Читать интересную книгу Время огня - Вячеслав Шалыгин

Хотя справедливости ради надо сказать, кое-какие объекты все же уцелели, поэтому формально город на картах пока значился.

Например, северо-восток, а конкретно Калининский район, как наиболее удаленный от эпицентра Катастрофы, сохранился относительно прилично. Некоторые высотки спальных кварталов рухнули, однако примерно треть домов устояла, превратившись в закопченные коробки с зияющими глазницами пустых оконных проемов, а остальные претерпели странные изменения. Например, один из кирпичных домов на Курчатова теперь был закручен наподобие штопора, другой ушел под землю, словно его забили, как сваю, третий выглядел целым и невредимым ровно до седьмого этажа, а выше распустился на четыре лепестка, словно гигантский цветок сирени. А одна древняя панельная стена на улице Макаренко улеглась на землю подъездной стороной вверх, но при этом сохранила в целости все окна. Более того, стекла в окнах странного уснувшего дома приобрели алмазную твердость, отчего стали одной из местных достопримечательностей. Всем впервые попавшим в этот район салагам предлагалось на спор разбить хотя бы одно окно. Чем угодно, даже очередью из ИПП. Новички, конечно же, принимали пари, но пока что все стекла были целы.

Примерно такое же «благополучие» наблюдалось и немного восточнее, но на картах всю эту местность густо заштриховали – там было очень грязно. Относительно пощадив жилые кварталы, Катастрофа до основания разрушила примыкающую к ним промзону. В частности, превратила в радиоактивную щебенку крупный завод, выпускавший топливные элементы для атомных станций, и сровняла с землей несколько заводов помельче, но примерно с таким же экологически сомнительным производством.

Так что на северо-востоке теперь могли обитать исключительно биомехи. Что они и делали. На небольшом участке механическая нежить выстроила три Городища: Тайгинское, Северное и Учительское. Ходоки даже называли это место «бермудским треугольником», соваться в который предельно опасно, хотя и выгодно. Ведь неподалеку от промзоны, вдоль бывшей железной дороги, в изобилии обнаруживались артефакты типа «Фрич». Если удавалось пройти мимо «треугольника», имелся шанс уцелеть и основательно разбогатеть. На поле, покрытое разнокалиберными лужицами «Фричей», механические твари обычно не совались, для неорганики «Фрич» был очень опасен. Замораживал ее, невзирая на продвинутость и наличие искусственного интеллекта. Но ведь не будешь жить в чистом поле, да и дальнобойное оружие никто не отменял. Биомехам необязательно цапать ходоков манипуляторами, можно просто выстрелить, находясь за пределами «фрич-плантации».

Кадр сменился. Теперь Каспер видел главную площадь города, поросшую автонами, но все-таки относительно пригодную для передвижения и отчаянных ходоков, и крупных биомехов. Также посредник видел прилегающие к площади кварталы, остатки четырех из семи мостов, краешек левого берега и руины старого жилмассива Горский.

В центре и на левом берегу, ближе к реке, тоже сохранилось порядочно остовов зданий, но не потому, что отсюда было далеко до эпицентра. Просто дома в центре строились еще в те времена, когда это, во-первых, умели делать на века, а, во-вторых, толщина кирпичных стен меньше метра считалась дурным тоном. Взять, к примеру, Оперный театр, построенный в сороковых годах прошлого века. Он лишился купола и приличного куска передней части здания, зато остался при портике с дюжиной огромных колонн. Или старинный железнодорожный вокзал, и вовсе тридцатых годов постройки, осевший и местами разрушенный, но все равно сохранивший узнаваемые очертания – если присмотреться, контурами он напоминал допотопный паровоз. А уж про здание Госбанка, также возведенное более ста лет назад, нечего и говорить, выдержало все, разве что слегка пошло трещинами. Жаль, не сохранились шесть огромных скульптур в центре площади. В первые полгода после Катастрофы они еще стояли, но потом начали постепенно таять и очень скоро исчезли. Наномашины пустили изваяния героев прошлого на строительный материал для доработки механических злодеев современности.

Тех самых, которых непосредственно в центре относительно немного, зато их огневая мощь на высоте. Практически весь центр держали среднеразмерные боты, а также носороги и бронезавры под предводительством и вовсе чудовищного биомеха непонятного происхождения. Бытовало мнение, что это один из тепловозов, стараниями наноботов поставленный на гусеничный ход. Почему только один? Легенды гласили, что в процессе борьбы за власть в стратегически выгодных Центральном и Железнодорожном районах этот монстр уничтожил либо загнал в резервацию близ станции Сеятель всех остальных механических братьев железнодорожного происхождения. Верить в эту байку или нет – личное дело каждого.

