Читать интересную книгу Божественная лодка - Каори Экуни

Он пойдёт с нами погулять. Он будет охранять нас от страшных снов. Он приготовит вкусный прохладный коктейль. Он разрешит нам погладить его высокий, красивый лоб и прекрасные икры ног. Он будет учить нас плавать и играть в теннис. Он сводит нас в центр спортивных игровых автоматов. Обнимет нас. Утром, как проснётся, скажет нам: «Доброе утро!» Он даст нам почувствовать, что мы, две женщины, не такие беспомощные и не такие одинокие. Он навсегда останется с нами.

Мы легли в постель и продолжали перечислять. Он будет есть с нами мороженое. Он даст мне нарисовать его портрет. Он свозит нас в Париж. Он попросит распустить волосы…

У нас с мамой не заведено на Рождество дарить подарки. Комнату мы тоже никогда не украшаем. Мы говорили про папу, и на душе было ощущение счастья. Потом мы крепко уснули.

После Нового года началась третья четверть. Из всех четвертей, я больше всего люблю третью. Она самая короткая, последняя, и поэтому всё привычно. Я говорю «привычно» и имею в виду самые разные вещи, связанные со школой. А вот первую четверть я больше всего не люблю.

Привыкнуть к обстоятельствам — очень важная вещь. Я в этом уверена. Я когда-то высказала эту мысль маме, но она сделала странное выражение лица.

•

— Деревянный тазик? — переспросил хозяин нашего бара через стойку, держа в руках слабый виски, разведённый водой и льдом, составляя компанию нашему постоянному посетителю.

— Ну да, деревянный тазик для бани, — я кивнула.

Мужчина-посетитель сказал: «Ну, это здорово!» и засмеялся.

У меня всё время зябнут руки и ноги, поэтому я часто наливаю в деревянный тазик горячую воду, опускаю туда ноги и беру книгу почитать. Я рассказала об этом нашему гостю, подливая в виски воды и добавляя лёд.

— Вода в тазу быстро остывает, поэтому я ставлю чайник с кипятком рядом и время от времени подливаю воду, чтобы было погорячее.

— Вы экстравагантны, Ёко-сан! — Мужчина опять засмеялся.

— Что вы смеётесь? Становится тепло и очень приятно!

На дворе январь. Сегодня на улице очень холодно. Каждый раз, когда открывается дверь, в бар врывается ледяной ветер. Запах зимней улицы, приносимый в полах пальто посетителей.

— Между прочим, женщине идёт всё время мёрзнуть, — сказал другой клиент, пожилой мужчина. — Если женщине всё время жарко, мне кажется, что она лишается внутренней скромности.

Я про себя улыбнулась. Какое дурацкое мнение! Но и Момои когда-то говорил мне то же самое. Он ужасно не любил, когда я надевала открытую одежду. Когда мы шли на улицу в жаркий день, он говорил, что чем больше кожа спрятана под одеждой, тем прохладнее. Он был прав. Я многому научилась у него. Например, что в жару лучше пить не холодные, а горячие напитки. Или что в мороз лучше потеплее укутать ноги, чем надевать помногу кофт.

С другой стороны, Момои многого не знал. Например, названия самых банальных растений, разных вкусных печений и чипсов, не знал, что пауки и ящерицы-гекконы — полезные существа.

Иногда учитель Момои был словно ребёнок. Например, за столом в ресторане увидит в тарелке что-нибудь непривычное и сразу весь сморщится.

— Это что такое?! — спросит с обеспокоенным видом. Я всегда спокойно относилась ко всему, даже незнакомому, поэтому всегда пробовала первой. Когда я, попробовав, поясняла ему, что это, например, измельчённые фисташки или рыбный фарш, типа крабовых палочек, он немного успокаивался. Но тут же снова беспокойно спрашивал:

— Если это съесть, ничего не случится?

— Да абсолютно ничего! — отвечала я.

Он кивал «Да…» и пробовал еду, полностью доверяя моим словам. В такие моменты у меня всегда появлялся комок в груди. Почему он полностью верит каждому моему слову?! Когда я начинала думать об этом, мне хотелось плакать. Момои был очень добрым человеком. Это было счастливое время! Но сейчас моё место здесь.

— Теперь налей-ка мне крепкого сакэ. Разведи горячей водой и добавь, пожалуйста, маринованную сливу, — попросил пожилой мужчина.

Когда я пришла домой, Соко спала посередине кровати, уложив по бокам игрушки. Всё чаще я чувствую, что она становится взрослой. Но когда она вот так спит, она всё такая же маленькая, не меняется. Я, не раздеваясь, залезла под одеяло, прижалась к дочке, обняла её и поцеловала в макушку. Соко с трудом пошевелилась, сказала:

— Холодно! — а потом с трогательной прямотой добавила: — Ты вернулась, мамочка!

