После убийства торговца, два года назад, я приехал в Лондон и обнаружил, что ремонт на площади Королевы Анны все еще продолжается, а мама. Мама была слишком утомлена, чтобы повидаться со мной и в тот день, и в следующий.
— Отвечать на мои письма ей также слишком трудно? — спросил я у мисс Дэви, которая, пряча глаза, извинилась передо мной. Я поехал после этого в Херефордшир в надежде отыскать семью Дигвида, но без результата. Похоже, что предатель нашего семейства никогда не будет найден — или не должен быть найден, если говорить точнее. Сегодня жажда мести сжигает меня уже не так яростно, может быть, просто потому, что я повзрослел; или потому, что Реджинальд научил меня владеть собой, обуздывать эмоции.
Но хотя и потускневший, этот огонь все еще горит во мне.
3
Только что приходила жена хозяина гостеприимного дома, и прежде чем закрыть за собой дверь, она бросила быстрый взгляд на лестницу. Пока меня не было, прибыл гонец, сказала она и вручила мне его депешу с таким похотливым взглядом, что, право, я бы не удержался, если бы голова моя не была так забита другими вещами. Хотя бы событиями прошлого вечера.
Так что в ответ я выпроводил ее из комнаты и сел за расшифровку послания. В нем сообщалось, что по окончании всех дел в Альтее я должен ехать не домой во Францию, а в Прагу, где в подвале дома по Целетной улице, в штаб-квартире тамплиеров, мне назначена встреча с Реджинальдом. Он хочет обсудить со мной какое-то важное дело.
И вдобавок к этому, у меня есть сыр. Этой ночью предателю придет конец.
11 июня 1747 года
Выполнено. Я имею в виду убийство. И хотя без осложнений не обошлось, но исполнение было чистым, потому что он убит, а я остался незамеченным и могу вполне удовлетвориться результатом.
Звали его Хуан Ведомир, и по общему мнению, его обязанностью было защищать наши интересы в Альтее. То, что он использовал возможность и создал собственную империю, было допустимым; по нашим сведениям, порт и рынок он держал под справедливым контролем, а по более ранним данным, он пользовался некоторой популярностью, хотя постоянное присутствие его охраны показывало, что так было не всегда.
Но не слишкомли он мягок? Реджинальд задался этим вопросом и провел расследование, в результате которого выяснилось, что отступление Ведомира от взглядов тамплиеров было настолько полным, что равнялось предательству. А предателей в Ордене мы не терпим. Меня направили в Альтею. Я проследил за ним. И прошлым вечером я прихватил с собой сыр, покинул мое пристанище в последний раз и по мощеным улицам добрался до его виллы.
— Кто? — спросил охранник, открывший дверь.
— У меня есть сыр, — сказал я.
— Это и отсюда ясно, по запаху, — ответил он.
— Я надеюсь уговорить сеньора Ведомира, чтобы он позволил мне торговать им на базаре.
Нос его сморщился.
— Сеньор Ведомир занят тем, что привлекает клиентов на рынок, а не отваживает их.
— Возможно, что те, у кого вкус более взыскателен, не согласились бы, сеньор?
Охранник прищурился.
— У вас акцент. Откуда вы?
Он был первым, кто усомнился в моем испанском подданстве.
— Я родом из Республики Генуя, — улыбнулся я, — и сыр у нас является лучшей статьей экспорта.
— Вашему сыру придется постараться, чтобы вытеснить сыр Варелы.
Я продолжал улыбаться.
— Я уверен, что он постарается. И надеюсь, что сеньор Ведомир решит так же.
Он выглядел озадаченным, но посторонился и впустил меня в широкий вестибюль, в котором, несмотря на теплый вечер, было прохладно, почти холодно, и пустовато: два стула и стол, на котором лежало несколько карт. Я присмотрелся. Это был пикет, и меня это порадовало, потому что пикет — игра для двоих, а значит, охранников здесь больше нет.
Первый охранник жестом велел мне положить сверток с сыром на карточный стол, и я подчинился. Второй встал у него за спиной, положив руку на эфес шпаги, и смотрел, как его напарник проверяет, нет ли у меня оружия — хлопая меня по одежде, а потом обыскав мою наплечную сумку, в которой кроме нескольких монет и моего дневника он ничего не нашел. Меч я с собой не взял.
— Оружия у него нет, — сказал первый охранник, а второй кивнул. Первый указал на мой сыр.
— Как я понимаю, вы хотите, чтобы сеньор Ведомир попробовал его?
Я с готовностью закивал головой.
— А что, если его попробую я? — первый охранник пристально глядел на меня.
— Я рассчитывал, что все это достанется сеньору Ведомиру, — сказал я с подобострастной улыбкой.
Охранник фыркнул.
— Да тут целая прорва. А может, сам попробуешь?
Я запротестовал:
— Я ведь хотел, чтобы он весь.
Он взялся за эфес шпаги.
— Пробуй.
Я кивнул.
— О, да, сеньор, — сказал я, развернул сверток, отщипнул кусочек и съел.
Но он указал, чтобы я попробовал другой круг, и я попробовал, всем своим видом давая понять, какой это небесный вкус.
— Ну, раз уж он все равно открыт, — сказал я, — вы тоже можете попробовать.
Охранники переглянулись и наконец первый, с улыбкой, пошел к толстым дверям в конце коридора, постучал и вошел. Потом он появился снова и жестом пригласил меня в кабинет Ведомира.
В комнате было темно и душно от благовоний. Когда мы вошли, на низком потолке слегка колыхнулся шелк. Ведомир сидел к нам спиной, с распущенными длинными черными волосами, в ночном наряде, и писал что-то при свете свечи, стоявшей перед ним на столе.
— Прикажете остаться, сеньор Ведомир? — спросил охранник.
Ведомир не обернулся.
— Насколько я понял, наш гость не вооружен?
— Нет, сеньор, — сказал охранник, — хотя запах его сыра может разогнать целую армию.
— Для меня это благоухание, Кристиан, — рассмеялся Ведомир. — Пожалуйста, пусть гость пока посидит, я сейчас допишу.
Я сел на низенький стул возле погасшего камина, а он промокнул написанное и встал из-за стола, попутно прихватив с собой маленький ножик.
— Так вы говорите сыр? — его тонкие усики раздвинулись в улыбке, он подобрал свое одеяние и сел на такой же низенький стул напротив меня.
— Да, сеньор.
Он всмотрелся в меня.
— О! Мне сказали, что вы из Республики Генуя, но по говору вы англичанин.
От неожиданности я вздрогнул, но его широкая улыбка говорила, что опасаться мне нечего. По крайней мере пока.
— Вы правы, и мне хватало ловкости все это время скрывать мое подданство, — я все еще был поражен, — но вы разоблачили меня, сеньор.
— И видимо, я первый, потому что ваша голова до сих пор на плечах. А ведь наши страны воюют, не так ли?