— Хорошо, — кивнул Ковалев. — Никакой фиги, Веня, я и в глаза могу. Всем известно, что Белку ты не очень-то любил…
— Ты за всех не говори! — перебил Томилин.
— … обзывал сукой, — продолжал Ковалев, — а вчера, ребята видели, пинком выгнал ее из дизельной. Было такое?
— Было. — Филатов подобрался, напрягся. — Только выгнал я ее потому, что ведро с соляркой опрокинула.
— Пусть так, — согласился Ковалев. — И опять же кого единственного Шурик ночью видел? Тебя, Веня. И еще… пусть Николаич скажет… Так что не лезь в бутылку, кое-что, сам понимаешь, на тебе замыкается.
— Мне оправдываться нечего, — сказал Филатов. — Рука у меня не поднялась бы на собаку.
— У него рука только на человека поднимается, — уточнил Осокин.
— Я протестую, — спокойно сказал Груздев. — С таким же основанием можно утверждать, что кое-что замыкается, скажем, на Шурике, который всю ночь не спал, или на Рахманове — он выходил на срок.
— Ты чего, Ковалев, к Вене цепляешься? — Томилин вскочил. — Подумаешь, из дизельной выгнал! Белку механики на ночь в дизельную пускали греться, а ты ее к своему домику подпускал? Хоть раз кормил? Да она к тебе в гидрологию и дороги не знала!
— Скажи еще, что я ее убил!
— Может, и ты, откуда я знаю?
— Ах, так! — Ковалев обернулся к Семенову. — Сергей Николаич!
Семенов встал, прошелся по кают-компании.
— Груздев прав, с подобными уликами можно заподозрить любого из нас. Ко мне, Костя, Белка тоже не забегала, и я ее тоже не кормил. Обращаю вопрос ко всем: припомните, кто из ваших соседей выходил ночью из домика?
— Рахманов выходил, — сказал Непомнящий. — На метеоплощадку, минут на двадцать.
— А ты откуда знаешь, на сколько? — быстро спросил Томилин.
— Он дверью хлопнул, разбудил.
— Вы никого не видели, Николай Васильич? — обратился Семенов к Рахманову.
— Никого, — чуть поколебавшись, ответил Рахманов. — Вышел на срок, передал данные Томилину и отправился спать.
— Кто еще выходил? — спросил Семенов. — Так. Значит, достоверно известно лишь то, что на срок выходил Рахманов и в кают-компанию забегал пить кофе Филатов. Веня, когда это было?
— Часа в два.
— Так, Шурик?
— Да, в начале третьего.
— Тогда, Веня, совпадение не в твою пользу: доктор определил, что смерть Белки наступила примерно в это время.
— Плюс-минус час, — поправил Бармин. — Но могу повторить…
— Знаю, — кивнул Семенов. — Слишком глупо было бы убивать Белку рядом с дизельной собственным молотком и бросать эту улику на виду.
— Я убежден в этом…
— Погоди, Саша, эмоции нам не помогут. Веня, напряги память: не слышал ли какого звука, лая? Ну?
— Когда дизель ревет под ухом? — Филатов мрачно покачал головой.
— Веня, — Семенов подошел к Филатову, положил руку ему на плечо, — посмотри мне в глаза: ты не убивал Белку?
Филатов побелел.
— Не убивал, Сергей Николаич.
— Так почему же, — Семенов сунул руку в карман, — возле Белки нашли твою зажигалку? Ковалев, где она лежала?
— Я же вам показывал, буквально рядом с Белкой.
По кают-компании прошел гул.
— Молчать! — Семенов пристукнул кулаком по столу. — Так как же это объяснить, Веня?
— Не знаю, Сергей Николаич, потерял я эту зажигалку недели две назад.
— Что-то уж очень много совпадений! — выкрикнул Ковалев.
— Насчет зажигалки Веня правду говорит, — сказал Кирюшкин. — Он у меня еще коробок спичек брал.
— Да, много совпадений, — будто про себя, задумчиво проговорил Семенов. — Пожалуй, даже слишком много — молоток, зажигалка, кофе ночью пил… — Он вновь прошелся по кают-компании, остановился возле Филатова. — Слишком много! Поэтому прошу не обижаться, но приступим к неприятной процедуре, другого выхода нет. Все здесь?
— Дугин в дизельной, — напомнил Кирюшкин.
— Всем надеть каэшки и рукавицы, — приказал Семенов. — Никому, ни под каким предлогом не выходить из кают-компании. Костя, позвони Дугину, пусть немедленно явится.
Недоуменно переглядываясь, люди столпились у вешалки, разобрали одежду.
— Каждому внимательно проверить, своя ли на нем каэшка, свои ли рукавицы!
— Какая разница?
— В чем дело, Николаич?
— Выполнять! — Семенов встал у выхода из кают-компании. — Сейчас будем по очереди подходить к доктору. Саша, приступай.
— Буду вызывать по алфавиту. — Бармин положил на стол листок с фамилиями, достал из кармана куртки большую лупу. — Горемыкин!
Теперь все поняли, что это за процедура, заволновались. Бармин через лупу тщательнейшим образом осмотрел каэшку, рукавицы, брюки и сапоги повара.
— Все, Валя, садись здесь. Груздев!
— Никогда еще не был под следствием. — Груздев усмехнулся. — Вы очень эффектны, Саша, в роли Холмса.
Бармин шутки не принял.
— Дугин!
— Здесь я, — входя, откликнулся Дугин. — Собрание, что ли?
— Раздеваться не надо, — сказал Семенов. — Подойди к доктору.
— Медосмотр, — пояснил Томилин. — На вшивость.
— Ковалев!
— Кирюшкин!
— Кузьмин!.. У тебя на каэшке кровь!
— Палец порезал. — Кузьмин весь сжался. — Саша, побойтесь бога, вы же сами вчера перевязывали!
— Снимай каэшку, произведу анализ. Отойди, не мешай. Непомнящий!.. Да не вертись, замри, я тебя вскрывать не собираюсь! Осокин!.. Николаич, ты мне нужен… Видишь пятнышки, здесь и здесь?
Бармин соскоблил несколько комочков на чистый лист бумаги.
Осокин рванулся.
— Какие пятнышки? — Голос у него сел, по лицу прошла судорога. — Дружка выручаешь?
Железной рукой Бармин удержал Осокина на месте.
— Это мозг, — приблизив лупу к комочкам, сказал он. — А вот и кровь, на обоих унтах.
Семенов поднялся с колен и вперил в Осокина тяжелый взгляд.
— Ребята, не верьте, — оглядываясь, быстрым шепотом заговорил Осокин, — он дружка выручает! Вон, у Кузьмина тоже кровь! Может, кто мои рукавицы надел! Пусть всех проверяет!
— Проверим, проверим, — не сводя с Осокина тяжелого взгляда, сказал Семенов. — Валя, забери у него рукавицы, положи на стол поосторожней. Продолжай, Саша.
— Рахманов!.. Семенов!.. Соболев!.. Томилин!.. Филатов!
— Пусть его другой проверит! — Осокин не сидел, а подпрыгивал на стуле. На его искаженное отчаянием лицо было страшно смотреть. — Пусть Олег!
Бармин протянул лупу Ковалеву. Тот долго осматривал одежду Филатова.
— Солярка да масло, — сказал он. — Ты, Веня, не обижайся, зажигалка-то была твоя.
Филатов отошел, не ответив.
— Теперь меня, — сказал Бармин.
— А чего тебя? — Ковалев махнул рукой. — Все ясно.