Она терпит холод моих замёрзших щёк.

— Я пришла, родная. — Я с любовью прижалась к её щеке.

•

Сегодня воскресенье. Ясно. У мамы с утра хорошее настроение. Говорит, что вчера в библиотеке взяла интересную книгу. Со вчерашнего дня её не оторвать от этой книжки.

— Что за повесть? — спросила я.

Она в ответ, мол, не спрашивай — не рассказать в двух словах… Потом как будто одумалась и добавила: «Детектив». Мама очень быстро может чем-либо увлечься. Она, похоже, даже не услышала звук останавливающейся стиральной машинки, и мне пришлось вместо неё самой вытаскивать и развешивать бельё сушиться.

После обеда было совершенно нечем заняться, и от скуки я пошла погулять. Я прошла прямо по дорожке между зданиями средней и старшей школ и направилась к парку на месте старого замка. Это — путь, по которому мы всегда ходим с мамой. Навстречу дул сильный холодный ветер. В такие моменты мама снимает шарф и обматывает им голову и лицо. Я прошу её этого не делать, потому что выглядит ужасно, и я стесняюсь, но она всё равно это делает.

— Так же гораздо теплее!

Мама говорит, что самое важное — это чтобы человеку было комфортно.

— Дочка, перестань думать о том, что скажут люди, не обращай внимания!

Если я всё-таки продолжаю стесняться, то она становится резкой: «Что за ерунда!»

— Что за ерунда! — подражая маме, вслух сказала я.

Я одна. На зимней улице, окутанной прозрачным холодным воздухом. Я присела на засохшую траву газона бывшего призамкового рва. Надо мной синее небо. Я откинулась на траву. Через ветки деревьев поглядела на облака. Повернула голову в сторону. Щёку уколола сухая травинка.

Я встала и достала из своей сумочки маникюрный наборчик. Его недавно в аптеке мне купила мама.

Сев на землю, я стала приводить ногти в порядок. Где-то высоко-высоко над головой слышится шум вертолёта. Я вытащила из сумочки моего любимого Ари и посадила рядом.

Давным-давно моя мама влюбилась так сильно, что «от этой любви могли растаять кости в теле: любовь доходила до самых кончиков пальцев». Мне лично не понятно, как это от любви могут таять кости в теле или её можно чувствовать даже кончиками пальцев. Но как бы там ни было, результатом такой сильной любви стало моё рождение.

— Как было бы прекрасно, если бы тебе тоже когда-нибудь довелось пережить такое чувство! — Мама мне говорила это несколько раз.

Но потом, с какого-то момента, она, как будто извиняясь, стала говорить, что не бывает так, чтобы одно и то же повторялось, и даже если это будет не такая же точно любовь, как у неё, то хотя бы какая-то близкая к её чувству.

Закончив с ногтями, я вытянула пальцы и полюбовалась, какие красивые ногти получились. Каждый ноготок был ровненький, аккуратный, если потрогать, то весь гладенький, очень здорово!

Я спрашивала у мамы:

— А что, одно и то же не повторяется дважды?

Она в ответ:

— Да. Ведь второго такого человека, как твой папа, не найти во всём мире!

Она говорила восхищённым голосом и уверенно, чётко. Иногда я думаю о ней, и мне кажется, что она ненормальная. Когда речь заходит о папе, она совершенно теряет голову и становится какой-то странной.

Мимо меня прошла женщина, выгуливающая собаку. Как часто бывает в это время года: на лице марлевая повязка от простуды и белые рабочие перчатки. Она была явно очень тепло одета, но весь её внешний вид навевал ощущение холода. Даже странно как-то… Собачка была с красным ошейником, породы сиба (японская лайка). Я услышала, как собака, принюхиваясь, семенила по сухой траве и холодной земле своими четырьмя лапами.

Раньше, когда я была помладше, я верила, что когда-нибудь я встречусь с папой. Я верила, что, несмотря на то, что всё так получилось, он ищет нас с мамой и когда-нибудь обязательно найдёт.

Я подтянула носки, встала и отряхнулась. Пора идти домой. Если я задержусь, мама будет волноваться. Я наклонилась, подобрала своего Ари, отряхнула его от земли и положила в сумочку.

Когда я зашла домой, почувствовала запах кофе, а в коридоре стояли мужские ботинки. Разношенные туфли, не на шнурках, а с пряжечкой посередине. Мне стало не по себе. Я зашла в комнату, не поздоровавшись.

— Ты вернулась, дочка, — сказала ласково мама, когда увидела меня. Она сидела за столом и пила кофе.

— Здравствуй! — Это владелец маминого бара. Он был в чёрном свитере, белых брюках и белых носках.