Читать интересную книгу Свои продают дороже - Ольга Некрасова

А пришли только сейчас, и не серьезные ребята, а шпана с китайским «тэтэшником».

Началось с попытки примитивного рэкета. Звонок по телефону, вежливый голос в трубке: "Владимир Иванович, слышали, ваших соседей по даче обокрали? Воров развелось — просто ужас. Главное, возьмут на рубль, а испортят добра на сотню. Могут и дачу поджечь. У меня к вам в связи с этим предложение. Не хотите нанять охрану? — И, подтверждая худшие догадки Змея, Вежливый назвал свою цену:

— Какие-нибудь три тысячи долларов в месяц, зато дача не сгорит".

Змей обматерил его и повесил трубку.

На следующий день он пошел к обворованному соседу, композитору-попсовику. Напуганный служитель муз доверительным шепотом выложил, что у него на даче и красть-то нечего — весь антиквариат в городской квартире. Воры сумели разжиться только аппаратурой и одеждой тысяч на пять долларов. Но при этом испоганили итальянский гостиный гарнитур и разбили лопатой синтезатор «Ямаха», который не смогли бы продать втихаря — инструмент был профессиональный, редкий и потому заметный. Это был удар ниже пояса. Композитор позавидовал Змею: «Ты, Владимир Иваныч, в крайнем случае раскрыл блокнот на левом колене — и готово рабочее место». Для него житье на даче без инструмента теряло всякий смысл. Покупать новый? А вдруг и новый разобьют?

Как и всякий, кто работает в шоу-бизнесе, композитор имел «крышу». Первые дни после кражи он еще надеялся на защиту, и на его участке действительно появилась парочка бездельников с бритыми затылками. Воспрянув духом, композитор привез из Москвы другой синтезатор, но работать не смог. Охраннички целыми днями гоняли магнитофон в своем джипе или опустошали композиторский холодильник, причем были решительно не способны делать это без громких комментариев типа: «Ты смотри, что хавает, сука, когда крестьянство голодает!»

Кончилось тем, что во время одной из таких трапез их стоявший под окнами джип нахально подожгли. С чисто бандитской логикой погорельцы потребовали, чтобы композитор возместил им ущерб, понесенный во время охраны его дачи.

Змей выслушал композитора со всем приличествующим сочувствием, но про себя хихикал, поскольку относился к шпане без интеллигентского страха и в свои шестьдесят мог тычком пальца отправить в глубокую кому любого качка, не имеющего специальной подготовки.

Так же несерьезно Змей поначалу отнесся к беспредельщикам, которые подожгли джип. Попросил пожить на даче Татьяниного Сашку, и только. Пускай все идет своим чередом. Если они и дальше будут шарить по дачам, то скоро нарвутся.

Потом началась чертовщина. Снова Звонок, тот же вежливый голос: «Владимир Иванович, вы напрасно не согласились на первое предложение. Нам пришлось проделать некоторую работу, поэтому теперь наши услуги будут стоить дороже…»

Когда Змей услышал о результатах «некоторой работы», у него остатки волос дыбом встали. Беспредельщики раскопали, что «Мерседес» у него растаможен с нарушениями, стройматериалы на дачу куплены по дешевке, как военные излишки; помимо того. Вежливый намекал, что ему известно о налоговых нарушениях уважаемого Владимира Ивановича. Змей, как и в первый раз, ответил фигурным матом, но это скорее от растерянности, чем от уверенности. И получил еще одно предложение подумать.

Змей подумал, только совсем о другом. То, что Вежливый считал компроматами, напугало его не больше, чем обвинения ребенка, недавно узнавшего, какими ужасными делами занимаются взрослые дяди с взрослыми тетями. Это был материал для неприятной газетной статьи, но никак не для уголовного дела.

От налогов он уходил не по собственной воле — такова система, включающая весь цикл производства, от срубленной на бумагу сосны до лоточника, который продает книгу. На каждом этапе какую-то часть произведенного — древесины, бумаги, отпечатанного тиража — не показывают в отчетности и не платят с нее налоги. Автор книги здесь не крайний, он ввернут в систему по самую шляпку, и, чтобы поймать его на неуплате налогов, нужно перелопатить экономику целой отрасли.

Остаются стройматериалы и «Мерс» — это, пожалуй, шантажисты смогли бы доказать. Но за такие нарушения при самом строгом подходе Змею пришлось бы заплатить тысяч десять-пятнадцать долларов со всеми штрафами.

Словом, ерунда.

Весь ужас в том, что знать эту ерунду мог только свой.

В доме у Змея завелся «крот».

Нет, пожалуй, «в доме» — чересчур сильно сказано.

