время окончилась неудачей. Но она непременно должна была повторяться все настойчивей по мере более и более утверждающегося политического разделения Руси на восточную и западную, с двумя особыми средоточиями. В сороковых годах XIV века, когда в Константинопольской церкви происходили сильные богословские распри (по вопросу о свете Фаворском), в Галиче, с дозволения духовного Констатинопольского собора, открыта была особая митрополичья кафедра, которой подчинены были все епархии Галицкие и Волынские (Владимирская, Холмская, Перемышльская, Луцкая и Туровская). Это церковное отделение юго-западной Руси сильно огорчало митрополита Феогноста и великого князя Симеона Ивановича, и они обратились в Константинополь с жалобами на то к патриарху. Им помогла перемена в лицах. В 1347 году на Византийском престоле сел Иоанн Кантакузен; тогда же переменился и патриарх, который был противником своего предшественника. По желанию императора и патриарха, состоялось новое соборное постановление, которым отменена особая Галицкая митрополия и все ее епархии снова подчинены Феогносту, митрополиту Киевскому и всей России. Но он успокоился не надолго. Политическая рознь обеих половин Руси продолжала действовать в этом вопросе. Ольгерд Литовский, владея большею частью западно-русских областей и самим Киевом, вскоре возобновил попытку или отделить их от церковного подчинения митрополиту, жившему в Москве, или снова утвердить местопребывание его в Киеве. Сначала он выставил соперником Феогносту какого-то инока Феодорита. Этот последний, потерпев неудачу в Констатинополе, уехал оттуда в Тернов и здесь болгарским патриархом был рукоположен в русского митрополита; затем прибыл в Киев и стал требовать себе подчинения от русских епархий. Но тогда Цареградский патриарх со всем освященным собором осудил его, на основании канонов, и отрешил; о чем уведомил русских епископов (1352 г.). Это решение, по-видимому, подействовало; по крайней мере, источники потом молчат о Феодорите. Но последовавшая вскоре кончина Феогноста подала повод Ольгерду снова выставить своего кандидата на митрополичью кафедру; что доставило много хлопот и огорчений Феогностону преемнику, знаменитому Алексею митрополиту.
Москва, как мы знаем, очень рано стала привлекать из других областей знатных и незнатных переселенцев, находивших здесь более спокойствия и безопасности. Особенно стремились сюда выходцы из Южной Руси, с одной стороны, угнетаемой Татарами, с другой теснимой Литвою. В конце XIII века из разоренного Татарами Чернигова выехал в Москву боярин Федор Бяконт (родоначальник Плещеевых) и вступил в службу Даниила Александровича. Боярин Федор, очевидно, пользовался княжеским расположением, так что воспреемником его старшего сына Елевферия был Иван Данилович Калита, тогда еще юноша (около 1300 года). Отрок Елевферий обнаружил большую охоту к учению книжному, и потом полюбил пост и молитву, сделался молчалив и мечтал о поступлении в монастырь; что не мало печалило его родителей. На двадцатом году Елевферий, наконец, исполнил свое желание: вступил в Московский Богоявленский монастырь и постригся под именем Алексея. Здесь он сдружился с иноком Стефаном (старшим братом знаменитого впоследствии подвижника Сергия Радонежского). Оба инока обратили на себя внимание митрополита Феогноста и великого князя Симеона Гордого, так что, по желанию последнего, Стефан был поставлен Богоявленским игуменом и затем сделался духовником великокняжеским. Алексея же, после двадцатилетнего его пребывания в монастыре, Феогност взял к себе и возвел его в сан митрополичьего наместника, т. е. поручил ему ведать церковные суды и управлять церковными имуществами. Впоследствии, с соизволения великого князя, престарелый Феогност поставил Алексея епископом в стольный Владимир и назначил его своим преемником на митрополичью кафедру. Но надобно было обеспечить это назначение согласием Констатинопольского патриарха. От Симеона и Феогноста отправлено было посольство в Царьград к императору Иоанну Кантакузену и патриарху Филофею с просьбой по смерти митрополита никого другого не назначать его преемником, кроме епископа Алексея. Когда посольство воротилось в Москву с грамотами от императора и патриарха, которые призывали Алексея в Царьград для постановления, Симеона и Феогноста уже не было в живых. По изволению нового великого князя Ивана Ивановича и всего священного собора, Алексей предпринял далекое и трудное путешествие в Царьград, где пробыл около года и был поставлен на митрополию Киевскую и всея Руси. Имея в виду пример Феодорита, предусмотрительный святитель воспользовался своим долгим пребыванием в Царьграде и выхлопотал соборную грамоту, по которой русским митрополитам, вследствие бедственного состояния Киева, разрешалось жить во Владимире Суздальском; этот последний признан второю после Киева митрополитальной кафедрой. Таким образом, только в 1354 году, т. е. спустя более пятидесяти лет после перенесения русской церковной столицы на север, это перенесение получило некоторую санкцию со стороны Царьградского патриарха. Но сребролюбие последнего не замедлило нарушить его собственную санкцию.
Не успел еще Алексей покинуть Царьград, как туда прибыл некто Роман, родственник супруги Ольгерда Юлиании Тверской; Ольгерд прислал с просьбой поставить его митрополитом для православных областей, вошедших в состав Литовского княжества. Напрасно Алексей старался воспрепятствовать этому разделению; щедрые литовские подкупы превозмогли, и тот же цареградский патриарх Филофей поставил Романа на особую Литовскую митрополию. По возвращению обоих митрополитов в Россию, между ними начались постоянные столкновения, ибо Роман не хотел ограничиться назначенными ему пределами, но старался присвоить своей кафедре Киев и вторгался в пределы Владимирской митрополии, требуя себе от местного духовенства усвоенных митрополиту поборов. Спустя два года, Алексей и Роман, для решения своих споров, снова ездили в Константинополь, где духовный собор подтвердил, чтобы ведению Романа подлежали только западно-русские епархии. Но и после того он не оставил своих притязаний на все те области, куда простирались завоевания Ольгерда (например, Брянская), или его политическое влияние (Тверь), или где духовенство неохотно подчинялось Московскому верховенству (Новгород). Только смерть Романа (1361 г.) прекратила их распри и на время восстановила церковное единство Западной Руси с Восточною.
Деятельность Алексея митрополита имела важное политическое значение для того порядка вещей, который тогда складывался в северо-восточной России. Как умный, усердный русский патриот, он гораздо более своего предшественника Грека способствовал укреплению и усилению возникающего Московского могущества всеми церковными средствами, которые находились в его власти. Симеон Гордый недаром хлопотал о его избрании и в завещании своем приказывал братьям слушать их отца — владыку Алексея. Ноны и митрополит действительно сделался не только главным «(«потником, но и руководителем мягкого характером Ивана Ивановича в делах политических. Между прочим, важны его in с дуги в поддержании мирных, дружественных отношений к Орде. Алексей, по установившемуся обычаю, предпринимал туда путешествие для оказания почтения хану и для получения льготного ярлыка русскому духовенству. Житие его повествует о необыкновенном уважении, которое он умел внушить к себе при ханском дворе. Когда мать Джанибека Гийдула сильно заболела глазами, то хан написал великому князю в таком смысле: «Слышал я, что Бог не отказывает молитвам главного попа вашего; пусть приедет