Читать интересную книгу Стимпанк - Пол Филиппо

Открывшаяся перед ним картина восхитила Агассиса. Вот она, передовая наука: командная работа и распределение обязанностей, сплоченная группа слаженно трудится ради единственной цели – дальнейшего прославления имени Агассиса!

Отвечая на веселые приветствия, в которых звучало его прозвище – «Bonjour [26], Агасс!», «Агасс, вы только посмотрите!», «Агасс, видеть омаруса? Ловите!» – глава этой научной фабрики совершал обход своих работников.

Когда он изучал копролит Пуртале, пытаясь определить ботанические останки, из внутренней комнаты появился Эдвард Дезор.

Дезор был правой рукой Агассиса. Он служил у натуралиста уже десять лет, с 1837-го. Агассис сам преподал азы науки этому студенту права немецкого происхождения с немалой способностью к языкам, впрочем, познания Дезора так и не превысили кругозор ленивого дилетанта. Главная польза заключалась в его умении добиваться результатов. Он надзирал за повседневными работами в Нёфшателе и умел без сучка без задоринки организовать наитруднейшую экспедицию.

Худой и франтоватый, еще не достигший тридцати лет, Дезор чрезмерно гордился жиденькими усами, к которым, насколько мог определить Агассис, ни один волос не прибавился с тех пор, как он поступил к нему на службу. В его глазах постоянно горели огоньки, напоминавшие Агассису взгляд горностая (Mustela erminea). После десяти лет постоянного общения Агассис все еще временами не мог сказать, что творится в голове его помощника.

Агассис вообще испытывал к Дезору двойственное чувство. С одной стороны, он был расторопным и усердным. И в постоянном надзоре он не нуждался. С другой стороны, он был несколько опрометчив и неосмотрителен. Взять, скажем, лекцию, которую устроил в Англии Дезор незадолго до их отплытия в Америку. В Бедлам-колледже, сказал он, а это оказался сумасшедший дом, где Агассису пришлось говорить перед врачами и санитарами под какофонию воплей сидящих в клетках безумцев…

Тем не менее Агассис полагал, что в целом достоинства Дезора перевешивают его недостатки, и, не желая портить плодотворные отношения, защищал его перед всеми хулителями, главным из которых была жена Агассиса Цецилия.

Цецилия. Мысли о жене в основном и привели его утром в угнетенное состояние. Агассис все еще чувствовал себя виноватым, что оставил ее с тремя детьми в Швейцарии. Но что ему было делать? У себя на родине он продвинулся, насколько это было там возможно, а прусский грант, с добытый его ментором Александром фон Гумбольдтом, на путешествие в Америку пришелся как нельзя кстати. Не мог же он не принять его! И конечно же, Цецилия понимает, насколько это логично. Агассис утешил себя мыслью, что она не слишком много плакала…

Какой преданной она была, когда они только-только встретились! Он поехал погостить у своего однокашника Александра Брауна в его немецком доме на каникулы и познакомился с его сестрой Цецилией, великолепным образчиком арийской женственности. Влюбившись, она нарисовала его портрет, который он хранил до сих пор. (Неужели он когда-то выглядел так молодо?) Много лет спустя они поженились и зажили счастливо.

Но когда у них поселился Дезор, все разладилось. Цецилия считала бывшего правоведа тщеславным, неотесанным и безответственным. Он отпускал сомнительные шутки, смущавшие ее. Почти против логики и воли (может, этот недоучившийся студент наложил на него какие-то чары? – иногда недоумевал он) Агассис продолжал вступаться за Дезора, и пропасть между натуралистом и его женой все углублялась и углублялась.

Раздраженно отмахнувшись от этих мыслей, Агассис обернулся к Дезору.

– Да, Эдвард, в чем дело?

Дезор распушил поросль у себя на губе.

– Я только хотел напомнить вам, Луи, что вскоре приедет мой кузен Мориц. Вы же помните, мы говорили о том, чтобы нанять его.

– Как вы могли оплатить проезд вашего кузена, когда нам нужно вывезти сюда других, более компетентных людей? – взорвался Агассис. – Насколько я помню, вопрос о его найме мы оставили открытым. Что толкнуло вас на такой шаг?

Дезор не позаботился проявить приличествующего огорчения при виде гнева своего патрона.

– Я знал, что он будет здесь чрезвычайно полезен, и взял на себя смелость заручиться его услугами прежде, чем к ним прибегнет кто-то другой.

– Будьте добры, освежите мою память касательно его достоинств.

Теперь Дезору удалось принять вид несколько тревожный.

– Он молод, энергичен, готов ревностно стараться…

– Но каков его научный опыт?

– Он знаток анатомии жвачных.

– А именно?

Дезор заметно поежился.

– Как-то он неделю проработал на бойне. Агассис воздел руки к небу.