Каспер почему-то верил. Может быть, потому, что мог наблюдать за малопонятной повседневной активностью «центровых» биомехов почти воочию, с помощью камер, установленных неподалеку от его резиденции на левом берегу реки, практически напротив центра, в еще одном относительно уцелевшем оазисе среди аномальной пустыни. В одном из трех левобережных районов плотной малоэтажной застройки, а конкретно – Кудряшей, Верх-Тулы и Толмачево, в которых единичные особо прочные коттеджи сохранились почти в первозданном виде. Экологическая обстановка и здесь оставляла желать лучшего, но была хотя бы не настолько дрянной, как в центре, на северо-востоке и в Академгородке.

Кадр сменился в третий раз, предоставляя Касперу возможность оценить обстановку в центре локации.

Разрушений здесь больше всего, как-никак эпицентр Катастрофы, но зато и было чему удивиться. Например, изменению ландшафта. Теперь почти посреди Академгородка возвышался холм высотой метров в двести, на крутых склонах которого громоздились обломки Торгового Центра, а на вершине вращался вихрь местного тамбура. Но еще более удивительной казалась безупречная сохранность ИЯФ, Института ядерной физики, и плотины ГЭС, хотя обоим этим объектам досталось по полной программе. Ведь от эпицентра до плотины всего-то около четырех километров, а уж до ИЯФ нет и полутора.

В случае плотины дело, видимо, заключалось в новейших технологиях, с использованием которых ГЭС реконструировали буквально накануне Катастрофы. После введения в строй в 2045 году Болотнинской АЭС, Обская ГЭС выполняла функцию резервной электростанции, но строители-реконструкторы все равно подошли к делу серьезно. Вот и уцелела плотина, а заодно спасла остатки города от затопления.

В случае с ИЯФ внятных объяснений не имелось ни у военных, ни у ученых, ни у народа. Приходилось просто принимать этот странный факт как данность и радоваться, что среди руин есть хотя бы одно целое здание, отдых для глаз и души. Одно огорчало, и ГЭС, и Академ были самыми опасными районами локации в плане насыщенности механической нежитью…

В общем, кое-что от города осталось, но в целом картина, если сравнивать с «довоенной», казалась жутковатой и унылой. Пышущий здоровьем молодой человек против разорванного в клочья прямым попаданием бомбы «груза двести». В цинковом ящике Барьера.

…Каспер отвел взгляд от изображения и уставился на левую стену помещения, украшенную акварелью неизвестного «довоенного» художника. На картине тоже был изображен город. Семь мостов на фоне заката.

«Красиво, – Каспер вздохнул. – Жаль, пророчески точно. Закат наступил, и рассвета уже не будет».

Посредник вдруг понял, почему на него накатила эта странная волна меланхолии. Это своего рода отдача. Щелчок по носу. Холодный душ для гордеца.

«Какая, к черту, гордыня, Каспер?! Взгляни вокруг. Да, ты многого добился, но на чем ты сделал свои миллионы? На смерти и разрушении? Что полезного, доброго и вечного ты создал? Ничего. И ничего не создашь. Потому, что ты не просто оставил душу в том городе, а умер вместе с ним! Умер вместе с теми, кого здесь знал и любил. Умер, и теперь живешь не ты, живет твоя оболочка, наполненная имплантатами, наноботами-паразитами и глупостями вроде гордыни, бессмысленной жажды наживы и отравляющего дурмана нужных связей».

Каспер терпеливо выслушал себя и поморщился. Все верно, и в то же время не верно. Да, человек, которым стал Каспер после Катастрофы, гораздо хуже прежнего. Но ведь и мир вокруг стал хуже. Каспер постарался элементарно выжить, вот и все! И потом, стать прежним для посредника так же нереально, как возродить мертвый город. Или удалить оплавленные Узлом имплантаты. Ну и о чем тогда, спрашивается, сожалеть?

Каспер понял, что справился с приступом меланхолии и теперь может вернуться к привычным делам. Он облегченно выдохнул, вернул на голографический экран привычную деловую заставку и мысленно вызвал первого из абонентов, числящихся в Большой тройке.

– Слушаю тебя, Каспер, – как обычно чуть раздраженно ответил абонент с приоритетом «один-шесть».