Читать интересную книгу «Додж» по имени Аризона - Андрей Уланов

— Что, так и будешь ходить? — интересуюсь.

— А что, — спрашивает, — опять раздеться прикажешь?

— Ох, — говорю, — влепил бы я тебе, феодалочка, за нестроевую форму одежды десяток нарядов вне очереди, да только…

— А наряды, — спрашивает рыжая, — это что? Это ведь платья новые, да?

И облизывается.

— Наряды, — говорю, — это не платья и даже не сахар. А вовсе даже наоборот.

— А…

— Значит, так. Стой, но молчи. Издашь хоть один звук, пока я пистолет собирать не закончу, порулить не дам!

Замолкла. Вот бы ее в этом замороженном состоянии подольше продержать! А то я от такой компании скоро немецкий тыл начну как курорт вспоминать. Там, если повезет, сразу убьют и пытать не будут.

И зачем только баб на войну берут!

Ладно. Собрал «ТТ», кобуру на ремень повесил.

— Ну что, — говорю, — пойдем, посмотрим на ваших волов.

Пошли. Спустились вниз, зашли в конюшню — ну и вонь же — и прошли в угол, где эти волы обретались.

— Вот.

Глянул я на этих «волов» — так и захотелось затылок почесать. Ни черта ж себе живность домашняя.

Стоит себе в стойле здоровая скирда шерсти. А спереди два рога на полметра торчат.

— Это волы? — спрашиваю.

— Да.

Хорошие у них тут волы, думаю. Хотел бы я еще на местных ослов посмотреть.

— Теперь верю, — говорю. — Четверка таких холмиков не то что два грузовика — легкий танк из болота вытащит. Как вы только этими тушами управляете? Они же так шерстью заросли — пуля застрянет.

— А у них, — отвечает, — хвост чувствительный.

— Ладно, — говорю, — только на моего вола самого лучшего погонщика, пожалуйста. А то противотанковой гранаты у меня нет, а где у него тормоза, я и знать не желаю. Пошли завтракать.

Завтракал я сегодня у Аулея. Решил, раз уж они меня захомутали, причем на офицерскую должность, так пусть и паек обеспечивают соответствующий. А то на их баланду как раз чего-нибудь вроде Трофимовой баррикады и возведешь.

Ем — каша какая-то непонятная, явно из гибрида очередного, а сам все жду, пока Аулей меня допрашивать начнет. А он тоже молчит, только поглядывает изредка, причем больше на дочку, чем на меня.

Зато поп не выдержал. Правда, тоже доел сначала — к еде они здесь очень уважительно относятся, не иначе поголодать хорошо пришлось — и спрашивает:

— Не откажешься ли поведать нам, Сергей, что ты сегодня планируешь предпринять?

— Не откажусь, — говорю. — Для начала — перетащу в замок те два грузовика, что вчера нашел. А потом буду вам нормальную оборону налаживать. Хоть посмотрите, что это за зверь такой.

Ага. Укрепрайон имени высоты 314. Мы ее в ходе разведки боем взяли. Хорошо взяли, чисто. Без потерь. А до нас под ней рота штрафников легла.

Жалко, нет у них ни мин, ни места, где их толком поставить. Хорошее минное поле — это, я вам доложу, такая замечательная штука — просто слов нет. Пока в нем проходы не проделают.

— А скажи, Сегей, — начал Аулей, — зачем вы вчера на гору полезли?

Я на рыжую с удивлением посмотрел — неужто не проболталась?

— Кстати, — говорю, — пока я с грузовиками возиться буду, отберите десяток самых ловких парней, из таких, чтобы на правый склон смогли вскарабкаться, и пусть веревочных лестниц приготовят, да и просто веревок.

— А зачем… — поп спрашивает, но тут его Аулей остановил.

— По-моему, — усмехается, — нам будет проще пойти и посмотреть. Не так ли, Сегей?

— Именно, — говорю. — Ну, что, Карален, готова?

— Тебя жду, — отвечает.

Сунулся я было к «Доджу» — а его кузнец к себе уволок. Как он только умудрился — поманил, что ли? Кис-кис-кис.

Ладно. Погрузились мы на этих волов — я, рыжая, четверо погонщиков — и двинулись.

Ощущение такое, словно на крыше грузовика едешь. Только мотор не слышно и трясет меньше.

— А чем, — спрашиваю у погонщика, — эти ваши волы питаются?

Тот жвачку свою сплюнул и ко мне поворачивается:

— Ы?

— Жрут чего?

— А все подряд.

— Что, вообще?

— Ыгы, — кивает. — И траву, и дерево, и мясца не прочь отведать.

Черт, думаю, надо будет следить, чтобы в непосредственной близости от пасти не оказаться. А то так тяпнет — почище танковой гусеницы.

— Эй, — говорю. — А быстрее можно?

— Ыгы. Ток не стоит.

— Почему?

— А они, — говорит, — как пробегут малость, так и норовят спать завалиться. И не добудишься.

Ну, еще бы. Такую тушу разбудить — гаубица нужна.

