Что ты писала о какой-то коробке. Не пустая! Ничего не получили. И вообще ты толком ничего не напишешь о своем деле, какие планы, какой результат, как со службой. Брось истеричные письма, с причитаниями о мамуличках и ласочках, – это все пустое, как опадающие листья, словоизлияния, вполне понятные, но впустую. Не так показывается любовь. Я в твоих чувствах к мальчику не сомневаюсь, но… больше ровности, будет глубже и крепче и полезнее для нервов твоих и его. Хорошо, если твои дела будут крепки: лучше, чем пустопорожнее сидение в лаборат<ории>, где нет хода[28].
Не забудь о шоколаде для Оли – только это, она призналась, ее поддерживает. А устает она ужасно! Я ничего не могу поделать, так все складывается. А еще парнишка было опять свернулся. Опять диета и лишняя возня с блюдами, с протиранием кашек и прочими клизмами. Но… так все сложилось, и ты понимаешь, что ты-то ни при чем и я вовсе не думаю пенять: мальчик чрезвыч. мил и нам было бы без него пусто совсем. Думаем пробыть до 28 <нрзб.>[29]
21 окт. 1924 Capbreton s/mer
Landes
Милая Юля,
Деньги 145 не высылай, 100 fr. возьми, – ты отвези их Клименко. Деньги у меня есть, и вполне достаточно. Монго я не писал – сижу без денег, а, помнится, выразился так: «веселого мало, печататься негде, но я привык». И все. Слава Богу, я получил из Швеции 300 кр. = 1500 fr. Вообще, я никогда не довожу себя до кризиса. Если бы у меня не было денег (это между нами), я отдавал бы задешево свою работу; а пока я ее держу – у меня теперь более 8 листов рассказов – на худой конец – на 3000 fr. И наличные нрзб. Вот видишь. Ивун здоров, ходили вчера за грибами. Диэта продолжается. Нет, как мне с «Чашей»-то не везет! И в Англии вск. заколодило, не пойму. Я болен, чувствую, упадок воли, все противно, оборвал работу над Кам. Веком. Не-к-чему! 3-й день голова болит. Шутка ли: я за лето написал до 10 листов! И все – скверно. Единственное, что еще туда-сюда – этюдик «Птицы». А остальное дрянь вплоть до Свечки и Старухи. Все меня режет. И ни на что бы не смотрел.
Пока тепло, сухо, Ив. все время на воле. Приедем д.б. к 1-му – числа не могу еще сказать. Дам телеграмм у.
Все тебя целуем, не беспокойся и не тоскуй: через дн. 7–9 приедем.
Ivoune как муха играет в солнышке, самоч. оч. хорошее – из 24 часов в сутки – 13–14 ч. на воздухе. Спит с 8 ч. до 7. Здесь уже 3 нед. ни капли дождя, ни ветра. t° в тени до 18°.
Над письмом приписано: Cela fut появилась в сент. кн. Revue de genéve. Было неск. строк в «Les nouvelles littereires» от 11 окт. Суб. № 104. Paris (6, rue de Milan 9e)
14 мая 1925 Capbreton
Милая Юля,
Бродлей ответил, что пока хлопоты его не увенчались. Он будет продолжать «демарши», но предоставляет и мне свободу, лишь бы я о результатах его известил. Как и он – меня. Поэтому, прошу тебя списаться с M Capitaine, узнать, – есть ли у него 1) издатель англ. – для Англии и Америки, есть ли переводчик, т. е. имеет ли в виду своего, с франц. яз.? Мне желательно иметь своего, с русского (а им Mme Turine). Если же Mr Capitaine имеет надежду, что ознакомившись с Garçon, его издатель поручит перевод Turine – это было бы превосходно. Но я его не хочу связывать – мне бы Человек вышел. Выясни умненько. Договор с Ficher о Garçon – совершен и я на дн. получаю 300 мар. авансу (письмо есть сегодня из Берл.). Идет и в Швеции. Это мож. написать. О Человеке напиши (англ. изд.), что предварительно хотел бы узнать условия издания. Будь добра, помоги выяснить. Хотя почему-то надежды у меня мало. А м.б. у Mr есть и в сам-деле изд-во? Связи… Это было бы превосходно.
1) Пришли нам только что выпущ. нового фасона марки – нов. или погашенные – выставочные – Оля пошлет в Москву. Да и Ive желает – новые есть за 25 c. «architecture». И для Швеции.
