Еще чуть-чуть — и Диана улетит вслед за ними.
Вдалеке виднелся паром — он приближался. Пристань ожила. Появились жадные до новостей люди, один за другим. Диана узнала островитян: соседа родителей, кузину. Они постарели, как и сама Диана. Большинство вышли из машины и болтали друг с другом. Диана накинула капюшон и втянула голову в плечи, надеясь, что ее никто не узнает. Но между двумя мирами не может быть тайн: никуда не деться, ведь путь только один.
Даже после стольких лет отсутствия, несмотря на изменения, люди узнавали ее черты, лицо. Подходили ближе. Задавали уйму вопросов, на которые она не хотела отвечать. Не сейчас. Диану завалили сплетнями, которые она не хотела слушать. Не сейчас.
— А ты знаешь, что твои родители уехали с острова в прошлом году?
— Как там жизнь в большом городе?
— Я знал, что ты вернешься.
— Похоже, за домом стало сложно ухаживать.
— Мы, наверное, лет пятнадцать тебя не видели.
— Они еще не нашли покупателя.
— Ты наконец-то оправилась после исчезновения Эжена?
.
Я. Я. Услышав твое имя, я почувствовала, что тело снова растворяется в пейзаже. Я заметила в нем щели. Потрескавшиеся набережные. Сколько лет я так жила? На растерзание сильным ветрам. Ранимая. Не в состоянии прийти в себя. Собраться в кучу. Сколько времени я не вспоминала о тебе? О тебе. О твоем взгляде. Обо мне. О побеге. О насыпях. О тростнике. О твоей свободе.
— Ты надолго на острове?
— У меня где-то завалялся дубликат ключей от вашего дома.
— Твои родители обрадовались бы, надо им позвонить.
— Так и вижу, как вы в Эженом гуляете на той стороне острова.
— А вот и ключ. Возьми. Я принесу тебе дров. Сможешь сама запустить водяной насос?
— Такая грустная история.
— Мы так и не нашли его.
— Я приду помочь с насосом.
— Почему ты вернулась?
Я не знала, что ответить. Крепко сжала в кулаке ключ от дома. Увиливала от вопросов, как от прошлого. Спряталась снова в машине. Дважды заперла дверцы, чтобы наверняка. Притворилась. Притворилась спящей. Я не знала, как смотреть на людей. Как им отвечать. Я только-только узнала, обрела себя вновь, после стольких лет. Я оказалась настолько ранимой. Потребовалось много времени, чтобы восстановиться.
Паром готовился к посадке. Меня знаком попросили проехать вперед. Словно в кортеже, меня сопроводили через мостик на судно. Указали, где припарковаться. Я заглушила мотор, поставила машину на ручник и вышла, чтобы посмотреть на остров издалека. Якоря поднялись. Паром медленно закачался на волнах. Под рев мотора мы удалялись от пристани. Капитан высматривал впереди буи. Я вспомнила. Когда я была маленькой, буи не плавали в воде. При отливе люди сажали молодые клены, которые указывали капитану на рифы. Буи напоминали крошечные человеческие головы: столько людей выстроились в ряд один за другим, чтобы указать нам путь.
Погода исправляется
Я сидела на веранде дома, где прошло мое детство, и дышала. Река струилась между ступнями. Плечи расслабились, шею отпустило, ноги обмякли. Я ждала гусей, которые к концу дня должны были прилететь на насыпь, чтобы передохнуть. Я закрыла глаза и прислушалась. Тишина. Почти. У реки есть свой собственный звук: очень быстрый на поверхности, но медленный в глубине, словно кожа на барабане, которая напрягается и тут же разжимается в неровном ритме. Никогда раньше этого не замечала: словно река тоже дышит. Теперь я слышу музыку, наполняющую веранду, дом, мое тело.
Я встала и вдохнула горизонт. Пахло глиной, срезанным камышом и немного солью. Вода в реке у восточного мыса соленая. Надо туда вернуться как-нибудь. Может, завтра.
В доме ничего не изменилось. Родители оставили мою комнату прежней. Статьи из местных газет, писавших о твоем исчезновении, все еще висят на стенах. Старая одежда все еще лежит в шкафу и комоде. Можно подумать, я никогда не уезжала. Мои старые фотографии тоже висят на стене, словно я и не старела. Как родители это пережили? Ведь они тоже тогда потеряли дочь.
Я надела шерстяную куртку и вышла. Дело к вечеру. Еще довольно тепло на улице. Я обернулась и взглянула на зовущий меня лес. Отправилась туда по тропинке, петляющей от веранды. Родители обложили дорожку белыми камешками с двух сторон. Раньше их не было. Уверена, в темноте они светятся. Я медленно шла, старательно осматриваясь по сторонам.
Добравшись до лесной опушки, я пригнулась и вошла в чащу. Ветви сплелись над головой. Их узловатые пальцы выглядели гибкими. Сложившись пополам, я продолжала двигаться вперед вдоль этого туннеля, пока не добралась до широкой поляны. С каждым шагом воздух наполнялся шорохом папоротника, умиротворяющими запахами подгнившей листвы, сырости и мха. Можно подумать, родители соорудили тут комнату. Посреди поляны на земле лежал огромный плоский валун. С каждой стороны, словно своеобразные прикроватные тумбочки, выстроились камни поменьше. На одном из них я заметила что-то блестящее. Я подошла. Заячья лапка на брелоке — такая же, как та, что ты мне дал. Я не брала ее с собой в город. Я осторожно положила талисман на ладонь и прижала к щеке. Такой мягкий, такой теплый. Я вспомнила о родителях. О тебе.
Вытянувшись на плоском валуне, я смотрела в небо. Холод уже проникал под куртку. Скоро поднимется луна, а я останусь лежать в ночи, словно созвездие. Меня убаюкают крики проснувшихся ночных птиц и шепот ветра, качающего кроны деревьев. Я и забыла, насколько эта мелодия успокаивает. Словно штиль. Я задремала на пару секунд, минут…
Вдруг зашуршали листья. Легкий бег. Зверек на свободе. Я вскочила на ноги. Испугалась. Стояла ночь, но глаза прекрасно видели в темноте. Сквозь ветви высоких сосен пробивался лунный свет, в котором заискрились мои рыжие волосы. Я вышла к центру поляны — туда, где видно небо. Там висела белая луна[16], словно полуденное солнце. Тени плясали на ее яркой поверхности.
Я снова услышала шаги позади. Хруст. Кровь хлынула к вискам. Все чувства обострились. Я осторожно повернулась и увидела его — американского беляка. Огненно-рыжий мех. Длинные неровные уши. Тельце, сжавшееся в инстинкте бежать. Он пожевал несколько