Читать интересную книгу Славия. Паруса над океаном (СИ) - Александр Белый

Но вот однажды на вечерницах она сама подошла к нему со спины, совсем расстроенному и измученному, и робко попросила:

— Господин Данко, простите за нескромность, но вы не могли бы проводить меня домой?

— О, да, госпожа! К вашим услугам! — он повернулся к ней и вскочил, как ужаленный и, не веря происходящему, предложил руку, к которой она прикоснулась своими подрагивающими пальцами. Его душа оборвалась, и он страшился лишний раз вздохнуть.

Они медленно шли по луговой траве с еще не выпавшей росой, удаляясь все дальше от костра, и вдруг она сказала:

— Мне брат разрешил.

— Что разрешил? — Данко чуть ли не споткнулся.

— Выйти замуж по любви, за того, за кого захочу, — тихо, совсем смутившись, ответила она.

— Госпожа Татьяна! — он свалился на колени и прижал к губам ее дрожащие руки, — Я так люблю вас, Танечка!

Затем, были частые встречи, долгие разговоры о жизни, незаметные, казалось бы, непроизвольные касания друг к другу, слова нежности и любви. И первый короткий поцелуй в терновнике после форсирования Днепра (спугнули гадские казаки). Впрочем, в тайну их отношений верили только они сами, ни для кого другого это тайной не являлось. Даже семь писем от любимой, написанные в Мадриде и доставленные князем из метрополии, тот вручил ему молча, без эмоций, вроде бы как так и должно быть.

Четыре дня назад был собран штаб, и началась разработка этой операции. Были выслушаны разные идеи офицеров, но предложенный князем план оказался воистину сумасшедшим и невероятно наглым. Один из его самых важных и опасных этапов — высадку, захват ворот и башен крепости, а также захват парадного входа дворца наместника султана, стремились возглавить все присутствующие — и генерал Бульба, и майор Полищук и капитан Лигачев, но дело было поручено именно ему. Понятно, что все блага и почести, полученные ими до сего дня, были авансом, теперь Данко просто обязан доказать себе, своим воинам и князю, что он достоин оказанной чести, достоин звания, должности и права командовать людьми. Достоин руки любимой.

Перед самым африканским побережьем и входом в Агадирский залив, океан разволновался баллов до семи, снасти пели как струны, а шебеки оседлав волну, влетели в бухту, словно на крыльях. Здесь же ветер резко стих, превратившись в легкий бриз, а волна перестала бесноваться и пениться, покатившись к берегу невысокими и частыми валками. Перед заходом в порт, как и планировалось ранее, лидер под командой лейтенанта Власьева свернул паруса, а гребцы, спрятав головные уборы и играя роль галерных рабов, ударили веслами по воде, направляясь к свободному месту у причала, напротив крепостных ворот. Остальные три шебеки также убирали паруса, но работали в соответствии с планом не спеша, поэтому, приотстали, рассыпались на рейде по фронту и медленно поковыляли, выискивая незанятые окна чужих стоянок в район скопления таких же боевых судов. Здесь они легли в дрейф, вроде бы, как в ожидании шлюпки мытаря.

После нескольких сильных гребков, «рабы» подняли весла, и первая шебека с главной ударной силой на борту, причалила к пирсу, при этом чуть ли не встык притерлась кормой к корме двадцатичетырехпушечного корабля пиратов. С борта немедленно скинули трап, и сошедшие на причал матросы стали быстро крепить швартовые концы. При этом командир канонирской палубы, сержант Гудима жестами показывал, какой конец подтянуть, а какой ослабить, чтобы борт четко смотрел на дорогу.

А на палубе врагов-соседей тоже началось шевеление, возникло семеро матросов, один из которых стал кричать и размахивать руками. Ему оппонировал, брызгая слюной и точно так же размахивая руками, сержант Бузько, прекрасно знающий арабский, так как в течение трех лет пробыл в Тунисе в рабстве, пока на родину не пришло известие и его не выкупили.

— О чем они орут? — тихо спросил Паша Власьев.

— Арабский понимаю плохо, но тот, кого ты через полчаса будешь резать, кричит, что это причал великого капитана Улудж-бея, говорит, что мы не дождались мытаря на рейде, который должен нам показать место и требует убираться.

— А Бузько, что говорит?

— Посылает его подальше, говорит, что к наместнику султана Магриба в Агадире, достопочтенному Кемаль ад Дину, прибыл в гости с подарками сын великого бея Туниса Хусейна аль Хабиба, принц Али, и ему плевать, о чем сейчас распинается недостойный сын ишака… А вот и мытарь бежит, — кивнул на невысокого толстячка, который в окружении четырех стражников бежал с горки от ворот крепости. А в это время, сто сорок бойцов, одетые под арабских моряков, споро выгрузили два больших сундука, шесть ящиков и целую кучу разных свертков, а так же три десятка тяжелых баулов. Данко чисто механически потрогал руками оба револьвера и кивнул, — Пойду я, Паша, пора.

