Читать интересную книгу Ленин в судьбах России - Абдурахман Авторханов

Фактически военно-революционным центром будущего восстания делается Петербургский Совет рабочих депутатов, опираясь на Московский Совет рабочих депутатов. Петербургский Совет стал настолько энергичным и популярным, что он почувствовал себя "второй властью" в столице, о чем свидетельствует выпущенный им 2-го декабря 1905 г. "Манифест Совета рабочих депутатов", составленный, вероятно, Парвусом и Троцким вместе. "Манифест" был широко распространен (в одном Петербурге он был опубликован в восьми разных газетах). В нем говорилось: "Надо отрезать у правительства последний источник существования — финансовые доходы". Поэтому народ призывается: 1) отказываться от платежа налогов; 2) требовать при всех сделках уплаты золотом или серебряной монетой; 3) забирать вклады из сберегательных касс и банков, требуя уплаты всей суммы золотом; 4) не допускать уплаты по займам, которые правительство заключило, когда оно вело войну со всем народом" (Ольденбург, стр.329).

Троцкий произвел этим документом громадное пропагандное впечатление, бросив дерзкий вызов правительству, но явно преувеличив свои "полномочия”, за что 3-го декабря Совет во главе с Троцким был арестован. Во главе нового состава Петербургского Совета встал Парвус. Троцкий легко отделался — его отправили в ссылку, куда он поехал со своим охотничьим оружием и, кажется, даже с охотничьей собакой. Судя по его книге "1905", в Сибири ему из удобств жизни не хватало только "запаха свежего газетного листа". Арест Петербургского Совета явился как бы поводом и сигналом развязки московской всеобщей политической забастовки, которая перешла в восстание (9-17 декабря). Революционные выступления перекинулись на многие города и провинции — в Центральной России, Сибири, на Кавказе, на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, Финляндии, Польше. Некоторые города и провинции объявляли себя даже "республиками”. В конце концов все было подавлено. Фракции меньшевиков и большевиков сделали разные выводы из опыта декабрьского восстания. Во всех советских учебниках подчеркнуто приводится обмен репликами между Плехановым и Лениным об уроках этого восстания. Плеханов осудил восстание, заявив: "Не надо было браться за оружие". Конечно, для Ленина, который в принципе не мыслит себе никакой революции иначе, как через вооруженное восстание, слова Плеханова равнозначны измене самой революции. Соответственно звучал и ответ Ленина: "Напротив, нужно было более решительно, энергично и наступательно браться за оружие". Не жажда крови, а глубочайшее убеждение фанатика, что дорога к власти лежит только через восстание, приводит Ленина к выводу: ни один господствующий класс не уступит своей власти без кровавого побоища.

Отсюда Ленин делает ставку только на силу оружия. Он знает хорошо, что не каждое вооруженное восстание имеет шансы на успех, но даже безнадежные, заведомо обреченные восстания ему важны и нужны. Вот почему он писал впоследствии, что "без такой "генеральной репетиции" как в 1905 году, революции 1917 г. были бы невозможны". Ленин, который хочет получить всю власть для одной своей партии, даже "репетировать" не хочет бутафорским оружием.

"Манифест 17-го октября" открывал перед Россией судьбоносные перспективы: превращение самодержавной и неограниченной власти царя в парламентскую монархию, чего добивались как "Союз 17-го октября", так и Партия народной свободы, то есть кадеты. Манифест царя от 20-го февраля 1906 г., изданный в развитие "Манифеста 17-го октября", укреплял людей в убеждении, что император будет только царствовать, Государственная Дума будет законодательствовать, а ответственное перед Думой правительство будет править страной. В самом деле, в новом "Манифесте" говорилось, что за Государем остаются все права, кроме тех, которые он разделяет с Государственной Думой и Государственным Советом (последний состоял наполовину из выборных, наполовину из назначенных царем членов). Многие считали, в том числе ПСтруве, что новая формулировка закона юридически означает, что самодержавие упразднено. Такое толкование противоречило взглядам самого царя. За четыре дня до нового "Манифеста" он, в беседе с представителями самодержавно-монархической партии, заявил: "Реформы, мною возвещенные 17-го октября, будут осуществлены неизменно, и права, которые мною даны одинаково всему населению, не-отъемлимы", но царь тут же присовокупил: "Самодержавие мое остается таким, каким оно было встарь". Особенно сильно проявились колебания царя во время обсуждения нового юридического акта, когда надо было, на основе "Манифеста 17-го октября", внести изменения в старые основные законы. Существует любопытный протокол совещания царя с его ближайшими советниками по обсуждению проекта новых основных законов. На совещании в очень деликатной форме спорили, как быть с формулой старых основных законов: "Императору Всероссийскому принадлежит верховная и неограниченная власть". В новом проекте Витте слово "неограниченная" было исключено. Царь открыл совещание удивившими всех присутствующих словами: "Вот — главнейший вопрос… целый месяц я держал этот проект у себя. Меня все время мучает чувство, имею ли я перед моими предками право изменить пределы власти, которую я от них получил… Акт 17-го октября дан мною вполне сознательно и я твердо решил довести его до конца. Но я не убежден в необходимости при этом отречься от прав и изменить определение верховной власти, существующее в статье первой Основных законов уже 109 лет. Может быть обвинение в неискренности… Принимаю на себя укоры, — но с чьей они стороны? Уверен, что 80 % народа будет со мною. Это дело моей совести и я решу его сам". Участники совещания высказали сдержанное несогласие:

