- А я тебе говорю, ерунда это, - горячился первый, помоложе. - Не такой Крейстер человек, чтобы сам себя загубить. С чего бы это ему свой дом подпаливать? Да еще со всей семьей, с дитями малыми.
- Чужая душа - потемки, - рассудительно прогудел второй, размеренно загребая со стоявшего перед ним блюда рассыпчатую, курившуюся паром полбяную кашу и отправляя в оправленный бородой широкий рот. - Бают люди, сам не свой Крейстер в последнее время стал: изменился, нос задрал. Как будто его старшиной цеха поставили, а то и выше бери. Давеча я к нему за помощью заходил, хотел сына в его мастерской пристроить: куда там. - Бородач махнул рукой.
- И все одно, - возражал молодой. - Нечисто дело с этим пожаром. Нечисто. А страже нашей лишь бы все на самогубство списать; конечно, это легче, чем душегуба искать.
- Оно, может, так, а может и не так, - подвел черту под спором старший.
Ройс, продолжая вполуха прислушиваться к разговору мужчин, перешедших от несчастного случая с семьей неведомого Крейстера к городским сплетням, неспешно пил молоко, обдумывая планы на грядущий день. Если сведения Клауса верны и герцог Вердозо до сих пор не вернулся в Арс, у Феликса должно быть достаточно времени, чтобы добиться аудиенции короля. Однако, одна из истин, выученных им на собственной шкуре, была в том, что надеяться на глупость или медлительность врага - удел дураков. Поэтому действовать надо так, словно герцог уже получил вести о смерти Энцо и теперь направляется в столицу, обуреваемый жаждой мести.
- Господин желает еще чего-нибудь?
Феликс очнулся от раздумий над опустевшей, как выяснилось, чашей, поднял взгляд и узрел перед собой миловидную служанку. Как бишь, ее звали? Лимейя?
- Может, господин желает медовых коржиков? - служанка стрельнула в него лукавым взглядом. - Тетушка Пизанна печет такие замечательные коржики, а с молоком - это просто объедение.
- Нет, спасибо, Лимейя, - Ройс поднялся со скамьи. - Мне пора в город. А медовых коржиков я обязательно отведаю.
- Ламейя.
- Что?
- Меня зовут Ламейя, господин, - девушка взметнула заплетенными в косички волосами, отчего-то хихикнула, развернулась и бросилась на зов хозяйки таверны, которая сразу начала ей выговаривать за какой-то проступок.
Феликс вышел на залитый утренним солнцем двор, с удовольствием потянулся, подставляя лицо утреннему, еще не жаркому, солнцу. Солнечные лучи ластились к нему, словно желтые пушистые цыплята, ожидающие от хозяйки, что она рассыплет перед ними вкусные зерна. В центре подворья на лавочке сидел Тобальд, что-то мастеривший из деревянного чурбачка.
- Доброго утра, мессир Ройс, - Тобальд, увидев Феликса, вскочил со своего табурета. - Хотите запрячь коня? Отличные кони у вас, мессир, сразу видно благородного человека.
На самом деле Феликс еще и сам не решил, стоит ли брать ему коня, если до дворца можно вполне прогуляться и пешком: посмотреть на город и его обитателей. Однако, поразмыслив, он решил, что все же являться пешим к королевскому замку ему, барону, как-то не к лицу, поэтому согласно кивнул Тоби, и направился к конюшне.
- Да, мне надо съездить по делам.
Заседлав жеребца, Ройс легко вскинул тело, отозвавшееся едва заметным сопротивлением, напомнившем о пятидневном конном переходе, в седло и выехал во двор. Одет он был хоть и не в вычурное платье, какие обычно таскают на себе столичные аристо-модники, однако достаточно для того, чтобы внешний наблюдатель смог с уверенностью сказать, что перед ним не какой-нибудь крестьянин, купец или ремесленник, а человек знатного происхождения.
Сапоги из кожи оленя-рогача, редкого в Нолдероне гостя, заправленные в сапоги штаны из лунного черного шелка, из того же материала рубашка, прикрытая коротким, военного покроя плащом, украшенным чешуйками панцирного скорпида и перехваченного у горла небольшой, но изящной золотой фибулой. Талию стягивал широкий кожаный пояс, инкрустированный пластинками черепашьего панциря. Меч Феликс благоразумно решил с собой не брать, рассудив, что вряд ли он понадобится ему средь бела дня на улицах города, а во дворце его все равно придется сдать страже.
Услужливый Тобальд открыл ворота и Ройс выехал на улицу. Где-то высоко над домами города в воздухе разносились гулкие удары: колокола далекого собора Святого света пробили третий час утренней стражи.
Городские улицы уже гудели привычным оживлением: хоть Старый квартал и не был сосредоточием торговли, как Торговый, все же в нем хватало ремесленных и купеческих лавок. Феликс натянул поводья и свернул направо, в сторону Суконной улицы, ведшей к Шелковому кварталу. Не спеша проезжая улицы и площади, он воскрешал в памяти давно забытые картины старого Мирра, который он, до этой поры, видел в трех обличьях.
Одно было - древний облик города, возведенного переселенцами из Хионской империи сотни лет назад, одаривавший Феликса красотой вычурных фронтонов, крепостью каменных стен, узкими улочками, то распахивавшимися в широкие обсаженные могучими липами площади с бьющими в центре фонтанами, то вновь сужающимися, словно ручьи, сбегающие с гор.
Другое было - ликом войны, до сих пор иногда приходившее ему во снах, щерясь на Ройса обожженными пустыми глазницами оконных проемов, выгибаясь нелепыми обглоданными костями руин, посыпая его волосы серым пеплом, отдающим сладковатым запахом, от которого першило в горле, и дыбом становились волосы.
И третий облик он застал четыре года назад, когда спустя два года после победы с оказией завернул сюда на два дня. К тому времени многое в городе было восстановлено, многое отстроено заново. Все еще, то там, то здесь, зияли дырами, словно бельмо на глазу, пустыри, едва расчищенные от закопченных камней; еще не все стены были восстановлены и не шумел еще своим привычным рокотом Торговый квартал. Но уже были видны контуры нового города: так змея сбрасывает свою шкуру и сквозь старую, шуршащую кожу проступает новая, молодая, свежая, пестрящая новыми яркими красками. Казалось, нет уголка, где не стучали бы молотки кузнецов, не слышался свист рубанков плотников, не пахло густым ароматом яичной смеси, что добавляют в строительный раствор умельцы из гильдии каменщиков.
Сейчас же перед Ройсом проплывал четвертый облик нового города, в котором с трудом угадывались черты того Мирра, что предстал перед ним больше двадцати лет назад, когда он впервые пересек Южные ворота. Вот на фасад большого дома, проплывающего по правую руку, словно бы незримой тенью накладывается стена "Королевского стрелка", знаменитого на весь город трактира, где хозяйничал старый Аквидиус, варивший эль, соперничавший, по отзывам многих, со знаменитым осенним элем туатов. А вот фонтан, стоящий в центре небольшой площади и орошающий прозрачными струями окружающую зелень, словно проваливался куда-то вниз, а на его месте вырастала башня Рейеса, место обитания одного из немногих магов, живших тогда в столице.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});