Читать интересную книгу Записки опера Особого отдела. - Евгений Иванов

— Бери стул, садись, — обратился он к Лобанову. Сам сел возле стола и вытащил из портфеля толстую тетрадь. Затем не понятно почему перешел на шепот и продолжил: — Наш командир полка, оказывается, пишет диссертацию. Нам поручено произвести на ЭВМ математические расчеты по ней. Сможешь сделать?

— Да ничего сложного здесь нет, надеюсь, смогу, — обнадежил начальника матрос.

— Тогда приступай.

— Хорошо, я зайду к себе в комнату, сделаю соответствующие выписки, а потом просчитаю.

— Ты что, перегрелся? — возмутился капитан. — Она же имеет гриф "Совершенно секретно", какие могут быть выписки? Ты что, хочешь еще остаться на Севере еще лет на десять, только по другую сторону Урала?

— А как вы себе представляете мои действия? Я что, должен тетрадь засунуть в машину? — возразил начальнику Сергей. — Опять же, какая может быть секретность, если женщины здесь. По-любому кто-то из них спросит, чем я занимаюсь.

— Логично, — согласился Бондаренко. Он взял назад тетрадь, засунул ее за пазуху и выскочил из кабинета. Уже на ходу, выходя из помещения, крикнул: — Я к командиру, скоро буду.

Полковник Шкилев едва успел закончить совещание с командирами эскадрилий, как в дверь постучались.

— Войдите, — разрешил он, увидев на пороге Бондаренко, и с удивлением спросил: — Что, уже все сделали?

— Нет, товарищ командир. Есть небольшая проблема.

— Что еще? — не скрывая разочарования, спросил Шкилев.

— Дело в том, что быстро произвести расчеты не получится, нужно вводить данные из тетради, а у нас же женщины работают. Вдруг кто-то проболтается. Все-таки ни у меня, ни у Лобанова нет допуска к совершенно секретным работам, а на тетради стоит соответствующий гриф, — виновато сообщил Бондаренко.

Полковник нахмурился. В словах капитана был здравый смысл. Очень уж не хотелось ему расширять круг лиц, осведомленных в работах по диссертации.

— Какие будут предложения? — вновь обратился он к Бондаренко.

— Может, давайте мы после окончания рабочего дня останемся и просчитаем? — предложил Бондаренко.

— Да, Владимир Федорович, чувствуется, что ты никогда не имел доступа к секретам.

Полковник Шкилев отдавал отчет, что как командир части он отвечает за организацию режима секретности в полку и не имеет права его нарушать. Он всегда, еще с курсантских времен, старался строго соблюдать этот режим, так как за его нарушение можно было в одночасье разрушить всю дальнейшую карьеру. Однако сегодня он дважды его нарушил. Первый раз — когда передал тетрадь другому человеку, второй раз — когда разрешил вынести ее из штаба. Самым неприятным было то, что свидетелем этого нарушения был инженер полка майор Ручковский. Когда Шкилев передавал тетрадь Бондаренко, тот присутствовал в кабинете.

— Нет, мы сделаем по-другому, — продолжил командир, — ты сам сделаешь соответствующие выписки, отдашь их матросику, пусть просчитывает, и вернешь мне тетрадь до конца рабочего дня, чтобы я успел сдать ее в секретную часть.

— Есть, — ответил капитан и вышел из кабинета.

Вернувшись в вычислительный центр, Бондаренко подумал, что Лобанову будет проще выбрать из тетради ту информацию, которую следует просчитать, и передал диссертацию матросу. Женщин он отпустил домой, а сам уединился в своем кабинете и стал мастерить петли для ловли зайцев. Этот вид промысла был очень распространенным на Севере. Зайцев вокруг гарнизона было больше, чем кошек на помойках в средней полосе России. Раньше, когда еще был связан с полетами, он зачастую выставлял петли за стоянкой вертолетов и через час-полтора, когда экипажи поднимались в воздух, выходил их проверять. С пустыми руками практически никогда не возвращался и, пока вертолеты находились в небе или на корабле, он успевал разделать зайца и пожарить. Тогда после завершения полетов в коллективе группы был настоящий пир. Теперь, когда своим временем он распоряжался самостоятельно, этому увлечению стал уделять гораздо больше времени, чем прежде, и делил трофеи только с членами своей семьи.

Взяв тетрадь из рук начальника, Сергей вернулся в свою комнату и достал тетрадь для писем. Сначала он сделал записи формул и цифр, которые были в диссертации. Но потом, посчитав, что может перепутать конечные результаты, переписал из тетради пояснения к ним. Процедура просчетов заняла небольшое время, но результат получился в виде внушительного рулона бумаги. Лобанов повторил операцию, чтобы перепроверить точность первых расчетов. Закончив работу, он один из рулонов положил к себе в стол и пошел к начальнику доложить о завершении работ.