— С Богом!

— И ты не плошай!

Данко сбежал по трапу и, не оглядываясь, не обращая внимания на крики покрасневшего, запыхавшегося толстячка, нахмурился, задрал подбородок вверх, выступил вперед и пошагал по каменной мостовой, через предместье к воротам города. Следом за ним, похватав на плечи вещи, толпой повалила первая рота стрелков, батарея минометчиков и четыре пулеметных расчета. Потащила правителю, местному гарнизону и пиратам незабываемые подарки. А вопли мздоимца заткнул Бузько, ткнув ему в руки десять золотых цехинов — более чем щедрое мыто.

Дорога к воротам извивалась змеей, и все время шла в гору. Если прикинуть по прямой, то к ним от причалов было метров семьсот, но с учетом всех извилин тянуло на тысячу. На полпути от нее отходило три ответвления, одно вело к базару и большой группе складов, второе — к караван-сараям, увеселительным заведениям и баням, где любят зависать морские разбойники, а третье — к лачугам низов местного общества.

Встречный народ с удивлением посматривал на ватагу молодых людей, возглавляемую таким же молодым, видимо очень знатным и богатым господином. Они молча тащили на плечах целую кучу разного добра, среди которого выделялись два огромных красивых сундука, каждый из которых удерживали восемь человек.

У закрытых ворот их встретили шестеро стражников, одетые в чалму, толстые стеганные халаты, шаровары и короткие, похожие на тапочки башмаки. В каждого из них на поясе висел кинжал и кривой меч. Старший караула вышел вперед и поднял руку:

— Стойте! Кто такие! — так перевел его слова Данко.

— К наместнику султана Магриба в Агадире, достопочтенному и мудрому паше Кемаль ад Дину, прибыл в гости с подарками сын великого бея Туниса Хусейна аль Хабиба, принц Али! — громко и с запевом, приподняв руки вверх, завел свою шарманку Бузько.

— Э-э-э… достойный Али-ага, за вашим сопровождением пошлю сейчас кого-то во дворец, но всех ваших людей э-э-э, в город все равно пустить не могу, — с удивлением наблюдая за ватагой, сказал старший караульный.

— А нам всех и не надо, — сказал Бузько и вложил тому в руку пять золотых.

В принципе, при планировании операции рассматривались разные ситуации, вплоть до того, что действовать пришлось бы начинать немедленно, но было бы желательно передовому отряду без пыли и шума дойти к парадному входу дворца. Вот тогда и начинать.

К счастью, все обошлось. Сто десять бойцов с шестью ящиками и большинством рулонов и упаковок, расположились на большой площадке, метрах в семидесяти справа от ворот. Данко с тремя десятками бойцов, фактически первым взводом стрелков, в сопровождении одетых в приличную броню пяти гвардейцев паши, отправился во дворец.

Судя по информации, полученной от пиратов, защиту города обеспечивал гарнизон в триста стражников, тридцать личных гвардейцев паши, а так же экипажи сорока восьми (уже сорока трех) боевых шебек, с общей командой, численностью около двух тысяч морских разбойников, исключительно лояльных городским властям. Собственно, большинство пиратов сами были жителями Агадира, только верхушка и моряки позначимей, обитали внутри города, а рядовой состав — за воротами, в предместье.

Город насчитывал около десяти тысяч жителей, и только половина из них проживала внутри крепости. То есть, жителями считались исключительно правоверные мусульмане, которые существовали, в основном, за счет торговли с разбоя, а рабы, которых было в два раза больше, таковыми не считались. Половина рабов тоже содержалась внутри крепости и использовалась на хозяйственных работах в домах горожан, а вторая половина за воротами. Из них, мужчины — в качестве галерных рабов, работников складов, литейных и кузнечных мастерских, а женщины, за небольшим исключением красавиц, попавших в богатые гаремы, отправляли в дома утехи, ублажать обкуренных гашишем морских разбойников.

Схема с расположением подходов к морским башням, казарме городской стражи и дворцу паши, улочек и переулков с домами наиболее значимых людей города, была изучена каждым офицером и сержантом, а ситуативные задачи были поставлены не только командирам взводов, но и командирам отделений, а в авангардной группе даже некоторым капральствам. Каждый знал, что ему делать и когда группу Данко впустили в ворота города, оставшийся исполнять обязанности командира лейтенант Козельский начал отсчет от одного до пятисот. Предполагалось, что путь от крепостных ворот до центрального входа во дворец, занимал по времени минут восемь-девять. Пока он считал, бойцы вязали друг другу на левую руку белые повязки и разворачивали принесенные с собой рулоны и упаковки.