Дмитрию Федоровичу можно было и не прислушиваться к себе и своим настроениям: если Осип находился поблизости и держал его в поле зрения – считай, диагноз поставлен!
Осипа Игнатьевича, носившего предостерегающе-замысловатую фамилию Меч, Дмитрий разыскал сам, когда на его трудно рожденную, пребывающую в юношеском освоении мира фирму произошел первый, действительно серьезный «наезд». Правда, и в дела он влез непростые – дележка жирного куска, обесцененного и позабытого до поры государством, которому в ту пору было не до своих богатств – правители делили кресла и боролись за власть. Но дальновидные шустрые ребятки вроде Дмитрия Победного цену, значимость и перспективы таких кусков понимали и бились за них в прямом смысле не на жизнь, а на смерть.
До этого с многочисленными локальными неприятностями и разборками Дмитрию и его тогдашним друзьям-партнерам удавалось справляться самим, но здесь случай оказался не тот и масштабы со-о-овсем иные.
С Осипом его в далекие времена севастопольского юношества познакомил папенька одноклассника, морской офицер, имевший какое-то отношение к секретным подразделениям. А Осип Игнатьевич Меч был как раз засекреченным-перезасекреченным до невозможности и испуга офицером-инструктором спецотряда морской разведки или чего-то там террористически-специального под всеми наивозможнейшими грифами и печатями.
Вся эта официальная лабуда мало интересовала пацанов – главное, что молодой (всего на пять лет старше), улыбчивый, здоровенный красавец-весельчак, сокрушитель женских сердец, холостяк по убеждению, а заодно и по требованию партии взялся обучать мальчишек подводному экстремальному плаванию с аквалангами и без них, а также некоторым запрещенным приемам (явная мелочовка из того, что умел и знал и чем владел сам).
Они сдружились, насколько можно было сдружиться с человеком такого уровня значимости и официально-документальным отсутствием в переписи населения страны.
И именно о нем вспомнил Победный, когда его приперло всерьез. И понимая, что разыскать Осипа нереально, имея минимум надежды, все же рванул с балтийских берегов в «самостийную» уже тогда до бескрайности Украину. В Севастополь.
Пользуясь развалом и дележом флота, беспредельщиной всех структур на всех уровнях, подкрепляя дело взятками, накрыванием «полян» и всеми имеющимися у него в арсенале способами достижения цели, Дмитрий нашел-таки Осипа Меча! Нашел якобы в глубокой отставке и в безусловном полном пренебрежении к происходящему вареву в бывших некогда советских спецслужбах.
«Отдыхал» Осип лениво, с большим чувством и удовольствием продолжая разбивать сердца влюбленных барышень и отклоняя разного рода предложения по «трудоустройству», регулярно поступавшие к нему.
Как там сказал великий мэтр Жванецкий о застольном разговоре на троих?
«Сильно непьющий – большая гнида!»
Гнидами они отродясь не бывали, а вот сильно пьющими крепкие алкогольные напитки мужиками в ту ночь были. Пьющими и трезвыми.
Разговор такой получился отрезвляющий.
– Я ясно отдаю себе отчет, – сказал Дима под утро, когда разговор близился к завершению, досмаливая одним затягом окурок до фильтра и горячести в ногтях, – какие люди, из каких структур и что тебе предлагают и еще будут настойчиво предлагать. Ничего этого сейчас я тебе предложить не могу. У меня только два варианта: либо я выгребу и попру вперед, а второй вариант я не рассматриваю за ненадобностью. Пристрелят, не дадут дело доделать, растащат на куски по миру, продав подороже, а я хочу, чтобы здесь все работало на меня, а заодно и на страну беспутную, а не на америкашек! На данный момент могу только предложить – вставай за спиной и прикрывай мою задницу и пообещать – скучно не будет! Запаришься дерьмо разгребать!
– Разберемся, – туманно пообещал что-то Осип.
Больше они тогда не разговаривали ни о чем – легли спать, а через час Осип разбудил Диму, потряся за плечо:
– Дмитрий Федорович, вставай. На самолет пора.
Они улетели вместе.
С той ночной посиделки Осип позволял себе назвать его Димой только в пылу перестрелки (было и такое, и не раз, а как же без этого в россейской-то действительности!) и в крутой мужской пьянке по настоянию самого Дмитрия, ну и в экстремальных, требующих мгновенных решений ситуациях.
Они как-то сразу выстроили отношения начальник-подчиненный с глубочайшим уважением с обеих сторон и скрытой формой дружбы, без дешевого панибратства и строгим соблюдением Осипом субординации.
Побушевав с полдня, доведя подчиненных до валерьяновых капель, смешанных с корвалолом, молоденькую зазевавшуюся секретаршу, не вовремя попавшую под руку, до истерических слез и добившись небывалой тишины в коридорах и за дверьми кабинетов, Дмитрий вызвал Осипа.
– Дмитрий Федорович, – обозначил свое присутствие, неслышно войдя в кабинет, Осип.
– Все, Осип! В Домину.
– Ну, слава тебе господи! – вздохнул с облегчением Осип, позволив себе комментарий.
«Доминой» назывался дом на берегу реки почти в медвежьем углу, правда, с признаками цивилизации в виде соседствующего огромного современного пансионата.
Дом с обширным ландшафтным парком, длинным узким языком поля, искусственным озерцом, в котором разводили рыбу, на полном основании мог гордо называться усадьбой, каковой и являлся на самом деле.
«Доминой» обозвала его мама, Лидия Андреевна, когда Дима привез их с отцом на торжественную сдачу объекта архитектором, дизайнерами и строителями.
– Домина-а-а! – восхитилась мама.
И за три дня обойдя с отцом все уголки-закоулки дома, приусадебную красоту, пособирав перезревающую темную малину в собственном лесу, вынесла вердикт:
– Красота у тебя здесь, Димочка, шикарная! Дивно как, замечательно! Но нам с отцом в нашем домике на Николиной Горе уютней, такое богатство уже не про нас.
Он усмехнулся, глядя в окно машины на пролетающие мимо придорожные деревья-кусты: «Надо было их с собой брать, чего один поехал? Половили бы с отцом рыбу и маму прихватили бы с собой на рыбалку, покатались бы на лошадях, они бы в лес дальний сходили. Надо было взять, а то сидят там на своей Горе, не вытащишь! Или эту… как же ее?»
Он никак не мог вспомнить имя девушки, с которой имел в данный момент отношения. И хмыкнул, подумав: «Может, у Осипа спросить?»
Осип-то знает точно.
Осип сидел впереди, рядом с водителем, и терпел – Дмитрий точно знал, что терпел – тяжелое уставшее молчание начальства. Ребята, ехавшие во второй машине сопровождения, что-то сообщили, когда кортеж выскочил за МКАД. Что им там ответил Осип, Дмитрий не расслышал – нечто такое, что они затихорились и на связь больше не выходили, дабы не схлопотать под горячую руку.