— Что, так быстро? — удивился Бондаренко.

— А что там сложного? — ответил Сергей. — Вводить данные долго, потому что нельзя допустить ошибку, а машина считает быстро.

— Молодец, — похвалил матроса Бондаренко. Он быстро надел куртку, положил тетрадь в портфель и поспешил в штаб.

Командир, увидев опять на пороге кабинета капитана, уже не ожидая ничего хорошего, устало спросил:

— Ну что еще, Владимир Федорович? Чем ты опять меня хочешь расстроить?

— Наоборот, порадовать, — довольно ответил Бондаренко. — Ваше приказание выполнено. Вот, — он протянул тетрадь и рулон с расчетами владельцу.

— Ну, не приказание, а просьбу, — улыбаясь, поправил офицера командир. — Большое спасибо, Владимир Федорович.

Он взял в руки свою работу и расчеты. Немного подумав, как поступить с рулоном, он развернул его, а затем, как газету, свернул его в несколько раз и положил в рабочую папку.

— Ну, как ты, за аэродромом не скучаешь?

Бондаренко насторожился. Уходить с вычислительного центра он уже никуда не хотел.

— Я человек военный, где прикажут, там и буду служить, — дипломатично ответил капитан.

— Ладно, свободен, не буду тебя больше задерживать, — улыбнулся Шкилев и пожал руку Бондаренко.

Последний понял команду командира дословно и поэтому, выйдя из штаба, направился домой, хотя рабочий день еще не закончился. Бондаренко рассудил так, что командир с ним в этот день и так уже пообщался вдоволь, а для всех остальных он — у командира.

Сергей Лобанов вечером вернулся с ужина, замкнул изнутри вычислительный центр, переоделся в спортивный костюм и, как гражданский человек, лег на диван смотреть телевизор. Поздно вечером началась программа "Взгляд". На экране трое молодых и энергичных ведущих обсуждали с приглашенными на передачу сотрудниками КГБ и политиками последние заявления генерала Калугина. Одни называли его реформатором новой волны, другие — предателем и изменником Родины. Доводы одних и других Сергею казались убедительными. С одной стороны, он поддерживал стремление сломать старую систему КГБ, хотя об этой организации почти не знал ничего. С другой стороны, понимал, что Калугин разгласил секретные сведения, в результате чего пострадали люди. Слушать полемику на экране он устал и погрузился в свои мысли. Он размышлял над сутью предательства. Как человек, который воспитывался в СССР, был пионером и комсомольцем, предательство считал самым страшным преступлением. Но теперь, когда в предательстве обвиняют генерала КГБ, а общественность считает его чуть ли не героем, значит, по мнению Сергея, должна быть какая-то грань между добром и злом в этом вопросе. Он вспомнил об авиаконструкторе Игоре Сикорском, о котором слушал лекцию замполита в клубе в один из недавних выходных дней. Этот человек внес серьезный вклад в развитие русской авиации. Но в 1919 году эмигрировал в США и внес существенный вклад уже в развитие гражданской и военной авиации США, в частности, в вертолетостроение. Конечно, при этом он преследовал и свою выгоду. В США за одни и те же разработки платили гораздо больше, чем в Советской России, но главное — конечная цель. Там он сделал гораздо больше, чем мог сделать на Родине. В итоге его изобретение используется практически во всех станах мира. Можно ли считать его предателем? В свое время его труды могли и должны были быть секретными, но своей эмиграцией он не нанес ущерба своему Отечеству, более того, по его чертежам были созданы и отечественные вертолеты в СССР. Сегодня плодами его труда пользуется все человечество. Поэтому Сикорского нужно считать не предателем, а великим ученым, который работал на благо человечества.

Генерал Калугин наверняка тоже преследовал корыстную цель. Но в результате его действий пострадали люди, а польза весьма иллюзорна. Следовательно, его действия можно классифицировать как преступление. Невольно цепь его размышлений перешла на личность командира полка полковника Шкилева, чью диссертацию совсем недавно Лобанов держал в руках. "Если свою диссертацию он продаст за границу, то кем он будет, предателем или ученым?" — размышлял Сергей. Диссертация пока не является собственностью государства, идея, изложенная в ней, еще не принята на вооружение и неизвестно, будет ли принята вообще. Если она попадет за рубеж и будет там внедрена, то, как любую военную разработку, ее в конечном итоге запустят в мирных целях. И тогда труд командира пойдет на пользу человечеству. Но командир вряд ли пойдет на это, коммунистическое воспитание не позволит. Под эти мысли Лобанов погрузился в сон.