котором стоят турецкие беспилотники и итальянские вертолеты. Ясно? В нашем отряде все не просто добровольцы, те, кто самостоятельно принял решение идти за линию фронта, здесь только те, у кого есть личный счет к врагу, те, у кого погибли родные и близкие. Мы здесь для того, чтобы мстить, чтобы враг понял, что на нашей земле ему никогда не будет спокойной жизни. Мы будем не просто воевать, мы идем убивать и мстить. Никакой пощады!
Закончив пламенную речь, обвел взглядом строй бойцов, стоявших передо мной. Молодые парни, многим нет еще тридцати. Лица сосредоточенные, хмурые и напряженные. Почти всем страшно.
Страх – это естественная реакция организма на опасность для своей жизни. Но можно ли избавиться от страха на войне? Можно ли преодолеть это крайне мерзкое чувство, когда парализуется воля, сознание, сковываются руки, ноги становятся ватными и сами собой подламываются? Можно, но для этого надо пережить свой первый бой, убить своего первого врага, и тогда ты уверуешь, что избранный, пули тебя не берут. Но это ровно до первого ранения, и вот тогда, когда впервые прольется твоя собственная кровь, тогда и придет настоящий страх. Именно он и ломает бывалых воинов.
– Красиво сказал, одухотворенно, – похвалил Сникерс, вырвав меня из пелены размышлений. – Будешь? – он протянул мне вскрытый пакет с паштетом.
– Нет, не хочу, – отмахнулся я. – Пошли, проверим позиции.
Наши позиции были надежно замаскированы и состояли из трех уровней. Первый – несколько наиболее опытных бойцов, которые должны были захватить тех, кто приедет на «Хаммере», то есть командование концлагеря, второй уровень – шесть ПКМ, четыре РПК и восемь автоматчиков, ну а если каким-то чудом врагу удастся вырваться из второго круга засады, тогда их ждет внешний контур – РПГ и РПО. Их просто сожгут.
– Из гнезда выпорхнули два тетерева, один дятел и бобер, – доложилась рация голосом Метлы, оставшимся в дозоре возле концлагеря. – Сколько тетерева несут птенцов – не видно, дятел несет троих, на бобре сверху никого нет.
Хоть наши переговоры и были защищены цифровым кодированием, но все равно привычка – девка въедливая, она заставляет разговаривать в эфире иносказательно. Из ворот концлагеря выехали «Хаммер», в котором сидят трое, два тентовых «Урала» и «бардак», у которого на броне никого не было.
Сколько же может быть всего бойцов противника? Минимум отделение – десять-одиннадцать человек, максимум взвод – двадцать пять – тридцать бойцов. БРДМ – это, конечно, хоть какая-никакая, но бронемашина, и спарка из КПВТ и ПКТ – серьезный аргумент, но если что, сожжем к чертям собачьим!
Я связался с отделением лейтенанта Тонкина, они прикрывали ложбину, по которой могла поехать вражеская колонна, и предупредил о готовности номер один.
– Стрелки, по сигналу работайте самостоятельно! Приготовились! Команду