От костра подошли девушки и присели рядом.
– Странно, гарью почему-то не пахнет. – Заметила Ольга.
Ирина тоже принюхалась, завертела головой.
– А вы слышите этот шум?
– Какой шум? – Михаил отмахнулся от мошкары.
– Ну-у-у, не знаю, как описать. Знаешь, как дребезжит музыкальная тарелка?
– Угу... Вот зараза, в глаза лезет. – Он отмахнулся от мошки.
– Так будто куча тарелочек дребезжат. Ай! А откуда эта мошкара?
Михаил вскочил, подброшенный догадкой.
– Какой, на хер, дым!
Михаил раскидал костёр и посмотрел, не остаётся ли чего нужного.
– Бегом домой. Бросайте всё, ничего особо важного здесь нет.
Дежуря каждый вечер, они успели натаскать на вершину скалы посуду и другие вещи.
– Почему домой? Тьфу! В рот лезут.
– Вот поэтому! Нас скоро здесь съедят!
Скрутив несколько палок и охапку сена, которое взяли для растопки, Михаил запалил факел.
– Не знаю, на сколько времени хватит такой дымовой завесы. Надо успеть добежать до дома.
Михаил бросил последний взгляд на север. Край чёрного полога уже достиг их леса. Скоро доберётся до жилья. А он-то гадал, почему так и не видно зарева пожара. Теперь уже можно рассмотреть странные чёрные всполохи: это сотни мелких птах стремительно чиркали сквозь тучи мошкары.
Факел пришлось несколько раз обновлять. Бежали просекой, поэтому могли подбирать еловые ветки. Хоть они уже подсохли, но дым давали. Правда, сгорали слишком уж быстро. На подходе их встретило испуганное ржание Лизки и Гари. Лошади носилась на привязи во дворе, пытаясь спрятаться от вездесущей мошкары. А из-под сарайки доносился скулёж. За воротами хозяев встретили в два голоса потеряшки: Мишка и Гек. Пёс и волчонок засунули морды в сапоги Михаила и скулили, выставив на дорогу прикрытые хвостами задницы.
– А куда эту суку девали? – Удивился глава семьи. – Впрочем, не до этого. Давайте, девочки, загоняем всех внутрь, разжигайте печь. Как растопится – немного прикроем, напустим дыма.
Кашляя и сгибаясь от тошноты, он пытался продымить подвал. Животным дым тоже не очень нравился. Все хором принялись чихать. Зато быстро успокоились, когда мошкара перестала лезть во все дырки. Наконец, решив, что все твари передохли, Михаил затоптал факел и поднялся в дом. Здесь дыма оказалось не меньше – из подвала поднялся.
– Кхе-кхе. Девчонки, отставить печку! И без этого дыма полно.
– А я и не стала, – донёсся из комнаты голос Ольги. – Ты так раскочегарился, на весь дом хватило.
– Окна, двери закрыли?
– Всё закрыто ведь. И двери в том числе. Уходили из подвала, пришли тоже через него. А ты в голбце отдушины закрывал?
– Вот чёрт!
Михаил скатился по лестнице. Возле земли с каждой стороны дома имелись небольшие окна. На зиму их закрывали. А летом они стояли открытыми, чтобы было не так влажно. Запечатывая окна и дверь наверху, совсем забыли о нижней вентиляции. Мужчина принялся затыкать отдушины старыми фуфайками, которыми эти отверстия утепляли зимой. Рамы ставить недосуг, да и не так это важно. Надо просто заткнуть.
Резко потемнело. Даже такие крохотные отверстия давали хоть какой-то свет. Теперь в подполье стало практически темно. Возвращался Михаил уже на ощупь, натыкаясь на вещи, переставленные не им, и потому неожиданные. Только через окно в подвале попадало немного света. Здесь делать ничего не надо – небольшая форточка уже закрыта и заклеена полосками газет. Всё! Запечатались.
Михаил прислушался – вроде никто не жужжит и не звенит. Но его уши уже не те, не слышат высокую частоту. Нужны молодые. Он прошёл в комнату, чуть не запнувшись за собак. На диване под одеялом, спасаясь от дыма, лежали девушки.
– Ира, тебе партийное задание.
– Чего? Это как? Пчхи!
– Будь здорова... Партийное задание, говорю. То есть, очень важное и ответственное. Раньше присказка такая была. В общем так. Ты ведь слышишь, как эта мошкара шумит. Поэтому пройди по дому и послушай. Если что – ещё немного подымим.
– А почему я? Пчхи!
– Потому что эти прелестные ушки, – он легонько щёлкнул по кончику уха, – слышат более высокие по частоте звуки. А мы – старики, мы уже не слышим.
