Читать интересную книгу Падшие в небеса - Ярослав Питерский

Пятая глава

Когда Павел вошел в актовый зал, то страшно удивился. Он ожидал увидеть забитое народом помещение. Но на этот раз все было иначе. Большая часть кресел была свободной. Люди сидели только на передних двух рядах. «Актовый зал» на самом деле был большой комнатой с тремя широкими окнами. Редакция газеты находилась в огромном четырех этажном доме, с лепниной на фронтонах и красивом карнизе на крыше в стиле Барокко. Особняк, который выглядел не хуже европейских строений, в каком ни будь Ганновере — построил богатый сибирский купец. После революции дом, естественно, экспроприировали. Хотя этого делать и не надо было. Хозяин сбежал в Америку, не дожидаясь, когда его, и семью расстреляют «красные» за пособничество армии Колчака. Все, что осталось в доме: мебель, утварь и остатки хозяйской посуды, и библиотеки — разграбили революционно настроенные солдаты, и рабочие. А вскоре, здание передали редакции газеты. Теперь в этом особняке, где при старом режиме жила лишь одна семья и ее прислуга — работали около двух сотен человек. Под актовый зал приспособили большую столовую с красивыми обоями, люстрами бра и зеркалами на стенах и камином. Зеркала зачем-то разбили, хотя говорят, их купец привез специально из Венеции. А камин с ажурной кладкой — снесли за ненадобностью. На его месте сколотили деревянную сцену и оббили ее красной материей. Вот в этой столовой — актовом зале и проходили все важные собрания коллектива газеты. Обычно, комсомольские собрания, а Павел присутствовал на трех из них, проходили при большом стечении народа. На них кричали до хрипоты и спорили. Ругались и говорили похвалу. Сборища длились несколько часов. Правда, последнее собрание превратилось в скучное и формальное заседание. Народа хоть и собралось много, но все, пришедшие комсомольцы редакции, вели себя осторожно. Конечно, яростно хлопали, когда упоминали имена Сталина и Ленина, свистели, когда говорили о троцкистско-бухаринском заговоре, но активности не проявляли. Люди, боялись, взять инициативу и выступить, хотя Пончикова, как комсорг, не раз предлагала залу слово. Но смельчаков не нашлось. Тогда, на собрании, клеймили позором — врагов народа, арестованных в Ленинградском обкоме. Эта «словесная экзекуция» осуждения была, шумной и слаженной, но как показалось Павлу — не искренней. Хоть и говорились гневные речи, но звучали они, как заученные плохим учеником — стихи у доски, в присутствии строгого учителя. Выступавщие, не редко заикались от волнения. Многие ораторы откровенно читали свои слова по-бумажке.

На этом собрании, как показалось тогда Павлу — витал дух фальши и обмана. Обмана самих себя. Все с нетерпение ждали, когда будет исчерпана повестка, и можно покинуть зал.

Сегодня все было по-другому. И хотя на сцене традиционно стояли сдвинутые друг к другу три стола — красной скатерти и графина со стаканом на них не было. Не висел за спиной президиума и большой портрет товарища Сталина — который обычно вешался на собраниях. Вместо него, на стене, прикрепили маленькую фотографию вождя. В президиуме сидели Пончикова, рядом с ней партийный секретарь газеты Иван Сергеевич Абрикосов — седой старик в очках. По правую руку от него примостился главный редактор Смирнов. И, наконец, рядом с ним, сидел незнакомый Павлу человек в форме сотрудника НКВД — зеленом кители и красных петлицах, с двумя алыми шпалами на них. Этот незнакомец насторожил Павла. На трибуне выступал корреспондент отдела сельского хозяйства — Игорь Крутиков. Клюфт даже не попытался вслушиваться. Он хотел лишь одного — чтобы не заметили его опоздания. Клюфт, потихоньку пробрался к передним рядам и стараясь быть не замеченным, уселся на свободное кресло. Но Пончикова, хлопнула по столу ладошкой и прервав докладчика — громко сказала обращаясь к залу:

— Ну, вот вам товарищи яркий пример. Пример разгильдяйства и равнодушия. Вот, посмотрите — корреспондент отдела новостей товарищ Клюфт — опоздал! Это очередное нарушение комсомольской дисциплины! Хотя я, товарищи сегодня персонально предупредила товарища Клюфта о времени собрания. Но видно товарищу Клюфту на это наплевать! Павел ощутил на себе десятки взглядов. Присутствующие в зале, непроизвольно обернулись и посмотрели на него. Клюфт почувствовал себя экзотическим животным в клетке зоопарка. Он привстал с кресла и в пол голоса ответил:

