Читать интересную книгу Призраки - Чак Паланик

Никто не смотрит на них, не просит у них денег, не пытается им что-то продать.

Они шагают к мосту, они — невидимки. Надежно защищенные собственной бедностью.

Пакер немного прихрамывает: он надел правый ботинок на левую ногу, а левый — на правую, и ему неудобно. Эвелин открывает рот. И плюет на тротуар. Да, хорошая девочка, которую учили, что неприлично чесаться, где чешется, на людях, теперь плюется на улице. Пакер спотыкается, натыкается на нее, и она хватает его за руку. Он разворачивает ее к себе лицом, и они целуются — просто два влажных рта, и город вокруг исчезает.

В тот первый вечер на улице Инки приходит с потрескавшейся лакированной черной сумкой, в которой лежит что-то очень вонючее. Такой запах бывает на море, в жаркий день при отливе. Запах, говорит Инки, это новый антисоциальный символ. В сумке — картонная коробка, в каких в «Chez Heloise» упаковывают еду навынос. В коробке — большой кусок рыбы размером с кулак

— Красный берикс четырехдневной давности, — говорит Инки. — Если что, просто помашешь сумочкой. Если хочешь, чтобы от тебя держались подальше, запах — лучший телохранитель.

Вонь — новый способ защитить свое личное пространство. Устрашение посредством запаха.

К любому запаху можно привыкнуть, говорит Инки, даже к самому противному.

Она говорит:

— Ведь ты же привыкла к «Eternitu» Кальвина Клейна?…

Инки с Эвелин отходят в сторонку, чтобы немного остыть от шумной вечеринки. Заворачивают за угол. Там, чуть дальше по улице, свита какой-то красотки, обряженной в мини-юбку, вываливается из лимузина. Худые, стройные люди с хедсетами, соединяющими рот и ухо. Каждый из них занят беседой с кем-то другим, кто сейчас далеко-далеко. Инки с Эвелин проходят мимо. Инки спотыкается, машет сумкой с протухшей рыбой, задевает ею рукава кожаных и меховых пальто. Телохранителей в темных костюмах. Личных секретарей в черной одежде от лучших модельных домов.

Свита сбивается в кучку, отходит подальше, все тихо стонут и закрывают носы и рты наманикюренными руками.

Инки, как ни в чем не бывало, идет вперед. Она говорит:

— Обожаю так делать.

Со всеми этими нуворишами, говорит Инки, пора менять правила. Она говорит:

— Бедность — теперь эта новая разновидность аристократии. Впереди — небольшая толпа из миллионеров от Интернета и арабских нефтяных шейхов. Стоят — курят у входа в художественную галерею. Инки говорит:

— Давай будем их доставать: просить денег… Это — их отдых от жизни Пакера и Маффи Хадсон, генерального директора текстильной корпорации и наследницы табачной империи. Бегство на все выходные в безопасную зону

Алкаш из «Global Airlines» — это, так на минуточку, Вебстер Баннерс, по прозвищу Скаут. Они с Инки и Маффи встречают на улице Скини (Сквалыгу) и Фризи. Потом к ним присоединяются Пакер и Боутер. Потом — Туфля и Костяшка. Они все пьяные, играют в шарады. В какой-то момент Пакер выкрикивает:

— А тут есть кто-нибудь, под мостом, кто стоил бы меньше сорока миллионов долларов?

И, конечно, в ответ — только грохот машин, проезжающих по мосту.

Чуть позже они гуляют, толкая перед собой магазинные тележки, по какой-то промышленной зоне. Инки с Маффи идут впереди, с одной тележкой на двоих. Пакер и Скаут отстали. Инки говорит:

— Знаешь, раньше я думала, что хуже несчастной любви бывает только любовь счастливая… — Она говорит: — Я так безумно любила Скаута, еще со школы, но ты сама знаешь, как это бывает… сперва все волшебно, а потом начинаются сплошные разочарования.

На руках Инки и Маффи — перчатки без пальцев, чтобы было удобнее разбирать пустые жестянки. Инки говорит:

— Раньше я думала, что счастливый конец — это когда вовремя опускаешь занавес. Чтобы закончить в момент наивысшего счастья, потому что потом все опять будет плохо.

Эти люди, которые стремятся попасть в высшее общество, они постоянно переживают, что сделают что-то не так — боятся взять не ту вилку, впадают в панику, когда за обедом приносят чаши для омовения пальцев, — но у бездомных гораздо больше поводов для беспокойства. Ботулизм. Обморожение. И надо все время следить, чтобы случайно не выдать себя. Отбеленными зубами. Дуновением «Шанель № 5».

Тебя может выдать любая мелочь.

Они превратились в «великосветских бомжей-оборотней», как это называет Инки.

