ли можно было назвать голосом протеста. Между тем этому учителю музыки пришлось испытать на себе ненависть и гнев католической администрации школы Вильгельма Йоркского, которая считала, что Bee Gees оказывают негативное влияние на молодежь. Но вот что я вам скажу – что-то я не замечал, чтобы вокруг слонялись подростки, старавшиеся выглядеть как Bee Gees.
Напротив, в Финсбери-парке нас окружала та самая «Lollipop Opera» с альбома This Is PiL. Регги всегда был рядом – как без него, учитывая довольно большую карибскую общину по соседству. У-у-у-у-х, на некоторых ранних пластинках ска-групп были реально грязные песни. Особенно мне запомнились строчки из песенки «Dr. Kitch»: «Меня пугает вид твоей инъекции / Я его вставил! / Она его вытащила! / Я толкнул его внутрь…»[47]
С самого раннего детства я ходил в свой любимый музыкальный магазин, тот, что под мостом в Финсбери-парке, – этим магазином управляла маленькая старушка. Люди не из нашего района бывали в Финсбери только из-за этого магазинчика. Не знаю уж как, но здесь можно было купить лучший регги в мире, привезенный прямо с Ямайки. Магазин был полон ямайцев и рокеров. На стойках стояли пластинки Джими Хендрикса, много тяжелого хеви-метала, который в то время еще так не назывался – тогда это считалось прогрессивом. В итоге получалось блестящее сочетание этих двух элементов, которые, на мой взгляд, замечательно друг другу подходили.
Эти записи прекрасно смешивались. Я не делал между ними никаких культурных различий, передо мной не стоял выбор – они просто хорошо сочетались. Мне нравилось собирать отдельные фрагменты чего угодно, и я с удовольствием смешивал регги или классику с Элисом Купером и Hawkwind[48]. Я понял, что все это существует внутри головы: совершенно иная вселенная. Она столь же реальна, как и все остальное; это дар, который мы, люди, несем друг другу, особая форма общения, выходящая за рамки слов и звуков. Мне кажется, это такой пейзаж из сновидения, а из снов происходят великие вещи.
Еще, к примеру, я обожал Status Quo. Мне нравилось, что они нашли нечто интересное внутри самого незамысловатого, скажем так, формата. Их метод – простота и совершенство внутри этой простоты. Я так сопереживал тому, что они делали, это звучало мощно, как хороший толчок! Очень, очень искусно – превосходно, на мой взгляд, идеальный бит. Фантастический рок. Чудесные, блестящие, прекрасные вещи.
И я крепко запал на Капитана Бифхарта[49]. Я понятия не имел, о чем он там, но знал, что мне это нравится. Капитан Бифхарт был немного комедиантом. Никогда не делал пауз, когда погружался в комедию или пародию. Такой Томми Купер[50] от музыки. То, что Бифхарт делал, было чудесно – он брал дельта-блюз и все эти южные штучки, переворачивал вверх дном и создавал из немелодичной какофонии очень, очень хорошие мелодии.
Он вообще не нравился многим серьезным блюзовым музыкантам, именно из-за его хаотичного обращения с материалом. Они же воспринимали себя слишком серьезно и были слишком сильно погружены в себя… скажем, как историки. При этом полностью теряется смысл и назначение музыки, которая должна развлекать, увлекать и образовывать. Но не диктовать. Аутентичность? О, да прекратите! Это дьявол в музыке. Люди, проповедующие в блюзе аутентичность, похожи на Эрика Клэптона – а теперь погодите-ка! Помимо того, что приехал он совсем не из той страны, – здесь еще кое-что не так! Он имитирует нечто, а затем начинаются проповеди из серии «что такое хорошо и что такое плохо». И он не понимает, что музыку пишут люди и для людей. Я согласен, чистота – это замечательно, но иногда некоторым из нас нравится и что-то нечистое – так бывает. Прикиньте, я вот люблю смешивать напитки!
«Прогрессивный рок» был очень неудачным названием для всей той музыки, что появилась на рубеже 70-х, поскольку большинство групп, определенных в эту категорию, на самом деле были не очень-то прогрессивными. Все они, казалось, перепевали друг за другом, да плюс еще было слишком много битловского влияния. Я никогда не любил Yes[51]. Мне нравилось оформление их пластинок и обложки, но те нелепые сопли, что они выпускали, – меня там мало что трогало. Но я действительно относился серьезно к работам Роджера Дина[52], покупал альбомы таких групп, как, например, Paladin[53], – все обложки, которые он рисовал. Во многих отношениях это открыло мне доступ к записям, которые я обычно не слушал. Есть много способов открыть для себя музыку, и оформление пластинки для меня – один из них.
Раньше мне нравился лейбл Vertigo, когда они украшали пластинки лого с вращающейся спиралью – выглядело потрясающе. Наклейка всегда была на стороне B, поэтому я проигрывал именно эту сторону – просто чтобы посмотреть, как она вращается на вертушке. Это было классно, довольно так трипово, на синглах, на 45 оборотах. После перенесенного менингита я был склонен к эпилептическим припадкам, поэтому любое движение, подобное этому, создавало в моей голове ощущение психоделического путешествия. Наблюдать, как крутится наклейка, этот вечно-вечно-бесконечный туннель, и пытаться поставить эту гребанную иглу в бороздку – у-у-у-х, ты!
К тому времени, как мне исполнилось лет пятнадцать-шестнадцать, победил глэм-рок. Electric Warrior[54] T. Rex был потрясающим альбомом. Опять же мне очень понравилась обложка – золото и усилитель – вау, просто охуительно! То, как он обрывал эти прекрасные недоигранные гитарные партии, рассеивающийся словно дым звук – больше чем кивок в сторону Бо Диддли[55], бог мой, посмотрите, как он это делал!
Вообще, релизы того времени меня реально будоражили. Поп-музыка в целом звучала отпадно, так гладко и клево, даже у Элвина гребаного Стардаста[56], которого я обожал. А еще Rock On Дэвида Эссекса[57] или Rock And Roll (Part 1 & 2) Гари Глиттера[58]. С музыкальной точки зрения они мало что собой представляли, но что-то такое в них было – та атмосфера, которую они создавали. Своеобразная модернизация рок-н-ролла, перевод его на новый уровень, и это не всегда было связано с Yes и теми группами, что мучили вас своими виртуозными записями. Эти же такие: «Да пошло все в задницу!»
Уйдя от хиппи-шмиппи-фолка, Болан подрастерял признание этой бригады скрещенных ног, но мгновенно обрел любовь и обожание девчонок и молодых ребят на местных дискотеках. Это были записи, открыто выражавшие необузданную сексуальность. Тамла Мотаун[59] сделали то же самое. Так что мы получали это изо всех источников. Дайте деткам заниматься любовью.
Потом был Дэвид Боуи, поющий о «мужской любви» в «Moonage Daydream»[60]. Это была песня Сида