Никого нет, потому это за пределами контактов.
Да, совершенно верно.
Это не больше, чем сидеть на этом стуле. Поэтому когда возникает идея «Я не понял. Я ещё этого не постигаю», — это то, что происходит. Всё есть бытие, нет ничего другого.
Да, но пробуждение находится за пределами причины и следствия…
Простите?
Если пробуждение находится за пределами причины и следствия — мне кажется, вы так говорили, никаких предварительных условий…
Это показывает, что причина и следствие — это идея, которая нам приснилась.
Как тогда получается, что поиск может быть причиной того, что это не происходит — понимаете, о чём я? Если это находится за пределами причины и следствия, то почему, если делать какие–то определённые вещи, например искать, из–за этого оно не происходит?
Но поиск и есть бытие. Это то, что происходит. Всё время, пока есть поиск, есть и вера в кажущуюся причину и следствие, и ожидание их. И вся та энергия, которая уходит на попытки приблизиться к чему–либо или искать что–либо, — это энергия предвосхищения во времени получить то, что безвременно и недостижимо. Но давайте проясним, что я не говорю, что нужно искать или не искать.
Я описываю кажущуюся дилемму для «ищущего» — постоянное функционирование в предвкушении. Проблема ищущего в том, что он считает себя чем–то. «Я чем–то являюсь. Я — нечто под названием „человек“. И есть ещё кое–что под названием „просветление“, которое мне нужно заполучить». Это ещё одно «нечто». Но пробуждение — это осознание того, что то, что вы искали, уже и так является всем — и ничем. Это не что–то, что есть «где–то там». Это всё. Это то, что здесь. То, что вы ищете, — это то, что есть. Оно никогда не было утеряно.
В рамках бытия возникают и кажущаяся причина, и следствие.
Так что я ничего не могу сделать, чтобы перестать искать?
Никого нет, а пытаться перестать искать — это поиск того, чтобы перестать искать! Дело не в том, что вы ничего не можете сделать. Там просто никого нет. Всё, что есть, — жизнь. Всё, что есть, — бытие. Оно не происходит с кем–то. Это просто бытие. Трудность в том, что вы думаете, что вы человек, который должен что–то найти. Нечего находить. Нечего ждать. Абсолютно нечего знать или осознавать. Это — всё, что есть.
Так каким же образом осознание этого всё меняет?
Позвоните мне, когда это произойдёт. Это просто совершенно не поддаётся описанию. Вы этого не осознаёте, осознание этого с вами происходит. Это потрясающе. Извините.
Хорошо.
И что в этом потрясающего, так это то, что это не экстаз, это не блаженство. Это совершенно неописуемо. Видимо, это произошло с кем–то во Франции во время выездного семинара на выходные. Он наполовину переплыл реку, и тут это произошло, а рядом с ним плыл другой парень, и он понял, что «Я никак не смогу описать ему, что это такое». Это абсолютно потрясающе, но что удивительно — это нечто абсолютно обыкновенное и естественное. Будучи ищущими, существует пелена между ищущим и безвременным бытием. Это пелена отделения. Она иллюзорная, но очень сильная, и мы не можем сквозь неё видеть. И мы продолжаем видеть всё, что есть «там». Мы не понимаем, что бытие не вовне или внутри, не сверху или снизу, не «до» или «после».
Но у него есть какое–то иное чувственное…
Нет. Нет. Нет никакого иного чувства. То, что вижу я, видите и вы. Ничто не меняется, но всё видится так, как оно есть.
Это другое восприятие?
Восприятие полностью, фундаментально другое. Однако это восприятие возникает в бытии.
+ + +
Тони, по своему опыту я замечаю, что есть что–то, что осознаёт все эти вещи: я осознаю мысли, которые приходят мне в голову, разного вида причины, разного вида следствия, разные чувства, однако, когда я смотрю, «кто же такой этот „я“», там ничего нет. И, однако, есть что–то, что осознаёт всё, что происходит.
