Читать интересную книгу Персонных дел мастер - Станислав Десятсков

Во французской бригаде наемники тоже ворчали, недовольные тем, что не успели-таки разграбить Фрау-штадт: «С этими саксонцами нам никогда не видать доброй добычи. Да и что можно получить, сражаясь на стороне обреченной партии? Всем ведомо, что шведская армия — сам&я удачливая армия в мире! Слышали, что рассказывал этот новичок, граф Линар? Из одного Львова шведы вывезли четыреста телег с золотом и серебром. А ведь были еще Варшава, Краков, Вильно. Эта Польша что бабкин золотой мешок,— надобно только уметь тряхнуть! Что нас связывает со злополучным Августом? Подумаешь, контракт! А не переговорить ли нам с графом Линаром? Он все знает о шведских условиях!»

И граф Линар, которого вчера еще Кирилыч тащил на аркане, стал вдруг самой популярной фигурой во французской бригаде во время ретирады армии Шуленбурга за Одер.

Новгородский драгунский полк отходил последним, прикрывая саксонцев. Не дойдя до Одера, Нелидов расположил полк в заповедном сосновом лесу, дабы перекрыть путь шведским рейтарам. Но шведы и не думали преследовать. Прискакавший из разведки Роман с товарищами доложил, что Рёншильд оставил Фрауштадт и снова потянулся к Варшаве, должно опасаясь нежданного захвата столицы польской кавалерией.

— Что ж не взял языка? — с показной суровостью спросил Нелидов.

— Языка-то взяли, да только он лыка не вяжет, господин полковник...— весело ответил Роман,— Вон на фуре красавец наш бездыханный лежит, а в изголовье три бочонка какой-то дряни. Романея, господин полковник. С личной кухни фельдмаршала Рёншильда.

Полковник залюбовался крепко сбитой, ладной фигурой Романа. Выряжен, правда, не по форме, как и многие драгуны в его эскадроне,— в дубленом польском полушубке, в трофейных шведских ботфортах, да и теплые перчатки с раструбами — тоже, почитай, трофей. Да ведь лих, удал, удачлив — третьего «языка» за последнее время добывает! И эскадрон у него первый в атаке, последний в ретираде. Прав был тогда в Новгороде Ренцель — лихой из парнишки вышел драгун. Не забыть представить его после похода к чину поручика.

— Так дрянь, говоришь, трофейная романея?— рассмеялся Нелидов.

— Не пробовали. Но как наскочили на отставший обоз, так там, почитай, все шведы были вполпьяна. А вот этот, повар фельдмаршальский, только по дороге малость и протрезвел.

— За трофей и пленного спасибо, молодцы!— по-кавалерийски нараскат поблагодарил Нелидов.— Кирилыча же наутро в караул вне очереди, чтоб впредь от романеи не болел!— И, глядя на распластавшегося под рогожей его собственного бывшего повара Кирилыча, распорядился:— Выдать всем солдатам в полку по чарке романеи. С мороза и для сугрева.— И мечтательно дополнил:— Сегодня ведь у нас на Москве масленица, ребята!

На ночь драгуны наспех соорудили походные шалаши, укрыв их мохнатыми еловыми лапами, разожгли костры. В лесу было тихо, покойно, как в заколдованном снежном царстве. Высокие заснеженные ели и сосны напомнили солдатам о родных краях.

— А у нас в Новгороде сейчас хорошо! Масленица! Блины пекут. В избах тепло, пирогами пахнет.

— Эх, поесть бы сейчас блинов с маслом да на печь!— мечтательно вздохнул Кирилыч.

— Тебе бы все на печку, вахмистр! — рассмеялся Ухватов.— Да у нас сейчас на Валдае к вечеру самое гулянье. Парни все, почитай, на конях — марш-марш на приступ снежного городка! А девки и огольцы — те балуют, отбиваются снежками, валят сверху снежные глыбы. Смех, шум, молодечество! А ты ублаготворил чрево свое — и на печь! Так жить нельзя, дядя!

— Много ты понимаешь, желторотик!— рассердился Кирилыч, — Я еще под первый Азов ходил...

— Во-во! Крымцы с вас штаны и спустили — без портков из-под первого Азова и бежали-то!

«Сам ты без портков...»—слышал еще сквозь наступавший сон Роман. И ему было тепло и хорошо, что он не один в немецкой земле — плечо о плечо с товарищами. И еще подумалось о брательнике. Приезжал как-то осенью один немецкий ученый, передал от брата привет и десять царских ефимков золотом. «Но забывает, значит, Никитка, родственная кровь — она крепче всего на свете...» С теми мыслями Роман и заснул.

Разбудил его рано, на холодном, зябком рассвете Кирилыч:

— Господин эскадронный, вставай! Да вставай ты, буйная головушка! Обратный приказ от саксонцев вышел. Опять, значит, в наступление нас гонят!

