Вылезаю из-под скамейки и смело смотрю на них, а девушка открывает сумочку и вынимает сверток. Да, в сумочке, когда я ее открывал, я видел несколько фунтов бижутерии — золото, платина, драгоценные камни. Бриллиантов величиной с яйцо нет, но содержимое сумочки — целое состояние. И теперь девушка лезет в сумочку, достает мою посылку, разворачивает бумагу, а там деревянный черпак, отломанный от какой-то поварешки! Никого это не удивляет, она меня трогательно благодарит, я ощущаю гордость, а мои преследователи злятся, но не слишком. Всё начинает приобретать этакие идиллические черты — мол, они пытались помешать, но не сумели. Из зала выходит целая толпа студентов, и тогда один из тех, кто меня преследовал, проталкивается ко мне, я его даже жду, а он приближается и, неприятно улыбаясь, шепчет, что мне вынесен приговор и, как только я выйду из здания, меня убьют.
Я весь покрываюсь холодным потом и… просыпаюсь. Каждый раз в одном и том же месте сна, и точно так же от страха.
В связи с этим сном у меня такая мысль: почему почти у всех снов идиотский конец? Почему никогда не бывает так, чтобы во сне — так же, как и в жизни? Почему то, что во сне выглядит смешным, в жизни глупо и банально, а то, что пугает, — в жизни выглядит по-идиотски? То, что во сне кажется важным, — в жизни ничего не значит? Если сны — в каком-то смысле отражения реальной жизни, то почему я во сне вдруг начинаю вести себя как последний идиот — например, ношу в кармане половину очищенной картофелины (такое мне тоже как-то раз снилось). Может быть, это способ как-то разгрузить сознание, как-то избавиться от комплексов?
Мне несколько раз хотелось поговорить с кем-нибудь компетентным в этом вопросе, но всегда находились дела поважнее. Потому, увидев это объявление, я сразу подумал, что стоит воспользоваться случаем. Мне не нужны эти двадцать долларов, но если вы знаете ответ на какой-то из моих вопросов — буду благодарен. Павел Джонс».
Дальше шел адрес его электронной почты.
И сразу же снова ожил комп:
«Моим самым отвратительным сном был тот, в котором я сдирал шкуру с игуаны, чтобы сварить из нее суп. Сдирать было легко, но потом я не смог решиться и не убил ее… Да, я обдирал ее живьем, шкура просто слезла как чулок… Потом…»
Я выключил комп. Что-то я сделал не так. Мне не нужны были самые странные, самые страшные, самые пикантные, но… Вот именно — а что мне нужно?
Я удалил объявление из Сети и поставил у себя на компе фильтр, который должен был отбрасывать обычные сны и оставлять лишь сдвоенные. Мне не понравилось то, что я сделал, — ключевые слова, ограничения и так далее; да и в любом случае мне был не слишком по душе подобный способ сбора информации. Мне больше подходили старые добрые методы: информацией для меня были прищуренный глаз собеседника, его запинки, дрожание рук, четвертая сигарета за пять минут, дрожь в голосе и так далее. Меня информировали соседки: «А вы знаете, что тому, из дома номер шесть, чаще всего снятся молодые крокодилы? Раздетые и поющие контральто самцы?» Вот это была бы информация!
Но я прекрасно понимал, что невозможно ходить по домам и собирать сны в корзинку. Стоп, кто там был богом сна? Орф… Тьфу, Морфей! Да, ради Морфея! Так что же мне делать?
Я вышел в сад и добавил удобрений в землю возле деревьев, собрал в компостную яму немного сухих листьев, засыпал их известью. Больше мне делать было нечего. Может быть, подумал я, купить какой-нибудь автомобиль по частям и заняться его сборкой? Времени у меня всё больше, и убивать его чертовски скучно и утомительно.
Я причмокнул, вырвав собак из дремоты, взял их на поводок и пошел в парк. Там я дал им возможность развлечься. Феба помчалась поздороваться со знакомыми и послушать свежие сплетни. Монти, утомленный двухсотметровым марафоном, улегся у моих ног и погрузился в восстанавливающую силы дрему. Интересно, ему что-нибудь снится? Кроме холодильника, ясное дело. Наверняка что-то снится — иначе отчего у него дергаются лапы, иногда сильнее, чем наяву, почему он время от времени повизгивает, попискивает, скулит?
Кажется, я впадаю в паранойю. Это выглядело даже в чем-то соблазнительно.
Целый час я обдумывал подобный вариант и не мог найти ничего лучшего.
Может, воспользоваться?
Я отложил окончательное решение до возвращения Пимы.
«…Я почувствовал на боку, на ребрах, ее острые коготки…»
Вся территория лагеря — около тысячи акров, а может быть, двух тысяч, оценить сразу было сложно, — была огорожена. У ворот нас тщательно и профессионально проверили. Я одобрительно кашлянул. Пима же поморщилась и окинула меня полным иронии взглядом. Мы получили идентификационные карточки, собаки тоже, и немного подождали, наблюдая за сменой караула и разглядывая прямые аллеи.
— Они над нами издеваются, — прошептала Пима.
— Но именно так, как мне нравится.
— Ведь мы же отправили ребенка не в школу выживания и не на курсы по подготовке спецназа! — фыркнула она.
— Если его научат отличать, где у ножа тупая сторона, а где острая, это ему не помешает.
— Да? А какой стороной он вырезал дудку из твоей удочки?
— Это было легко. — Я отвернулся, чтобы она не видела моей улыбки, и обнял ее. — На лезвии была надпись, так что он вполне мог разобраться.
Пима прижалась ко мне; я почувствовал на боку, на ребрах, ее острые коготки и едва удержался, чтобы не рассмеяться.
— Ему было два года, и он еще не умел читать, — не уступала она.
— Почти три… — не слишком убедительно возразил я.
Меня спасло постороннее вмешательство.
— Меня зовут Соббойя, — произнес кто-то у нас за спиной.
Я развернулся кругом, не выпуская из объятий Пиму. Перед нами стояла атлетического телосложения личность лет двадцати. Девушка? Парень? Накрахмаленный китель с идеально ровным галстуком, тщательно подстриженные ногти… Почему, собственно, мой взгляд упал на ногти? Может, потому, что я боялся посмотреть ей?., ему?., в глаза?
— Здравствуйте. Пима Йитс.
Моя жена не осмелилась протянуть руку. Я тоже. Но кто-то ведь должен был вести разговор.
— Мы заехали проведать сына, — небрежно бросил я.
— Мы очень рады. Прошу следовать за мной. — Она сделала два шага и посмотрела на нас через плечо: — Я проверила, у них сейчас по расписанию — два часа свободного времени. — «Проверила», значит, женщина! — Насколько мне известно, Фил сейчас отдыхает.
Фил отдыхает? Воспользовавшись тем, что Соббойя на мгновение отвернулась, мы обменялись обеспокоенными взглядами. Когда в последний раз несколько лет назад мы поверили, что он отдыхает, нам пришлось потом вызывать бригаду, чтобы заново покрасить две спальни наверху и заменить ванну в «ванной комнате родителей».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});