много населенных пунктов. В районе города Оргеева вражеская оборона была быстро смята. В этот день наш полк, находясь на острие наступления 26-го гвардейского стрелкового корпуса, вышел к селу Драсличены. Большим и упорным был бой под Петриканами. Здесь гитлеровцы заминировали поля и сконцентрировали большое количество огневых средств. Перед моим батальоном была поставлена задача — на одном из участком проложить дорогу через минное поле, уничтожить огневые точки врага.
Не успел я разъяснить командирам роты и взводов важность задания, как мне доложили, что группа бойцов добровольно вызвалась двигаться впереди наступающих, обезвредить вражеские мины и уничтожить мешающие успешному продвижению батальона два дзота. Я спросил, знают ли они, что операция связана^с риском для жизни?
— Знаем, — хором ответили бойцы.
— Даю вам еще тридцать минут на обдумывание. Операцию мы доверим только тем, кто уверен в себе, идет не умирать, а хочет и может помочь завоевать победу в предстоящем бою.
Рассказал им о боевых подвигах гвардейцев. Притихшие и настороженные, слушали они мой рассказ о воине нашей части Герое Советского Союза Чалпомбае Талубардыеве, который при форсировании Дона и захвате плацдарма на правом берегу показал пример храбрости и отваги, ценой своей жизни обеспечил выполнение боевого задания.
Когда я кончил рассказ, сидевшие передо мной на траве бойцы поднялись на ноги. В каждом лице светилась суровая трезвая решимость…
— Кто передумал? — спросил я.
Все молчали.
— Кто из вас нездоров или плохо себя чувствует? — несколько иначе сформулировал я свой вопрос.
Ответом тоже было молчание.
— Ну, что ж, товарищи, спасибо вам, — сказал я и почувствовал, как к горлу подполз давящий ком. Я был взволнован. Думаю, что взволнованы были и бойцы. Но никто из нас не подал вида.
С наступлением темноты двенадцать смельчаков во главе с сержантом Самойловым, вооруженные гранатами и автоматами, поползли навстречу вражеским укреплениям. Задание они выполнили. На рассвете после артиллерийского удара по разведанной дороге двинулась рота, а за ней весь батальон. Мы преодолели глубоко эшелонированную оборону противника и стали по пятам преследовать врага.
Уже к исходу дня наши гвардейцы первыми в дивизии вышли к Кишиневу. Город был от нас в семи километрах, и мы хорошо видели клубы огня и дыма, слышали взрывы. Утомленные несносной августовской жарой, пройдя с боями около пятидесяти километров по оврагам, косогорам, крутым спускам и подъемам с проволочными заграждениями и минными полями, мы выбились из сил.
Я стал подумывать о том, чтобы окопаться и дать бойцам возможность передохнуть. Размышляя над этим, всматривался в далекие очертания города и видел, как злобствующий враг уничтожал народное добро. Было очень заманчиво немедленно ворваться в город, не дать фашистам до конца разрушить столицу Советской Молдавии. Я знал, что стоит мне сказать одно слово «Вперед!», и люди устремятся туда, где полыхает пожар. Но знал и другое — на подступах к Кишиневу нас ждала трехлинейная траншейная полоса обороны гитлеровцев.
Отдав приказ прекратить продвижение вперед, я пошел к бойцам, чтобы узнать их настроения.
— Ну как, товарищи, отдохнем или будем продолжать наступление? — спрашивал я и слышал в ответ:
— Где тут раскуривать!
— В городе отдохнем!
Мне стало ясно, что как ни устали люди, настроение у них боевое и желание гнать врага без передышки жило, пожалуй, в каждом бойце. Я вызвал командиров рот, определил каждому задачу. Батальон быстро развернулся в цепь и начал наступление на город.
Враг бешено оборонялся шквальным артиллерийским и минометно-пулеметным огнем. Рота, которой командовал Киташин, действовала на левом фланге. Несколько правее наступала рота Сенаторова, в задачу которой входило очистить лесок от гитлеровцев и выйти к реке Бык. А на правом фланге шли гвардейцы Давыдовича, прикрывавшие наступление всего батальона. Поддержанная артиллеристами рота Киташина первой начала наступление вдоль оврага и, стремительным броском ворвавшись в город, завязала уличные бои. Судорожно цепляясь за каждый угол, дом, улицу, фашисты создавали узлы обороны. В одном из домов на Первомайской улице шестеро засевших гитлеровцев вели непрерывную автоматно-пулеметную стрельбу. Под шквальным огнем офицер Танасов, пробравшись незамеченным к окну, швырнул туда связку гранат. Улица была свободна.
На пути гвардейцев Давыдовича серьезной преградой встали два вражеских танка, открывших огонь из орудий и пулеметов. Навстречу фашистским машинам пополз гвардии лейтенант Мельников с тремя бойцами, и вскоре машины были захвачены, экипажи уничтожены.
К девяти часам вечера мой батальон достиг центра города. Нужно было водрузить на площади красный флаг. Я послал двух бойцов раздобыть у местных жителей лоскут кумача. Вскоре они вернулись с красным полотнищем в руках. Его быстро приделали к древку.
Было уже темно, когда мы вышли на перекресток улиц Гоголя и Ленина. Здесь, на площади, на высоком столбе по моему приказу рядовой Кушнир водрузил красный флаг. У всех нас было рзлестное настроение. В честь поднятия флага мы дали залп и стали пробираться в верхнюю часть города.
Кругом еще горели дома, то и дело слышались взрывы, трещали пулеметы. Враг заминировал мостовые, здания, перекрестки улиц. К 11 часам вечера мы вышли на Садовую улицу и здесь заняли оборону до утра.
Бои за полное освобождение Кишинева продолжались всю ночь с 23 на 24 августа. Кишинев стал снова советским. Приказом Верховного Главнокомандующего нашему гвардейскому стрелковому полку было присвоено почетное наименование «Кишиневский».
Утром 24 августа мы увидели страшную картину фашистского варварства. Отступая, оккупанты разрушили целые кварталы жилых домов, вывели из строя все промышленные предприятия. Всюду дымились остатки сожженных построек.
Кишиневцы с большой радостью встречали советских бойцов, угощали нас виноградом, яблоками. С жадностью слушали люди рассказы о жизни Советской страны, о борьбе нашего народа за победу над врагом. Как раз в это время сюда пришли первые советские газеты. Мы видели их в руках многих горожан. В парке рядом с аркой Победы фронтовой поэт читал свои только что написанные стихи:
Пылала ночь в кварталах Кишинева,
Снаряды рвали камни мостовых.
Мы шли сюда, громя фашистов снова,
Чтоб мстить за мертвых и спасти живых.
В тот день мы проводили в последний путь павших за освобождение столицы Молдавии. Среди них был и заместитель командира нашего полка по политчасти майор Михаил Иосифович Кручек. Он был похоронен в парке имени А. С. Пушкина[3]. Отдав последний долг павшим героям, мы продолжали преследование противника.
В боях за окончательное освобождение Молдавии покрыли себя неувядаемой славой наши бойцы, бесстрашные и мужественные сыны советской гвардии, воспитанные Коммунистической партией.
Был у нас доброволец — семнадцатилетний паренек Николай Ковалев, лихой и бесстрашный разведчик. Послали его