— Извините, товарищ Пончикова, прошу прощения товарищи, но я думал, что еще ничего не началось — вон пол зала пустые. Нет комсомольцев многих. Так, что я не виноват. Может быть, вы слишком рано начали? Народ-то надо подождать. Пончикова зло ухмыльнулась. Немного пригнувшись, словно пытаясь пристальней рассмотреть лицо Павла в полумраке зала — гнусно прохрипела:

— А тут, не надо никого ждать. Все, кто должен прийти — уже в зале. Собрание отменили. Тут — экстренное заседание активов комсомольской и партийной ячеек, а также всех заведующих, всех отделов редакции. Экстренное! Так, что ждать никого не надо, товарищ Клюфт. Если бы вы не опоздали — то знали бы это, а так я повторяю все специально для вас! Павел, невольно встал в полный рост и оглядев зал, ответил удивленно:

— Тогда, я вообще не понимаю, зачем я тут?! Я же — не член актива и не начальник отдела!? Но Пончикова тут же парировала его вопрос:

— Нет, товарищ Клюфт. Вас вызвали специально! Вы у нас в повестке дня. Так что садитесь, садитесь, до вас дело дойдет! А пока послушайте, выступление ваших товарищей и вникайте в тему! Может, тоже чего скажете! — Пончикова взглянула на гостя нквдэшника и виновато улыбнулась. Майор кивнул головой ей в ответ. Вера Сергеевна гаркнула довольным голосом:

— Продолжайте товарищ Крутиков! Игорь Крутиков — высокий парень, в круглых очках и с короткой стрижкой под бобрик, вытер со лба пот, носовым платком, и дрожащим голосом, продолжил читать с трибуны свое выступление по бумажке:

— Таким образом, наш коллектив комсомольцев, не смог рассмотреть в бывшем корреспонденте отдела политики гражданки Самойловой — ярко выраженного троцкиста и бухаринца! Она, ловко завуалировавшись под ярого сторонника социализма, на деле и в быту пропагандировала преимущества буржуазного, капиталистического строя! Она, товарищи! За чашкой чая не раз вспоминала о тех годах, когда наша страна жила под гнетом капиталистов и буржуев! И вспоминала с восхищением! Пыталась в нас зародить сомнение правильности курса нашей любимой партии! Курса продиктованного лично товарищем Сталиным! Курса, по которому идет самая передовая и прогрессивная в мире молодежь! И никто из нас не мог, а может, и не хотел остановить ее зловредные разговоры! И это, товарищи позор! Позор нам всем товарищи! Павел первые минуты не понимал, о ком говорит Крутиков?! Но постепенно, до него дошел смысл слов корреспондента отдела сельского хозяйства. Ольга Петровна Самойлова! Крутиков клеймил позором именно ее! Клюфт в страшном изумлении слушал эту скомканную и нервную речь своего коллеги — читавшего слова с испугом и неприкрытой фальшью в голосе. Павел слушал и не понимал — почему Игорь, человек, который еще два дня назад, лебезивший перед Самойловой и не раз бегавший к ней в кабинет, чтобы разжиться сахаром (Ольга Петровна никому в это не отказывала), теперь говорил такие страшные слова? Почему? Клюфт сжался и тяжело вздохнул. Он почувствовал внутренний дискомфорт, перемешанный с мерзостью и отвращением ко всем присутствующим. Павел еще раз обвел взглядом президиум. Смирнов и Абрикосов, сидели, опустив глаза — читая какие-то бумаги на столе. Пончикова с ехидной улыбкой, пялилась на Крутикова, довольно кивая головой, после каждого его слова. Дальше гость. Этот майор. И вдруг — Павел ощутил на себе тяжелый взгляд нквдэшника. Маленькими, словно угольками, глазками, он пристально наблюдал за Павлом. Клюфту стало не по себе. Этот приглашенный следил за каждым его движением! Их взгляды встретились. Почти безразличное гладко выбритое лицо. Квадратные усики под носом и толстые как вареники губы. Противный нос в виде крючка. Низкий лоб. Павел заерзал на стуле. Гость из НКВД — такое было впервые. Зачем он здесь? «Может, пришел рассказать — в чем обвиняют Самойлову? Пусть расскажет, хоть не будет слухов и разговоров. Нелепых небылиц и обвинений. Пусть скажет. Так будет легче всем. А если он пришел не для этого?! А если?!» — Павел, испугался, своих мыслей.

Крутиков, закончил, свое выступление и все захлопали. Клюфт тоже непроизвольно ударил в ладоши. Пончикова поднялась и торжественно заявила:

— А теперь товарищи, я хочу предоставить слово секретарю партячейки товарищу Абрикосову. Участник гражданской войны, товарищ Абрикосов давно вычислил эту страшную предательницу Самойлову. И лишь благодаря товарищу Абрикосову, нам удалось сообщить в органы о враждебной деятельности троцкистки Самойловой! Прошу вас, товарищ Абрикосов!