Пока доехали — я чуть сам в этом седле не заснул.

Слез, обошел машины — вроде все в порядке, никто их за ночь не заминировал.

— Ладно, — говорю, — цепляйте ваших першеронов. Посмотрим, на что они годятся, кроме как на консервы.

Решил сначала полуторку попробовать вытащить — она все же не так глубоко завязла, как «студер». Подцепили, я в кабину забрался, только потянулся завести а они ее р-раз — и выдернули. Словно и не забита она снарядами под завязку.

Черт, думаю, нам бы таких волов под Киев. А то все тылы на своем горбу вытаскивали.

«Студер» эти зверюги еще легче выдернули. Я даже и в кабину не стал забираться.

Распределил я этих волов по два на машину. Сам в полуторку влез — а то ведь не дай бог, кувыркнется — костей не соберешь, а рыжую в «студер» загнал. Руль в среднее положение выставил и говорю ей:

— Значит, так. Твоя текущая боевая задача — держать вот эту круглую штуку и не шевелить ее ни на милли… тьфу, короче, не шевелить. Ясно?

— Верштайн.

— Не верштайн, а ферштейн. Ясно?

— Да.

Был бы у меня хоть кто-нибудь понадежнее — на пушечный бы выстрел ее к машине не подпустил. Да только остальных на этот пушечный выстрел к машине и не подгонишь.

Ладно, думаю, ты мне его только на прямой удержи, а уж повороты я и сам как-нибудь проверну. Да и даже если навернется этот «студер» — невелика беда. Ничего сапогам не сделается. Саму б ее, главное, не придавило.

Договорился с погонщиками — как сигналы подавать, как поворачивать. Хорошо еще, что волы эти то ли не боятся ни черта, то ли вовсе они глухие, только на клаксон они ровно никакого внимания не обратили. Я для пробы из полуторки полминуты подудел — ноль да семечки.

— Ну, — говорю, — по машинам.

Поехали. Точнее, потащились. Эти зверюги и порожняком-то не слишком резво лапы передвигали, а с грузом и вовсе темп марша снизили. Спят они, что ли, прямо на ходу? Эти могут, им даже глаза закрывать не надо — и так из-за шерсти ничего не видно.

Но километров семь в час все же делаем. А может, и все десять.

Черт с вами, думаю, вы, главное, меня на дорогу вытащите, а до замка я уж и сам как-нибудь доеду.

Два поворота спокойно преодолели — остановился, вылез, рыжую подвинул, повернул — и дальше ковыляем. Проехали третий, остановились, оборачиваюсь — а «студер» сам по себе едет. Ну, я к нему, вскочил на подножку, открываю дверцу — а рыжая уже вовсю рулем шурует.

— Ты чего, — кричу, — кувыркнуться хочешь? Я тебе разрешал?

— А что? — еще и возмущается. — Тоже мне — премудрость.

— Может, ты ее еще и заведешь? — спрашиваю.

Зря я это спросил. Ох и зря. Ключ-то в гнезде торчал.

Не успел опомниться, а Кара уже его провернула и на этот раз завела. «Студер» взревел, вперед рванулся — и со всего маху волу под зад бампером. По хвосту. Хорошо, хоть разогнаться толком не успел.

Тут уж сам вол взревел так, что не то что «студер» — паровозный гудок бы перекрыл. Взвился на дыбы — то еще, доложу, зрелище, даже со спины. Прямо как на танковое днище из окопа. И тоже рванул. Погонщик, молодец, соскочить успел и даже отбежать на пару метров.

Спасло нас то, что второй вол в запряжке с места не сдвинулся. Ему-то что, его под зад никто не пихал. Ну а постромки такого рывка тоже не выдержали — лопнули.

Меня при ударе чуть из кабины не вышвырнуло — хорошо, что за руль успел уцепиться. А рыжая с перепугу тоже за руль цепляется — и на педали давить продолжает. На обе до пола.

Тут уж я не выдержал и заорал. Да так, что чуть лобовое стекло не вылетело.

— Ноги подыми, дура!

Кара ойкнула, ноги поджала — мотор сразу заглох, — баранку выпустила, кулачки к подбородку прижала и смотрит на меня — глазищи от ужаса на пол-лица.

А вола уже и след простыл.

Я через нее перегнулся, «студер» на ручник поставил и на землю спрыгнул. Снял пилотку — как это она не свалилась — провел по лбу — сухой. Надо же, думаю, даже вспотеть не успел. Ну, рыжая, ну кара небесная… Что ж мне с тобой делать-то?

— Чего сидишь? — говорю. — Вылезай.

Вылезла. Стала передо мной по полустойке «смирно» и в землю уставилась, кончики сапог изучает. Я ее за подбородок взял, поднял — глаза сухие, слез и соплей не видать. Спасибо и на том.

— Я тебе, — спрашиваю, — руль поворачивать разрешал?

— Нет.

— Тогда какого черта, — кричу, — ты сама поворачивать начала?! Порулить захотелось?!