– Вот что ты за человек, Сапегин! Тебе не стыдно?
– Чего, Оль? Ты чего взъелась?
– Он ещё не понял! Если уж сказал комплимент одной жене, то скажи другой. А ты взял и обосрал.
– Когда это я комплимент говорил, и когда я обосрал?
– А кто меня старухой назвал?
– Я не... Ой-ё-о-о!
Мужчина схватился за голову.
– Всё, милый, это залёт. Исправляйся.
– А как?
– Хотя бы тоже комплимент скажи.
– Ну, у тебя тоже прелестные ушки.
– Не прокатит. Уже было.
– Для тебя ведь не было!
– Ну, и что! Для каждой индивидуально.
Ничего в голову не приходило. Мужчина решил, что наедине с женой, без свидетелей, у него получится эффективнее. Хотя бы в виде поцелуев.
– Эммм... Ирочка, твои розовые ушки действительно красивые, но пусть они послушают не нас, а насекомых.
Девушка расцвела от редких из его уст восхвалений, аж заалела вся. Она только и смогла, что кивнуть. И побежала выполнять поручение.
– Она сейчас горы способна свернуть ради тебя.
– Так уж и горы?!
– А ты как думал? Комплименты окрыляют девушек.
– Надо попробовать... Лапонька.
– Не, ерунда какая-то.
– Золотце.
– Шо ты как ста'рый ев'рей: золотце. Пять пудов золота. Ага...
– Счастье моё! Любимая!
– О! Всё лучше и лучше!
– Куда уж лучше?!
– Ладно, не старайся, не выжимай из себя. Давай в следующий раз, но чтоб приятно.
И Михаил заткнулся. Как раз вернулась Ира, плюхнулась к ним на диван. Не успела она открыть рот, как её перебил муж:
– Ну, как? Все горы на месте?
– К-ка-кие горы?
Девушка пыталась сообразить, о чём речь, но странная фраза совершенно выбила её из колеи.
– Не грузись, – пришла на помощь Ольга. – Нехороший дяденька шутит. Так что с мошкарой?
– Нет никого. Или я не слышу. Лошадь слишком уж громко фыркает. И в стёкла тонюсенько щёлкают – тоже отвлекает. А почему Миша стал нехорошим?
– Потому что он не хвалит меня. Тебя хвалит, говорит комплименты. А мне – нет.
– Хочешь, я скажу. Ну, вместо Миши.
– Ты? Ну, попробуй.
Ира немного задумалась, потом наклонилась к Ольге и зашептала ей на ухо.
– О... Ого... Хм... О... Фух... Это уже слишком... Ты уверена?
Ира кивнула. Так продолжалось минут пять. В конце Ольга с гордым видом повернулась к мужу:
– Учись, как надо девушке комплименты дарить!
Тот попытался воззвать к справедливости:
– Как я научусь, если ничего не услышал?
– Твоё горе. От тебя ничего подобного я за всю жизнь ни разу не услышала. А вот Ирочка меня понимает.
Михаил, очумевший от женского коварства, таращился в потолок. Наконец, преодолел гордость и попросил:
– Ирочка, а ты не можешь повторить...
– То, что сказала Оле?
– Да.
– Не могу. Каждый выпутывается сам. – И прыснула в кулачёк мелким смехом.
Действительно, не могла же она признаться, что единственным комплиментом было то, что Ольга мудрая и красивая женщина. А потом Ира попросила разыграть мужа. Женская солидарность против мужчины иногда сильнее обид и зависти. И Ольга согласилась.
***
Утро встретило головной болью. За ночь пришлось ещё два раза обновлять дымовую завесу. Так что отравление было на лицо. Хорошо хоть не на полу в виде блевотины.
– М-м-м-м... Оля... У нас цитромон остался?
– Не кричи так... Сам посмотри... И мне принеси...
– И мне... Пожалуйста... – Попросила Ирина.
За окном всё ещё было темно. Мужчина зажёг свечу, чтобы не рыскать в потёмках. Надел очки...
– Твою же ж мать! – И сразу же: – Ой-ё-о-о... Моя голова...
– Не надо орать. Что там у тебя? – Раздались голоса.
– Трудно описать, чтобы прониклись. Просто посмотрите в окно.
Через минуту из прелестных ротиков полилась площадная брань. Такого никто из них за всю жизнь не видел. Вся, абсолютно вся поверхность стекла выглядела чёрным бархатом от сотен тысяч маленьких чёрных ножек. Армады насекомых сидели на стекле и ползали по нему. Они перекрывали всё окно в несколько слоёв, не пропуская свет. Другие окна показывали то же самое.