— Извините, — бубнила за стеной Соня. — Я приехала к вам не потому, что люблю слушать ваши поучения. Со мной все в порядке. Я не собираюсь травиться или стреляться. Речь идет о вашей единственной дочери.
— Но я же не могу к ней поехать! Я физически не в состоянии.
— Заставьте ее приехать к вам! Прикажите. Вы же умеете.
— Ну, хорошо, хорошо. Я сейчас кончаю шестую главу воспоминаний. Кстати, как тебе название: «Остров ГУЛАГа». Правда, неплохо? Я билась над названием две недели. А в пятницу проснулась ночью и подумала: ведь лагерь — это остров, один из островов — ты меня поняла?
— Татьяна Иосифовна! — Сонечка могла быть упорной. — Я приехала к вам потому, что боюсь за судьбу вашей дочери. Неужели вы не понимаете, что речь идет о жизни и смерти хорошего человека! При чем тут название книги?
— Жизнь нам дается только один раз… — начала было Татьяна Иосифовна и оборвала сразу, узнав, видно, в ней неудачную цитату.
Лидочка чуть было не рассмеялась: уж больно забавно прозвучала цитата в устах Татьяны Иосифовны.
Подсолнечное масло обнаружилось в холодильнике, на дне литровой банки.
— Вы говорите о своей дочери, — голос Сонечки повысился, она перешла в наступление, — словно она вам чужой человек, будто мы с вами не сидели на кухне и не обсуждали ее судьбу после первой попытки самоубийства.
— Ах, ты напомнила! — с сожалением произнесла Татьяна Иосифовна и вплыла на кухню. Лидочка как раз собиралась лить масло на сковороду.
— Нашла масло? А я боялась, что не найдешь. И, пожалуйста, Лидочка, не трать много масла — мне так трудно ходить в магазин.
Соня стояла в дверях, смотрела в спину старой писательницы и старалась привлечь внимание Лидочки гримасами и дать ей понять, с каким чудовищем ей, Сонечке, ратующей за спасение подруги, приходится иметь дело.
— Ты, разумеется, слышала наш разговор, — утвердительно произнесла Татьяна Иосифовна. — Не возражай, здесь перегородки фанерные, каждое слово слышно.
— Я занималась обедом, — ответила Лидочка, но это прозвучало как попытка оправдаться.
— Я ценю твою деликатность, но она сейчас никому не нужна. И раз уж ты оказалась здесь в это время и в этот час, — старая женщина подняла вверх толстый указательный палец, как бы призывая аудиторию к молчанию, — то тебе недурно бы знать, что Алена — моя родная дочь, ей тридцать два года, она ни на что не годна…
— Татьяна Иосифовна, ну как вы можете! — теперь Соня готова была расплакаться.
— Да, могу! Имею на то моральное право! — Она обернулась к Лидочке. — А знаешь ли ты, Лидия, что за последние годы Алена ни разу не удосужилась навестить больную мать, не привезла ей жалкого кусочка хлеба! Ни разу не поздравила с Рождеством. В это трудно поверить? Но это именно так.
— Но речь идет о ее жизни! — вмешалась Соня.
— Хватит! Я знаю, что Аленочка истеричка! — Теперь обе они стояли на кухне, почти прижимаясь к Лидочке, и кричали друг на дружку через ее голову. — Еще в школе она устраивала дикие скандалы — мне пришлось трижды переводить ее в разные школы.
— Но не об этом сейчас речь! Не время выяснять отношения. Вы должны поговорить с ней, иначе будет поздно.
— Она уже пять раз устраивала самоубийство! — кричала Татьяна Иосифовна Лидочке. — Пять раз, и каждый раз весьма разумно! Так, чтобы не повредить своему здоровью.
— Как вы смеете! Это голый цинизм! — кричала Соня в другое ухо Лидочке. — Вы потеряете последнее близкое вам существо на этом свете.
«Господи, они же обе на сцене, а я — зрительный зал. И еще заплатила за билет натуральным продуктом».
— Прекратите бой, — попросила Лидочка. — Скоро ленч будет готов.
— Ленч? — Татьяна Иосифовна как бы переваривала значение слова. Потом поняла, улыбнулась. — Ленч, — повторила она. — Какое сладкое слово. Вот именно, сладкое. Со мной сидела одна болгарка из Земледельческого союза, если не ошибаюсь. Она всегда говорила это слово — сладкая погода, сладкий надзиратель…
На время бой прекратился — женщины принялись помогать Лидочке накрывать на стол, а Татьяна Иосифовна вовсе расщедрилась и достала полбутылки «Мартини», сообщив, что к ней приезжали брать интервью из «Столицы», и она взяла гонорар бутылкой «Мартини».
Перемирие, отвлечение от главной темы спора, было кратким, но продолжение спора приняло несколько иной характер. Татьяна Иосифовна сказала Лидочке:
— Вся моя молодость прошла в лишениях. Мне не на кого было опереться, и прежде чем я осознала себя и свое место в жизни, я уже попала под тяжелый пресс сталинских репрессий.
Татьяна Иосифовна говорила все громче, как бы с трибуны.
— Я старалась дать Аленочке все, что могла. Но много ли могла я? Мне приходилось отрывать от себя последние куски!
— Татьяна Иосифовна! — вмешалась Сонечка. — Не надо об этом!
Татьяна Иосифовна осторожно отрезала кусок мяса, осмотрела его и спросила:
— А у вас на рынке есть санитарный контроль?
Неожиданный переход сбил Лидочку с толку — она даже не сразу сообразила, что же Татьяна Иосифовна имеет в виду?
Но и Татьяна Иосифовна забыла о вопросе, потому что обернулась к Соне и сказала ей:
— Алена может иметь ко мне субъективные претензии. Но никак не объективные. В конце концов, факт наличия у меня собственной личной жизни не должен был отвращать ее.
— Я не говорю о прошлом! — Сонечка посмотрела на Лидочку умоляюще, словно искала у нее поддержку. — Но сегодня вашей дочери очень плохо. Она близка к смерти.
— Ах, оставь, я ненавижу шантаж! — воскликнула Татьяна Иосифовна. — К сожалению, с возрастом у Аленки выработался псевдосуицидальный комплекс. Вы меня понимаете? То есть Алена стремится к самоубийству, но не к самой смерти, а к попытке, чтобы вызвать сочувствие или страх у окружающих. В первую очередь у разочаровавшихся поклонников.
— Татьяна Иосифовна! — взмолилась Соня. — Поймите же, что у Алены, кроме нас с вами, нет близких людей.
— Она сама в этом виновата.
— У нее нет никого! Неужели родная мать от нее отвернется?
Обе женщины удовлетворяли свою страсть к театральности, обеим роли достались трагические, со слезой, и конфликт грозил достичь древнегреческих высот.
— Лучше тебе уехать, — сказала Татьяна Иосифовна. — Пока еще не поздно, тебе лучше вернуться в Москву. Твое присутствие выводит меня из себя.
— Я не уеду, пока не добьюсь от вас согласия позвонить Аленушке. Хотя бы позвонить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});