Не дожидаясь поддержки товарищей по застолью, Пепел опрокинул в себя полтаху холодной водочки.
– Хочу цыганских плясок! – в наступившей за столом задумчиво-наэлектризованной тишине капризным голосом заявила Верка.
На Верку недоуменно уставились Волчок: «Чего за пургу несет эта баба»? и Тарзан: «Она, чего, совсем не врубается, когда лезть со своими бабскими глупостями, когда сидеть тихо, как клоп под обоями»? Пепел, казалось, был всецело поглощен салатом, Пиночет снисходительно заухмылялся:
– Дама заскучала за мужскими беседами. Дама желает родных напевов. А нам не жалко! – Пина поднял вверх пальцы и щелкнул.
Интернациональный жест был понят правильно. Две гитары, зазвенев, страстно заиграли, забренчали бубны, запиликали скрипки. Взметнулись пестрые юбки, заходили плечи, ноги в туфлях и сапогах пошли вышибать из паркета ритм.
Как грустно, туманно кругом,Тосклив, безотраден мой путь,А прошлое кажется сном,Томит наболевшую грудь!Ямщик, не гони лошадей!Мне некуда больше спешить,Мне некого больше любить,Ямщик, не гони лошадей!
Верка вскочила со своего места на первых же аккордах. Действительно, чего ей слушать мужские терки, когда можно гулять-веселиться, гонять танцем молодую кровь по жаждущему удовольствий телу?
Как жажду средь мрачных равнинИзмену забыть и любовь,Но память, мой злой властелин,Все будит минувшее вновь.Ямщик, не гони лошадей...Мне некуда больше спешить,Мне некого больше любить,Ямщик, не гони лошадей!
– Какие еще гарантии?
– Только я вскроюсь, вы меня грохнете. Так что предпочту работать в темную до финита ля комедии. А это значит, что здесь и сейчас мы прикинем, каким непростым образом я смогу переписаться с этим человеком, чтоб он мне ответил. И чтоб кроме меня никто этого «мыла» не понюхал.
– Я въехал, «мыло» – это на ихней фене «малява», – обрадовался Тарзан.
Пиночет напел не на мотив исполняемой цыганами песни:
– Клофелинщицы образ милый мне не смыть каустическим мылом…
Все было лишь ложь и обман...Прощай, и мечты и покой!А боль незакрывшихся ранОстанется вечно со мной…Ямщик, не гони лощадей.Мне некуда больше спешить,Мне некого больше любить,Ямщик, не гони лошадей!
Верка затерялась среди половодья цветастых шалей, летающих рук и черных волос. Она, кажется, что-то кричала или пела. Песенный текст был давно исчерпан, сейчас слышалось одно «чавел-л-ла» да яростное и пьянящее, как вольный воздух, как полыхание костров в ночной степи, безумство гитар, скрипок и бубнов. Созерцание танца вдруг прожгло Пепла, как горячий уголь, Вероника становилась то грациозной наездницей, то кувшинкой в водовороте, то насаженным на вертел фазаном… По новой возвращая Сергею память о своем сладком теле.
Когда музыка оборвалось, всем показалось, что в ресторане стало даже как-то темнее. Верка с капельками пота на лбу опустилась и тут же с аппетитом хлопнула рюмаху.
– А с чего ты взял, что этот лох тебе обязательно ответит?
– Потому что я назовусь Акелой. Наш клоп ведь не в курсах, что Акела кони двинул.
Пиночет тихо выматерился и схватился за мобильник:
– Алло! Алло? Клепа? Тормози работу. Пусть мощи еще с нами покатаются… Алло, как – поздно?!.. – Пиночет положил трубу на стол и расхерачил ударом кулака. – Блин, они его уже в Неву сбросили. Как пить дать, всплывет.
– Не понял? Жмура сегодня-завтра обнаружат? – переспросил Тарзан.
– Мы не настолько тупы, чтобы повторять умные вещи, – огрызнулся Пина.
А цыгане, чуть переведя дух, снова тронули струны, снова ударили в упругую ткань бубнов.
Лохматый шмельНа душистый хмель,Цапля белая в камыши...
– Я не хочу танцевать одна. Я – женщина, в конце концов!
...А цыганская дочьЗа любимым в ночь,По родству бродяжьей души.
И, более не тратя времени на слова, она схватила за руку Пепла. Сергей легко дал себя увести от угрюмых лиц пиночетовско-вензелевской братвы.
– Эй, ты куда? – догнал Сергея недоуменный возглас Тарзана.
– Ладно, пусть девочку побалует, – ответил ему Пиночет.