Осознанность всё ещё почти неуловимо двойственная. Существует осознанность того, что вы сидите на стуле. Так что есть две вещи — сидение на стуле и осознание этого. А освобождение находится абсолютно за пределами наблюдателя, осознанности и всего такого. Осознанность — это всё ещё опыт, переживание. И трудность с такими вещами, как самоисследование, заключается в том, что люди входят в эту осознанность, но не могут в ней надолго оставаться — очевидно, так как она всё ещё находится в этой истории о времени и пространстве. Это всё ещё часть сна. Это всё ещё преходяще. Оно приходит и уходит. В ней нельзя остаться надолго, а мы пытаемся и не можем.
Существует лишь одна константа — бытие. Оно никогда не уходит. Оно не приходит, и оно не уходит. А мы бегаем и ищем его: «Где оно? Где же оно?» Нельзя практиковать бытие. Кто–нибудь практикует дыхание? Кто–нибудь практикует сидение на стуле? Нельзя достичь бытия. Бытие — это всё, что есть, и оно разговаривает посредством чувств.
Чувства кричат нам: «Смотри, вот я где». Пять чувств, эмоции и мысли — всё это бытие, которое просто есть, и ищущие ищут то, что уже есть, то, что просто кричит о себе, и вместе с тем не может быть познано.
+ + +
Где же тогда место смерти, ведь тогда уже не будет бытия?
Всё это и есть о смерти. Вы пришли сюда умереть. Вы заплатили десять фунтов… (смеётся) На самом деле, это довольно дёшево. Всё это — об окончании сна об индивиде. Это о смерти отдельного индивида.
Да, но не о настоящей смерти.
Это то, что происходит в момент физической смерти. При физической смерти всё, что остаётся, — это освобождение. Смерть — это конец сна об отдельном существовании индивида. И это происходит или когда человек пребывает в теле, или во время явления, которое мы называем смертью.
Но когда, как вы говорите, исчезает сон об отдельном существовании, человек всё ещё находится здесь.
Здесь никого нет… Вы разговариваете с «ничем».
Здесь есть тело. Я это имею в виду, когда говорю о настоящей смерти. Наше тело всё ещё здесь.
Это не чьё–то тело, это бытие в форме тела.
Но когда наше тело или чьё–либо физическое тело исчезает, тогда в любом случае не остаётся никого, кто мог бы быть или не быть освобождённым.
В этом и есть весь смысл, который постоянно игнорируют… нет никого, кто мог бы быть освобождённым!
Хорошо, но…
Нет, подождите. Вы этого не услышали.
Это не моё тело. Это просто тело.
Это тело, которое происходит.
Но мне кажется, что оно моё. Поэтому кажется ли оно мне моим или нет, в чём разница?
Разница в том, что все время, пока оно вам кажется Вашим, существует и отдельная сущность, которой снится, что она обладает телом. Когда оно умирает, неожиданно приходит осознание того, что есть одно лишь бытие. Осознание этого неизмеримо.
А кто же это осознает?
Никто.
Только там ничего не будет.
Нет, будет только всё и ничего, и это и есть бытие.
Так почему бы не продолжать поиск?
Абсолютно верно. Это очень весело. Знаете, это ведь не о том, искать или не искать. То, о чём мы здесь говорим, находится далеко за пределами идеи о том, чтобы прекратить поиск. Поиск — это абсолютно божественное выражение бытия. Поэтому в нём нет ничего правильного или неправильного. Это жизненность. Так что никто не может сделать это правильно или неправильно.
+ + +
Для вас всё ещё существует неприязнь?
Да, приязнь и неприязнь всё ещё происходят для «никого». В освобождении всё происходит. Но это не происходит с «кем–то». И, конечно, никогда не происходило.
Это изменилось?
Нет. Неприязнь по отношению к мнимым людям всё ещё происходит.
Но ваша неприязнь по отношению к ним всё такая же?
Это уже больше не моя неприязнь, это просто неприязнь.
Да. Но она как–то отличается от того, чем она была?
Всё совершенно новое. В этом бытии всё совершенно новое. Больше нет центра, который отождествлялся бы с неприязнью.
Как в случае с воспоминанием о неприязни в прошлом?
Воспоминание всё ещё может возникать, и это ещё одна вещь, которая постоянно новая. Всё возникает и исчезает. Воспоминание, неприязнь, приязнь — все эти вещи продолжают, как кажется, происходить для «никого». Они — просто выражение бытия. Они происходят в свободном падении.