На следующий день, когда они почти приблизились к горной гряде, им навстречу попался большой табор бродячих сигани. Лучники, заметив их издалека, поскакали вперед и заставили освободить дорогу, а затем вернулись и доложили, что можно продолжать путь.
Проезжая мимо табора, Ровена с любопытством смотрела на пеструю толпу. Кочующее племя передвигалось на больших крытых повозках, забитых рухлядью, среди которой сидело множество смуглых черноволосых ребятишек в невообразимых лохмотьях. Взрослые сигани, как мужчины, так и женщины, а также подростки шли пешком. Старики важно восседали на козлах и правили лошадьми. Мужчины были лохматы, с большими черными бородами, а женщины, одетые в выгоревшие грязные длинные юбки и пестрые блузки, большей частью были некрасивы, но необыкновенно подвижны и дерзки.
Ровену оглушили их резкие гортанные голоса и громкий смех, ослепили их белозубые улыбки. Что-то лопоча на своем диком языке, блестя большими черными глазами, они чуть ли не бросались под ноги коней обоза кинны. Зная о вороватости этого племени, возницы угрожающе замахивались кнутами, но нахальные сигани ничуть не боялись их красноречивых жестов и только заливисто хохотали. Наконец последняя лошадь обоза прошла мимо табора, и все вздохнули с облегчением. Долго еще до ушей Ровены доносился гомон их голосов.
Снова пошла однообразная дорога, по обе стороны которой простиралась зеленая равнина, покрытая чахлым кустарником.
Кинна заметила, что один из всадников пустил свою лошадь вскачь. Вернувшись, он что-то сказал начальнику охраны, но тот безразлично махнул рукой. Вскоре девушка увидела на обочине дороги какую-то темную фигуру. Подъехав ближе, она рассмотрела, что это была старуха, сидевшая в пыли скрестив ноги и опершись локтями в колени. Она была такой старой, что едва держала голову. Серые грязные лохмы, стянутые на лбу бурым платком, покрывали сутулые плечи, глубокие морщины избороздили темно-коричневое лицо, беззубый рот провалился, над ним нависал крупный нос истинной сигани, один глаз был закрыт черной повязкой, другой, сизый от старости и слезящийся, жалобно смотрел на подъезжавшую кинну.
Неожиданно старуха метнулась под ноги ее лошади, и Ровена вынуждена была придержать скакуна. Тут же подлетел начальник охраны и замахнулся на старуху плетью, но кинна жестом заставила его остановиться. Древняя сигани благодарно закивала головой, на ее лице показалось подобие улыбки.
— Спасибо, госпожа, что не задавила старуху. Разве я могу тебе причинить какой-нибудь вред? — Голос ее был хриплым, надтреснутым, но, что удивительно, говорила она на илурском языке с чуть заметным акцентом.
На лице Ровены отразилось удивление. Старуха поспешно заговорила снова:
— Госпожа, не хочешь ли узнать свою судьбу? Я умею гадать по руке. Не побрезгуй подать ручку. Скажу все, что было, что есть и что будет в твоей жизни.
Девушка заколебалась. Ей хотелось узнать, что ее ожидает, но она побаивалась старухи: больно та походила на ведьму.
Начальник охраны вплотную приблизился к сигани и брезгливо поморщился:
— Проваливай, старая, нечего надоедать кинне.
Старуха только зыркнула на его коня сизым глазом, и тот захрапел, отшатнулся и встал на дыбы. Тогда она повернулась к Ровене и, шамкая беззубым ртом, снова заканючила:
— Дай ручку, госпожа, всю правду скажу.
Румелия тихо проговорила из-за спины кинны:
— Не надо гадать, госпожа, она тебя сглазит.
Однако любопытство взяло вверх, и Ровена, наклонившись, опустила левую руку. Старуха потянулась к ней заскорузлыми черными пальцами, но не взяла ее, а только приблизила свое лицо и внимательно стала вглядываться в розовую ладонь кинны единственным глазом. Затем заговорила совсем другим тоном, в котором звучала такая уверенность, что Ровена невольно верила каждому ее слову:
— Ты покинула свой дом, кинна, с отчаянием и страхом в душе. Ты боишься будущего, не хочешь замужества и ненавидишь человека, за которого тебя заставляют выйти замуж. Тебе и невдомек, что ждет тебя впереди. Ты не только полюбишь его, но будешь боготворить, потому что поймешь: нет ему равных ни в чем. Он обладает такой властью, что может одарить тебя всем, что бы ты ни пожелала. Он вознесет тебя высоко над остальными людьми, дарует тебе премудрость жизни и власть над смертью. — Старуха закивала седой головой. — Верь мне, верь, кинна.
Ровена молча выслушала предсказание, и на сердце ее словно лег камень. Самым страшным было для нее то, что она ехала не к обычному человеку, а к магу, который общался с Темными Силами. И не нужно ей было никакой премудрости жизни, а тем более власти над смертью.
Старуха, как зачарованная, смотрела на прекрасное лицо девушки. Ровена заметила ее пристальный взгляд и гордо выпрямилась в седле.
— Чем тебя отблагодарить? — спросила она.
Старуха печально вздохнула:
— Табор бросил меня подыхать на дороге. Я такая старая — никому не нужна. Позволь, госпожа, доехать с твоим обозом до какого-нибудь жилья. Я никого не обременю, а кто хочет узнать свою судьбу, всем погадаю.
Ровена кивнула ей, приказала начальнику стражи пристроить куда-нибудь старуху и тронула коня.
* * *
Румелия, накинув черное покрывало, неслышной тенью прокралась к шатру кинны. Она решила разделаться с ней этой же ночью, хотя и понимала, как рискует. Они приближались к замку Ниттон-Тана, а ей совсем не хотелось оказаться в его стенах: магу не составит труда узнать ее намерения.
Возле входа в шатер стоял стражник и дремал, держась руками за древко воткнутого в землю копья. Время от времени он, пытаясь стряхнуть оцепенение, вскидывал голову и смотрел в черную непроглядную темень, а затем снова закрывал глаза и свешивал голову на грудь. Невдалеке возле потухшего костра сидели несколько человек из охраны, но, видимо, тоже спали. Оттуда не доносилось ни звука. Румелия коснулась рукой ткани, занавешивавшей вход, намереваясь нырнуть внутрь, как вдруг услышала:
— Стой!
Она замерла, вглядываясь в темноту.
— Стой! — Донеслось от костра, и она вспомнила, кому принадлежал этот надтреснутый старческий голос.
На фоне тлеющих углей показалась темная фигурка. Румелия с трудом различила в темноте неспешно ковылявшую старуху, и ее охватил панический страх. Она бросилась назад, но сигани с необыкновенным для ее возраста проворством подскочила к ней. Румелия, выхватив кинжал, круто обернулась и занесла руку для удара… Старуха отпрянула, резко сдернула повязку с больного глаза, и молодую женщину пронзил такой взгляд, который она долго потом вспоминала с содроганием. Из черной глубины глазницы исходил слепящий луч, который заставил ее замереть с поднятой вверх рукой и сковал все движения.