Как и все нежданные решения, обратный приказ этот, отменяющий ретираду и вновь бросающий саксонскую армию на Фрауштадт, был отдан фельдмаршалом Шуленбургом скорее в силу раздражения чувств, нежели в силу^разума. Еще к вечеру, вернувшись в Гу-бен, в теплый бюргерский дом бургомистра, так уютно обжитой им за долгие месяцы зимней стоянки, фельдмаршал и не помышлял о новом наступлении. Сначала он с дороги выспался, затем принял ванну, облачился в домашний халат и в самом веселом расположении духа прошел в столовую, где проворными руками бургоми-стерши был накрыт обильный домашний ужин.

И пусть за окном неслась злая, пронзительная метель и хриплым домовым завывал ветер в трубах — от этого еще приятнее был жар, шедший от покрытой изразцами уютной голландской печки, еще ближе казались теплые руки хозяйки, летавшие над столом, еще нежнее был ее ласковый веселый взгляд и еще обольстительнее выглядели ямочки на румяных щечках. Даже озабоченный вид бургомистра, перепуганного нежданным возвращением своего важного постояльца, сегодня не раздражал, а лишь смешил бравого фельдмаршала. Шуленбург покойно развалился в кресле хозяина и даже удостоил озадаченного бургомистра рассказом о своем последнем походе, лукаво переглядываясь с проворной Анхен.

И в этот миг отдохновения от трудов и забот вломился — других слов и не подберешь! — наглец Флеминг с королевским указом о незамедлительной атаке Фрауштадта.

— Я не могу штурмовать Фрауштадт без сильных осадных орудий!— загорячился Шуленбург, но Флеминг в ответ расхохотался, точно застоявшийся жеребец.

— Крепость Фрауштадт! Сия знатная неприступная фортеция Фрауштадт!— От восторга Флеминг даже ущипнул Анхен так, что та не удержалась, взвизгнула и с притворной строгостью ударила наглеца по рукам.

«Нет, этот Флеминг положительно невыносим! И надобно же, чтобы король прислал ко мне именно этого наглеца. При дворе всем известно, что Флеминг зарится на пост фельдмаршала саксонской армии. А в маленькой армии не может быть двух фельдмаршалов. Да я и с места не двинусь, чтобы губить свою воинскую репутацию ради прекрасных глаз этого любимца Августа». И фельдмаршал сказал со всей твердостью, на какую был способен перед всесильным королевским любимцем:

— Да, крепость Фрауштадт! Я самолично стоял там под жерлами шведских пушек.

С нескрываемым удовольствием Шуленбург наблюдал, как и без того обветренное лицо Флеминга сделалось совсем пунцовым.

— Ваша неприступная крепость Фрауштадт совершенно пуста! Не далее как сегодня утром я проскакал через «сию неприступную фортецию» со своей кавалерией. И я должен доложить его величеству, что вы, с этим своим Монтекукули Востромисским, бессовестно обманывали его...— Флеминг встал и выпрямился во весь свой могучий кирасирский рост.

— Но я самолично видел там шведов,— растерялся фельдмаршал.— Может, новые донесения? Я сейчас же позову Востромисского.

Увы! Востромисский уныло доложил, что русские драгуны еще поутру сообщили, что шведы покинули Фрауштадт.

— Почему не доложили мне?!— спросил Шуленбург, хотя и помнил, что сам же приказал не тревожить его после дороги. Востромисский в ответ только развел руками.

— Генералы, мать вашу...— совсем уже неучтиво загрохотал Флеминг, входя в роль чрезвычайного королевского посланца.— Да пока вы тут у печки сидите, Рёншильд, наверное, уже атакует мою кавалерию. Представляете, если что случится со священной особой монарха? Да вам обоим голов не сносить! По вас казематы Кенигштейна плачут!

Напоминание об этой страшной королевской темнице словно ожгло генералов. Тут же, за столом бургомистра, Востромисский сочинил войскам обратный приказ, отменяющий ретираду, а Шуленбург, жалко лепеча, что надо спешить и спасать жизнь его величества, подмахнул его без промедления.

Этот приказ повернул всю саксонскую армию, что тащилась еще по узкой снежной дороге к Одеру, обратно к Фрауштадту, перепутал между собой все воинские части, смешал все планы квартирмейстеров и интендантов. И как следствие всей неразберихи, солдаты с самого начала этого повторного марша на Фрауштадт не получали горячей пищи, нестроевые команды и обозы с воинскими запасами затерялись где-то за Одером, а стоящая уже в Губене саксонская артиллерия оказалась без конных упряжек, отосланных еще дальше, в Саксонию.

Во всей армии Шуленбурга возникло общее стихийное, но оттого не менее коварное чувство, что происходит что-то неладное, и если обошлось без шведских шпионов, значит, сами господа саксонские генералы не ведают, что творят. И только в русском корпусе новый приказ солдаты встретили с ликованием уже потому, что Шуленбург вел армию на восток. Корпус стремительно форсировал Одер, совершил форсированный марш и первым вступил в разоренный и обобранный шведами Фрауштадт. Намеревались идти и далее, к Варшаве и Гродно, но, выйдя из города, вдруг натолкнулись на шведов. Вопреки всем заверениям Флеминга и его конных разъездов на лесистых холмах сразу за Фрауштадтом, развернувшись для генеральной баталии, стояла вся армия Рёншильда.