Витте: Этим вопросом разрешается все будущее России.

Государь: Да.

Граф Пален: Я не сочувствовал 17-му октября, но оно есть. Вам, Государь, было угодно ограничить свою власть.

М.Г.Акимов: Если сказать "неограниченный" — это значит бросить перчатку. Если изданные законы губят Россию, то Вам придется сделать coup d'fitat (государственный переворот — А.А.). Но теперь сказать это нельзя.

(Члены Государственного Совета Сабуров, граф Сольский и Фриш высказались в том же смысле.)

Вел. князь Николай Николаевич: Манифестом 17-го октября слово "неограниченный” Ваше Императорское Величество уже вычеркнули.

Князь А.Д.Оболенский: Вычеркнуть "неограниченный", оставить "самодержавный".

П.Н.Дурново: После актов 17-го октября и 20-го февраля неограниченная монархия перестала существовать.

Государь: Свое решение я скажу потом.

Однако царь не решался сказать ни "да", ни "нет" и поэтому совещание продолжалось 11-го и 13-го апреля. В конце обсуждения секретарствующий граф Сольский обратился к царю с вопросом: "Как изволите приказать — сохранить или исключить слово "неограниченный"?

Государь: Я решил остановиться на редакции Совета министров.

Граф Сольский: Следовательно, исключить слово "неограниченный".

Государь: Да — исключить"

(Ольденбург, стр.341–342).

Да, этот последний русский царь духовно жил в XVIII веке, в эпоху Павла, на законы которого он ссылался, но правил страной в XX веке, не ведая, что сидит на бурлящем вулкане по имени Россия. В политике царь был слишком прямолинейным и честным до наивности, чтобы выстоять на высоте задач России двух войн и трех революций. Тем не менее, абсолютная монархия сошла с российской исторической сцены, открыв "Манифестом 17-го октября" путь эволюции России к демократии. Этот путь назывался — думская Россия. Ленин объявил своей священной миссией заградить России такой путь к демократии.

Глава IV. ДУМСКАЯ РОССИЯ И СТРАТЕГИЯ ДЕНИНА

Каждый, кто внимательно изучил политическую философию Ленина, безотносительно своей симпатии или антипатии к ней, знает, что эта философия исходит из следующих доминирующих идей: во-первых, парламентская демократия любой формы — фикция, прикрывающая диктатуру класса буржуазии; во-вторых, демократическая республика лишь плацдарм, с которого совершается тотчас же прыжок в республику коммунистическую с монопартийной диктатурой; в-третьих, войны в "эпоху империализма" фатально неизбежны, как неизбежны и "пролетарские революции" в результате войн; в-четвертых, главный стратегический лозунг коммунистов в любой войне, даже в оборонительной, — это поражение собственного отечества путем превращения международной войны в войну гражданскую в тылу воюющих народов. Этой стратегии Ленин был верен во время войны с Японией, но более последовательно и более успешно он ее осуществлял во время мировой войны, категорически утверждая, что мировая война не может кончиться иначе, как победой "мировой пролетарской революции". Однако пророчество Ленина в обеих войнах сбылось только частично. Русскояпонская война сыграла свою роль в развязке первой русской революции, которая была подавлена, не дойдя до ленинского идеала. Несомненным успехом революции был, конечно, переход от абсолютной монархии к Думской монархии. Русский эрзац-парламент, с которым царь должен был теперь делить свою верховную власть, в эмбрионе выращивал черты будущего подлинного парламента. Теперь Ленин нашел новое и для него плодородное поле — с трибуны Государственной Думы агитировать за торжество своей коммунистической революции.