Она говорит:

— А теперь? Теперь я люблю Скаута. Люблю, как будто мы с ним не женаты. — Здесь, на улицах, они ощущают себя пионерами, начинающими новую жизнь в диком краю. Но вместо волков и медведей им следует опасаться, говорит Инки, пожимая плечами, наркодилеров и стрельбы из проезжающих мимо машин.

— И все равно, это — лучшее, что есть у меня в жизни, — говорит она, — хотя я понимаю, что вечно так продолжаться не может.

Новый календарь общественной жизни уже заполняется под завязку. Все эти мероприятия «на дне». Вечер вторника занят: она собирается рыться на свалке вместе с Малявкой и Гепардом. Потом Пакер со Скаутом планируют выйти на сбор алюминиевых банок. А после этого они всей толпой отправляются в бесплатную клинику, где какой-нибудь молодой, темноглазый доктор с вампирским акцентом будет рассматривать их ноги. Пакер говорит, что алюминиевая банка — это крюгерранд улиц.

Стоя на эстакаде, где машины съезжают с шоссе. Инки говорит:

— Думай об этом как о Высокой концепции. Представь, что снимаешь авторский документальный фильм для какого-нибудь телеканала.

На листе коричневого картона Инки пишет черным маркером: Мать-одиночка. Десять детей. Рак груди.

— Если все сделаешь правильно, — говорит она, — люди сами дадут тебе денег…

Маффи пишет: Инвалид, ветеран войны во Вьетнаме. Умираю от голода. Хочу добраться домой.

И Инки говорит:

— То, что надо. — Она говорит: — Прямо «Холодная гора». Это их маленький городской лагерь. Место, где можно спрятаться у всех на виду.

Бомжей никто не замечает. Будь ты Джейн Фонда или Роберт Редфорд, но если ты бродишь по улицам средь бела дня с магазинной тележкой, одетый в три слоя грязных лохмотьев, и бормочешь себе под нос матерные слова, — тебя никто не заметит.

Этим можно заниматься всю жизнь. Скаут с Инки планируют встать в очередь на получение дешевой квартиры для неимущих. Им нравится высиживать длинные очереди в стоматологических клиниках, чтобы молодые и привлекательные студенты на практике бесплатно лечили им зубы. Они могли бы подать прошение на бесплатный метадон, а потом «дорасти» и до героина. Образовательные курсы для взрослых. Жареные гамбургеры. Можно еще посещать автошколу и ходить в бесплатную прачечную, и так они постепенно пробьются в низший средний класс.

По вечерам Пакер с Эвелин обнимаются, лежа под мостом или на картонке, разложенной поверх исходящего паром люка горячего водопровода. Он шарит рукой у нее под одеждой и доводит ее до оргазма на глазах у прохожих. Эти двое, они никогда не любили друг друга так сильно, как любят теперь.

Но Инки права. Вечно так продолжаться не может. Конец наступает внезапно. Все происходит так быстро, что они понимают, что произошло, только на следующий день, когда об этом уже написали в газетах.

Они спят у входа в какой-то склад. Так хорошо и уютно им не бывало еще нигде: ни в Банффе, ни в Гонконге. Теперь их одеяла пахнут совсем одинаково. Их одежда — их тела — по ощущениям, это и есть настоящий дом. Спать в объятиях мужа — это не хуже, чем спать в двухэтажной квартире на Парк-авеню. Или на вилле на Крите.

Именно в эту ночь у обочины резко тормозит черный автомобиль: то есть сначала виляет в сторону, а потом тормозит и ударяется о бордюр, так что одно колесо даже выскакивает на тротуар. Фары, два круга яркого сияния, светят прямо на мистера и миссис Кейс, так что те просыпаются. Открывается задняя дверца, и из салона доносятся крики. Головой вперед, молотя руками-ногами в воздухе, с заднего сиденья вылетает голая девушка и падает на тротуар. Длинные черные волосы закрывают лицо. Девушка поднимается на четвереньки и пытается отползти прочь от машины.

Пакер с Эвелин лежат, зарывшись в свой домик из старых тряпок и сырых одеял. Голая девушка ползет прямо к ним.

У нее за спиной из открытой дверцы машины показывается нога в мужском черном ботинке. Нога встает на тротуар. Нога в черной брючине. Из машины выходит мужчина в черных кожаных перчатках. Девушка встает на ноги и истошно кричит. Кричит: пожалуйста. Помогите. Она стоит совсем близко, так что видны одно… два… три золотых колечка у нее в ухе. Второе ухо — его просто нет.

Эта полоска, похожая на тоненькую косичку: на самом деле, это темная струйка крови, стекающая по шее. Там, где раньше было ухо, осталась лишь окровавленная дыра.

Девушка бросается к Кейсам, зарывшимся в одеяла, так что видны только глаза.

Девушка хватается за их тряпки, когда мужчина хватает ее за волосы и тащит обратно в машину. Она брыкается и скулит, не выпуская из рук одеяло. Одеяло сползает, и вот они: Пакер и Эвелин. Все еще сонные, моргают в ярком свете фар.