около дверей аэропорта. – Все будет в порядке… Мы всегда будем рядом…
− Спасибо… − всхлипывая, я прижалась к Софи еще на несколько секунд, а потом резко отпрянула. – Пообещай мне… что ни ты, ни Джон ничего не скажете Стивену… Позже я сама с ним поговорю…
− Он будет волноваться, Лина… Ты так внезапно уехала… Как нам надо будет это объяснить?
− Скажи, что срочные семейные дела… Пообещай, что скоро приеду… − еле выдавливая из себя, медленно удаляясь, я продолжала настаивать на своем. – Ему не нужно знать всего… По крайней мере, пока что…
***
Мы думаем, что ситуация нерешаема. Что она неподвижна, с какой бы стороны ее не толкать. Мы считаем, что эта ситуация может разрушить жизнь. Мы отчаянно хватаемся за эту глобальную, по-нашему мнению, проблему. Пока не случается настоящая трагедия. Пик нашей беспомощности.
***
Звезды, падающие с небес
Долгий и мучительный перелет был неизбежен. Я не спала около пятнадцати часов и не ела столько же. Мой разум был затуманен; я не понимала, что происходит вокруг меня. Мысли запутались в клубок, который не имеет конца и не имеет начала. Помимо всего прочего, на моих глазах была бесконечная пелена, слезы лились нескончаемым ручьем, что придавало мне более жалкий вид, чем он мог быть.
Мне было страшно, неизвестность сводила меня с ума. Минуты тянулись, как хвойная смола, обволакивая мой разум и вызывая приступы рвоты. Когда человеку плохо, он желает лишь одного − выздоровления, но в данный момент мне было жизненно необходимо только одно − чтобы этот чертов самолет уже приземлился.
***
Маленький северный городок встретил меня ярким солнцем, но оно не радовало, не придавало мне сил, оно меня раздражало. Я мчалась к родителям, игнорируя протесты прохожих и работников аэропорта. Мое сердце будто выпрыгивало из грудной клетки… Мне, словно глоток кислорода, нужно было увидеть своих родителей. Тогда меня не волновало ничего вокруг: ни родные края, в которых я так давно не бывала, ни люди, которые окружали меня, ни солнце, ни сон, ни еда… Мне просто-напросто нужно было знать, что с ними все в порядке.
Преодолев все препятствия по пути к больнице, через полчаса я оказалась у доктора.
− З-здравствуйте, д-доктор, я-д-дочь Р-романовых. Я п-прилетела к-как с-смогла, – выдавила я, вся трясясь и еле сдерживая слезы.
− Здравствуйте, Алина. Ваши родители еще не приходили в себя.
Я, пребывая в шоке, вытаращилась на врача и ждала от него ответов, а в лучшем случае еще и положительных прогнозов.
− Они в коме. Не хочу вас обнадеживать, радужных прогнозов не ждите, − с полным безразличием сказал врач и незамедлительно зашагал вдоль коридора.
В глазах начало темнеть, и я ухватилась за ближайшую опору. Посидев несколько минут, ну, или не несколько, я, опасаясь, зашла в палату к родителям и, не отрываясь, смотрела на них, но так и не решилась подойти.
В моем кармане начал вибрировать телефон, оповещая меня о сообщениях. Я посмотрела на экран и увидела несколько уведомлений.
Стивен: «Лина, ответь!»
Стивен: «Что случилось?»
Стивен: «Где ты, Лина?»
Стивен: «Нам нужно поговорить…»
Стивен: «Ответь, как сможешь, пожалуйста…»
Стивен: «Я ничего не понимаю…»
Мельком прочитав все сообщения, я убрала телефон обратно в карман, подумав, что разберусь с этим позже.
Нервно расхаживая по палате, я пребывала в потерянном состоянии. В моей голове всплывала куча вопросов, требующих ответов. Когда они очнутся? Сколько ждать? И что я могу в этой ситуации сделать? Я нерешительно ступила к койкам родителей, надеясь найти ответ хотя бы на один из вопросов. На протяжении всей ночи я говорила с ними, держала их за руку и просто находилась рядом в надежде, что скоро они очнутся, но тщетно. Чуть ли не падая от усталости, я решила присесть на кресло, которое находилось в палате. Удобно устроившись, я находилась в нем постоянно некоторое время. Схватив свой личный дневник, я вновь начала записывать туда свои мысли и чувства.
Запись в дневнике.
Я уже не различаю день и ночь. Не помню, чем занималась эти несколько недель. Помню литры кофе, звук приборов и молчание родителей. Помню кипу сообщений, которые остались без ответа. Помню грустный взгляд врача, который я видела, мне кажется, тысячу раз. Я медленно схожу с ума от неизвестности. Мне так нужны ответы… Мне нужно услышать их голос. Тогда мне станет легче.
Как же много зависит от наших действий. Каждая мелочь, каждое слово имеет последствия. Или… существует только судьба? Может, все предначертано, и неважно, как мы поступим?
Ведение дневника меня немного стабилизировало, я вливала в него все свои тревоги и чувства, которыми я не могла ни с кем поделиться. На данном этапе своей жизни я закрылась абсолютно ото всех, и теперь навеки − это мой единственный друг.
Покинув предмет своего обожания, я подошла к родителям и начала с ними говорить, как и делала, собственно, каждый день.
− Мне снятся сны о вас… О том, как мы проводили время вместе. Вы даже не представляете, как я хочу это повторить, как хочу услышать ваш голос, заглянуть в ваши прекрасные глаза… Мама… Папа… Как же я хочу, чтобы вы посмотрели на меня! Прошу, откройте глаза! – подавляя приступ истерики, я сползла на пол и бесшумно заплакала, уже не знаю в который раз.
***
Я зашла домой и обессиленно упала на пол. Мой телефон снова и снова издавал неприятный гудок. Я снова сбрасывала, на автомате смотря на экран, и видела множество звонков и сообщений, которые вот уже несколько недель остаются без ответа. Меня раздражали эти назойливые уведомления. Я швырнула телефон в непонятном направлении и вновь захлебывалась слезами. Во мне не осталось никаких чувств, кроме ненависти. Я ненавижу абсолютно все: себя, друзей, родных, утреннее солнце, свою любимую песню.
Когда я не слышала уже несколько минут отвратительного гудка, я поднялась с пола и яростно зашагала в сторону кухонного стола. Я судорожно начала скидывать с него всю посуду и все столовые принадлежности. В ушах застыл звон разбившейся посуды.
− Все разрушено, даже кухня…
Как бы нелепо это ни звучало, но в этот момент мне стало чуточку легче, совсем чуточку.
***
Спустя еще одну адскую неделю я потихоньку начала приходить в себя. Что-то уже стало довольно обыденным, например, молчание родителей. Все так же меня преследовали терзающие и неконтролируемые состояния: тревога, отчаяние, злость, ненависть и самобичевание. Сейчас я могу похвалиться своими