– Невероятно! Но полагаю, раз корабль отплыл, мы не можем повернуть его обратно. Тем не менее если я получу сообщение о гибели Морица в море, то не стану горевать слишком долго. Ну, с Морицем мы разберемся, когда он приедет. Еще что-нибудь, Эдвард?

– Нет, – угрюмо ответил помощник.

– Прекрасно. Можете идти. Дезор, надувшись, удалился.

После еще некоторых указаний верным ассистентам Агассис завернул на кухню. Там он нашел Джейн.

Джейн Прайк была кухаркой и горничной – пухленькой английской девушкой с очаровательными веснушками. Когда она только пришла просить места и Агассис спросил, произносить ли ее фамилию «Прайк» или «Прэйк», она отпустила настолько пикантную шутку в рифму, что Агассис рассмеялся и тут же ее нанял.

Сейчас он тихонько подобрался к аппетитной мастерице на все руки сзади – стоя у плиты, она помешивала в кастрюле густую рыбную похлебку из особей, сочтенных неподходящими для препарирования и последующего хранения. Схватив ее под передником за талию (так, что она взвизгнула), Агассис потерся носом о ее шею.

– У меня в спальне после ужина, – прошептал он.

Джейн захихикала и уронила поварешку в похлебку.

До конца дня Агассис то и дело ловил себя на том, что мысленно произносит покаянную молитву: «Прошу, Цецилия, прости меня».

Но ощущения вины оказалось недостаточно, чтобы совершенно испортить сношение в тот вечер.

После физиологической интерлюдии Агассис уснул.

Проснулся он в темноте от ощущения, что кто-то гладит его по лицу.

– Джейн… – пробормотал он, но осекся.

Руки у Джейн несколько огрубели от работы, но все-таки на ощупь были не такие…

Отпрянув от руки, Агассис нашарил на тумбочке патентованную фосфорную спичку Аллена. Чиркнув ею, он поглядел на край постели.

Мерзкая обезьянья харя уставилась на него в ответ.

Потом обезьяна улыбнулась и произнесла:

– Бонжур, мсье Агассис.

2

Sinus pudoris

Однажды Агассиса измучил кошмар. Во сне он вдруг обнаружил, что он – олень. Но вот Cervinae или Rangiferinae оставалось неясным. (Вообразите себе, великий Агассис, великолепный представитель Homo sapiens, и животное!…) Во сне он оказался в ловушке – копыто застряло в щели между камнями. А на него наползал ледник: огромное ледовое покрывало, щеткой вычистившее все Северное полушарие, геологические следы которого он, Агассис, гениально восстановил, обеспечив себе титул «Открыватель Ледникового периода». (И к черту Шарпентье, Шимпера и Форбса, отъявленных лгунов, посягающих на долю в его открытии!) И пока он силился высвободить копыто, движение льда ускорилось. Вот он уже несся со скоростью паровоза, десятки тонн голубоватого с пузырьками воздуха льда надвинулись на Агассиса, чтобы размазать по камням, подхватить его кости и упокоить их в какой-нибудь будущей морене…

Он проснулся в холодном поту, увидел мирно спящую рядом Цецилию и с облегчением привлек ее к себе.

Чувство, которое теперь испытал Агассис, увидев перед собой омерзительно гримасничающую харю изъясняющейся по-французски обезьяны, во всех отношениях было сродни тому, какое он испытывал как угодившее в ловушку, обреченное животное. Его сковал страх; на лбу и на голой волосатой груди выступили капли пота, точно вонючее гнусное выделение жабы (скажем, Bufo marinus). Думать он мог лишь о том, что его вот-вот разорвут в клочья.

Догорающая спичка обожгла Агассису пальцы. Боль вырвала его из оцепенения. Едва комната вновь погрузилась во тьму, он скатился с кровати и на четвереньках пополз к двери.

Внезапно комнату вновь озарил свет – на сей раз аргандовой лампы, которая возникла в выходившем на море открытом окне.

– Эй! – окликнул державший лампу. – Это не дом доктора Агассиса?

При более ярком свете лампы Агассис еще раз увидел обезьяну, которая, несколько минут назад погладив его по щеке, поздоровалась столь неожиданно. Его изумление удвоилось, когда он распознал истинную природу незваного гостя.

Не обезьяна, а негр!

К тому же не укрощенный раб, а дикий африканец!

Негр довольно субтильного сложения был одет так: на плечах накидка из овчины (скрепленная спереди костяными пуговицами в кожаных петлях), далее – многослойная юбка из пальмовых волокон, унизанная разноцветными стеклянными бусинами. На руках и ногах звенят железные и медные браслеты, а еще раковины на кожаных шнурках. Непокрытые части тела как будто натерты смесью прогорклого животного жира и сажи.