Показывая свою осведомленность в делах сочинителя Кадышева, Вежливый, хотя и приблизительно, очертил круг, в который входил его информатор: а) растаможкой «Мерседеса» занимался Танькин брат.

Змею оно не больно-то было нужно, но Сашка рвался по-родственному помочь и щегольнуть связями (кто-то из его однокашников по автомобильному училищу торговал иномарками). В качестве ответного жеста Змей дал Сашке заработать, рекомендовав его Барсукову, которому тот и устроил подержанный «Мерс». Таким образом, всей информацией обладали Сашка, Барсуков и, возможно, Танька; б) стройматериалы куплены по связям Барсукова аж в Рязанской области. Не стоила бы овчинка выделки, если бы Сашка не привез их бесплатно на «Урале», одолженном в своей воинской части. Узнать об этом Вежливый мог от тех же троих: Барсука, Сашки и — под вопросом — Таньки; в) суммы неучтенных гонораров, которые Змей получал, как говорится, мимо кассы, были известны только ему да Сохадзе. Но Вежливый и не называл сумм, а о том, что в книготорговле и, стало быть, в издательствах гуляет черный нал, известно каждой собаке.

Итак, под подозрение попадали трое: старый приятель, близкая женщина и ее брат. Этот круг можно и расширить: у Таньки — подружки в госпитале, у мужчин — жены, а Сашка вдобавок любит напропалую хвастаться близкими отношениями со Змеем. Легко себе представить, как Сашка щеголяет перед собутыльниками: «Я самому Кадышеву помогал дачу строить!» — и после простенькой покупки типа «врешь!» выкладывает подробности. Или птичка-медсестричка расспрашивает Таньку, как ее муж сэкономил на растаможке («Мой тоже хочет брать иномарку»), и Танька по простоте душевной все объясняет, а что ей неизвестно, узнает у брата.

То есть информатором Вежливого мог быть и кто-то четвертый, пятый, десятый — любой, кто сумел разговорить Сашку, Таньку или Барсука. Но это не снимает и не упрощает проблемы. Неважно, как и почему, но кто-то из троих выдал противнику далеко не последние грехи сочинителя Кадышева и может выдать другие.

Змей выжидал. За месяц Вежливый звонил еще дважды, потом сам явился в сопровождении «быка» с пистолетом. Его беспомощный шантаж интересовал Змея с единственной точки зрения: пусть болтает побольше, авось удастся выяснить, где течет. К примеру. Змей обрадовался бы, если бы Вежливый знал об операции с красной икрой, вывезенной с Дальнего Востока военным бортом.

Это значило бы, что течет где-то в окружении Барсука.

Главврач сбывал икру через своих оптовиков и, конечно, не стал бы сам себя сдавать шантажисту, а Танька с братом вообще ни о чем не знали.

Но Вежливый оставил попытки шантажа и собирался увезти Змея «поговорить в другом месте». Везунчик. Был бы понастырнее, с чертями бы сейчас разговаривал.

Таким образом, ничего новенького Змей не узнал, и пришлось перекрыть все три канала возможной утечки.

Барсукову он объявил, что прекращает с ним всякие дела, а Таньку выгнал и, таким образом, заодно отсек ее брата.

Конечно, ее было жалко. Змей долго распалял себя, прежде чем решился. Он вовсе не был уверен, что Танька виновата. Но вопрос о ее вине и не стоял. Ветчина тоже когда-то была ни в чем не виновата, тем не менее мы ее жуем. Первостепенное правило бизнеса (и контрразведки, и жизни в целом) — рассчитывай на лучшее, а поступай так, чтобы не случилось худшего.

* * *

В кабинете затилиликало; Змей приоткрыл дверь, взглянул на монитор и кинулся убирать ружья в шкаф.

Глядя снизу вверх в телекамеру, у ворот стоял журналистик, новый Викин муж.

А ВСЕ-ТАКИ РОДНЯ

И устрица имеет врагов.

КОЗЬМА ПРУТКОВТатьяна. Тот же день

От станции Софрино до Сашкиной бригады надо было еще час добираться пешком. Моросил холодный дождь, и Татьяна промочила ноги, как только сошла с платформы.

Куртку-то она механически схватила лучшую, бежевый крэк, а на ногах остались домашние парусиновые тапочки. Через минуту белые тапочки превратились в бурые и с каждым шагом норовили разлезться. Чтобы не остаться вовсе босиком, она экономила на каждом шаге: скакала с кочки на кочку, «елочкой» перепрыгивала с боку на бок придорожной канавы… Господи, забери эти пять лет со Змеем, этих министров, генералов и писателей, «Мерседес», гранатовую диадему и полгектара под Шереметьевом! Верни мне мою прошлую жизнь, когда я ничего этого не знала и не хотела, потому что сейчас я уже не смогу без этого жить?