2) Не посылай «овес» – дорога посылка и здесь есть – и Iv. нравится.
Все получено – по 7-50 за посылку – дорого! Разор!
Как дела? Все напиши, а не отмахивайся «беллетристикой» и причитаниями.
Твой строгий Дядья Ваня.
Что же Charlotte – на мое огромное письмо?!
Стыдно!
Ives пока в блестящем виде. Погода теплая 3 дня без дождя. Огород – блеск.
16 мая 1925 Capbreton
Юля, очень прошу тебя регулярно, или за 2–3 дня бросать в ящик «Посл. Нов.». Если писать о перемене адреса – чорт их знает – кончат, пожалуй, посылать газету. Необходимо мне получать «Звено». Очень прошу – будешь в тех местах, не знаю адреса (выходной по понедельникам) – подпишись на мой адр. Capbr. на 6 мес. с 15 мая по 1 ноября.
Деньги я уплачу при встрече.
Пожалуйста!!
Твой Дядя Ваня. Сейчас кончили с парнем его огороды! Он – молодец!
16 сент. 1925 г. Capbreton
Милая Юля[30],
Я все тщательно обдумал – и вижу, что при сложившихся условиях твоей деятельности, – нам на rue Chevert жить невозможно. Спасибо тебе, пожили под твоим кровом б. 2-х лет, было спокойно, родственно, я мог работать в сравнит. тишине. Ломать твой новый уклад мы не в праве, требовать от тебя самопожертвования также. Приходится нам свой наладившийся уклад менять, но к этому нам не привыкать – или лучше сказать – надо к этому привыкнуть и, скрепя сердце, рвать образовавшуюся живую ткань. Сама же понимаешь, что для моей работы всякие стеснения и беспокойства – яд. Писатель должен иметь хотя бы конуру, но вне сутолоки – базара. Я все знаю, т. е. ясно представляю себе, как через твою-нашу квартиру будет проходить «улица», с ее пустяками, спорами, разговорами, звонками, бабами, болезнями, возможными, надо это предвидеть. Это все равно, что поместиться с писанием в проходе у Au bon marché[31]. Конечно, тебе представляется случай снять кв. в № 13, но ты и сама пишешь, что это устраивать мастерскую, а для «приемов» нужен № 12. Нельзя, при всей моей воле к терпимости, соединить несоединяемое, взять в один короб тонкое стекло с камнями.
Мы обсудили с Олей и видим ясно: надо нам – или остаться в Capbr. или – искать за Парижем, хотя бы в 2 час. езды, а иногда нам не пришлось бы уезжать на лето. В таком случае, конечно, нам – горе наше! – придется расстаться и с Ивочкой, к к-му мы привязались, очень. Но… надо быть спокойным – рассудительным. Раз дело так стало, я не смею жертвовать единственным, что мне осталось в удел – моим духовным миром. Я не могу пока, решиться на «самоубийство». Я должен выполнять поставленное мне задание жизни. Как-то невольно и незаметно случилось, что мы оказались выдавленными из того угла, м.б. последнего, который судьба милостиво послала нам чрез твое родное последство. Мы все делали, что могли, чтобы помочь к-ниб. налаживанию твоей жизни и Ивика, и в данном случае мы не можем рассматриваться как себялюбцы. Я ищу minimum’а. Случайно в прошл. году ты натолкнулась на твое теперешнее дело. Мы смотрели, ждали, как наладится и не думали, что наше личное разладится. Теперь – видим. Уже – долой приходится, выдвигаться из кабинета. Ты очень мило его проектируешь. В другое место, а будет неудобно, или понадобится если, можно и – дальше передвинуть. Зачем тебе ломать голову? Проще – нам выйти и снять, заарендовать домишко пусть в 2–3 час. езды. Теперь, я думаю, тебе легче будет жить, возьмешь бонну или компаньонку для Ивчика – ибо тебе не сладить. Иву надо ходить в школу. А мне надо работать. Я за это лето очень мало писал, и тревога за непрочность нашей зимней жизни была тут не без влияния. Я все думаю, да куда же я поеду? И, возможно, я решусь остаться здесь. Меньше расходов. А два ли часа из Парижа или 12 – одинаково – ночь. В Париже мне – 2–3 раза в год надо бы быть. Или, если решим под Париж, мы приедем к 1 ноября, если б. живы, и я буду крутиться искать место для жительства. Сегодня пишу П. Пол. Карташевой – прошу совета. Напишу и зятю Чирикова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});