Так вперед, за цыганской звездой кочевой,На закат, где дрожат паруса…
Верка встряхнула головой, пуская волну из черных волос, взмахнула руками, топнула ногой.
...И глаза глядят с бесприютной тоскойВ багровеющие небеса.
Поигрывая плечами и грудью, Верка приблизилась к Пеплу. Подмигнув и улыбнувшись, сказала:
– Ты умный, тебя даже Пина послушался. Тебе хватило одной фразы: «Сколько у тебя запасных обойм»?, чтобы он не стал стрелять в евреечку, – льстила и ластилась Верка, – Я знаю, откуда ты можешь Акелиному дружку письмо послать. Выскочим через халдейскую дверь. Оттуда к служебному выходу. Оттуда за угол и проходными дворами. С ромалами я договорилась, они прикроют.
Так и будем идти,Не боясь пути.Хоть на край земли,Хоть за край.
Пепел обходил по кругу отчаянную дочь цыганского народа, заводя поочередно руки за голову и потом похлопывая в такт мелодии ладонями по щиколоткам.
Так вперед, за цыганской звездой кочевой,На закат, где дрожат паруса…
Веркины глаза снова оказались совсем близко от глаз Пепла.
– Я отведу тебя к нашим. Нигде ты не спрячешься надежней. Наши честно возьмут половину и потом помогут тебе уехать, куда пожелаешь. Пойдешь?
Пепел уже все просчитал: играет ли Верка сама, или провоцирует по указке Пини; одна ли Верка надеется удержать возле себя Сергея или их поджидают у ресторана друзья из ее табора; имеет ли смысл ему корешиться с ромалами. И вот ответы: Пине нет смысла проверять Пепла, он и так знает, что тот готов сбежать при любой возможности; конечно, Верка не решилась бы на такой отчаянный шаг без поддержки, кстати, ведь именно она выбрала этот ресторан, да и плюс отличное знание, какие тут дворы поблизости проходные; да, ему есть смысл корешиться с цыганами.
– Пошли, чернобровая, – сказал Сергей.
Тогда Верка что-то громко выкрикнула на языке кочевого народа. И ромалы пестрою толпой тут же слаженно двинулись к столу Пиночета. Пепел и цыганка Вера сразу же оказались за завесой из развевающихся юбок и шалей, за красными мужскими рубахами гитаристов, скрипачей и плясунов. Яркая живая стена растянулась до той самой двери в служебные помещения. За этой стеной Пепел и Верка не бегом, но быстрым шагом добрались до выхода из зала. А по кухням, коридорам, заставленным баками, мимо моек они уже бежали. Выигрыш от одной до трех минут им обеспечен – быстрее Пина не спохватится – а этого довольно даже и без проходных дворов.
Но до дворов, как Пепел и предполагал, дело не дошло. Едва они выскочили на улицу и побежали к углу дома, их нагнала «девятка», остановилась, завизжав тормозами и въехав передними колесами на тротуар. Из распахнувшихся дверей высыпало трое невысоких смуглых парней.
– Это наши! Какая удача! В машину! Быстрее! – радостно, будто и вправду случайно так совпало, закричала Верка, не забыв намертво вцепиться Пеплу в рукав.
Сергея бы запихали, начни он сопротивляться. А начни он сопротивляться всерьез, его бы, конечно, не до смерти порезали ножами. Но Пепел без вопросов, брыканий и прочих глупостей запрыгнул в прокуренный салон «девятки». Ведь он уже все заранее обдумал и решил.
Глава 5. Чавелы
…Незаконное лишение человека свободы, не связанное с его похищением, – наказывается ограничением свободы на срок до трех лет, либо арестом на срок от трех до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до двух лет… (Статья 127 УК РФ)
– Весьма интересный жилец, – сказал Юрий Витальевич, брезгливо понюхав кружку с жирно-коричневым осадком на стенках. – И, самое грустное, никаких концов не оставил. – Майор подошел к магнитоле, занес руку над кнопкой «play» но почему-то передумал шуметь.
Соня зябко поежилась, хотя комната сквозь запыленное стекло была залита солнцем по люстру:
– Он нормальный парень, только в жизни не повезло. Папа с его отцом когда-то вместе... Вот папа и решил помочь.
– Только не надо из своего покойного папеньки доброго самаритянина строить, – брезгливо поморщился майор, приставил стул к шкафу, взгромоздился и заглянул наверх. – С твоих слов выходит – решил помочь, а, по моему разумению, Семен Моисеевич подобрал парня, которого воля не шибко ждала. – Кудрявцев, морщась, носовым платком вытер пыль с ладони. – Торпеду готовил для своих мутных игр, вот только против кого? Не против меня ли?