Читать интересную книгу Сказки русских писателей - Константин Ушинский

Когда трубочист подошёл к реке, Воробей Воробеич так и налетел на него. А сам страшный такой: клюв раскрыт, глаза горят, все пёрышки стоят дыбом.

– Эй, Воробей Воробеич, ты это что, брат, шумишь тут? – спросил трубочист.

– Нет, я ему покажу!.. – орал Воробей Воробеич, задыхаясь от ярости. – Он ещё не знает, каков я…

Я ему покажу, проклятому Ершу Ершовичу! Он будет меня поминать, разбойник…

– Не слушай его! – крикнул трубочисту из воды Ёрш Ершович. – Всё-то он врёт…

– Я вру? – орал Воробей Воробеич. – А кто червяка нашёл? Я вру!.. Жирный такой червяк! Я его на берегу выкопал… Сколько трудился… Ну, схватил его и тащу домой, в своё гнездо. У меня семейство, – должен я корм носить… Только вспорхнул с червяком над рекой, а проклятый Ёрш Ершович, – чтоб его щука проглотила! – как крикнет: «Ястреб!» Я со страху вскрикнул, – червяк упал в воду, а Ёрш Ершович его и проглотил… Это называется врать?! И ястреба никакого не было.

– Что же, я пошутил, – оправдывался Ёрш Ершович. – А червяк действительно был вкусный…

Около Ерша Ершовича собралась всякая рыба: плотва, караси, окуни, малявки – слушают и смеются. Да, ловко пошутил Ёрш Ершович над старым приятелем!

А ещё смешнее, как Воробей Воробеич вступил в драку с ним. Так и налетает, так и налетает, а сделать ничего не может.

– Подавись ты моим червяком! – бранился Воробей Воробеич. – Я другого себе выкопаю… А обидно то, что Ёрш Ершович обманул меня и надо мной же ещё смеётся. А я его ещё к себе на крышу звал… Хорош приятель, нечего сказать. Вот и трубочист Яша то же скажет… Мы с ним тоже дружно живём и даже вместе закусываем иногда: он ест – я крошки подбираю.

– Постойте, братцы, это самое дело нужно рассудить, – заявил трубочист. – Дайте только мне сначала умыться… Я разберу ваше дело по совести. А ты, Воробей Воробеич, пока немного успокойся…

– Моё дело правое, – что же мне беспокоиться! – орал Воробей Воробеич. – А только я покажу Ершу Ершовичу, как со мной шутки шутить…

Трубочист присел на бережок, положил рядом на камешек узелок со своим обедом, вымыл руки и лицо и проговорил:

– Ну, братцы, теперь будем суд судить… Ты, Ёрш Ершович, – рыба, а ты, Воробей Воробеич, – птица. Так я говорю?

– Так! Так!.. – закричали все: и птицы, и рыбы.

– Будем говорить дальше. Рыба должна жить в воде. А птица – в воздухе. Так я говорю? Ну, вот… А червяк, например, живёт в земле. Хорошо. Теперь смотрите…

Трубочист развернул свой узелок, положил на камень кусок ржаного хлеба, из которого состоял весь его обед, и проговорил:

– Вот, смотрите: что это такое? Это – хлеб. Я его заработал, и я его съем; съем и водицей запью. Так? Значит, пообедаю и никого не обижу. Рыба и птица тоже хочет пообедать… У вас, значит, своя пища. Зачем же ссориться? Воробей Воробеич откопал червячка, значит, он его заработал, и, значит, червяк – его…

– Позвольте, дяденька… – послышался в толпе птиц тоненький голосок.

Птицы раздвинулись и пустили вперёд Бекасика-песочника, который подошёл к самому трубочисту на своих тоненьких ножках.

– Дяденька, это неправда.

– Что неправда?

– Да червячка-то ведь я нашёл… Вон спросите уток – они видели. Я его нашёл, а Воробей налетел и украл.

Трубочист смутился. Выходило совсем не то.

– Как же это так?.. – бормотал он, собираясь с мыслями. – Эй, Воробей Воробеич, ты это что же, в самом деле, обманываешь?

– Это не я вру, а Бекас врёт. Он сговорился вместе с утками…

– Что-то не тово, брат… гм… да! Конечно, червячок – пустяки; а только вот нехорошо красть. А кто украл, тот должен врать… Так я говорю? Да…

– Верно! Верно!.. – хором крикнули опять все. —

А ты всё-таки рассуди Ерша Ершовича с Воробьём Воробеичем. Кто у них прав?.. Оба шумели, оба дрались и подняли всех на ноги.

– Кто прав? Ах вы, озорники, Ёрш Ершович и Воробей Воробеич!.. Право, озорники. Я обоих вас и накажу для примера… Ну, живо миритесь, сейчас же!

– Верно! – крикнули все хором. – Пусть помирятся…

– А Бекасика-песочника, который трудился, добывая червячка, я накормлю крошками, – решил трубо-

чист. – Все и будут довольны…

– Отлично! – опять крикнули все.

Трубочист уже протянул руку за хлебом, а его и нет. Пока трубочист рассуждал, Воробей Воробеич успел его стащить.

– Ах, разбойник! Ах, плут! – возмутились все рыбы и все птицы.

И все бросились в погоню за вором. Краюшка была тяжела, и Воробей Воробеич не мог далеко улететь с ней. Его догнали как раз над рекой. Бросились на вора большие и малые птицы. Произошла настоящая свалка. Все так и рвут, только крошки летят в реку; а потом и краюшка полетела тоже в реку. Тут уж схватились за неё рыбы. Началась настоящая драка между рыбами и птицами. В крошки растерзали всю краюшку, и все крошки съели. Как есть ничего не осталось от краюшки. Когда краюшка была съедена, все опомнились и всем сделалось совестно. Гнались за вором Воробьём да по пути краденую краюшку и съели.

А весёлый трубочист Яша сидит на бережке, смотрит и смеётся. Уж очень смешно всё вышло… Все убежали от него, остался один только Бекасик-песочник.

– А ты что же не летишь за всеми? – спрашивает трубочист.

– И я полетел бы, да ростом мал, дяденька. Как раз большие птицы заклюют…

– Ну, вот так-то лучше будет, Бекасик. Оба остались мы с тобой без обеда. Видно, мало ещё поработали…

Иван Крылов

Лев и Лисица

      Лиса, не видя сроду Льва,

С ним встретясь, со страстей осталась чуть жива.

Вот, несколько спустя, опять ей Лев попался,

      Но уж не так ей страшен показался.

      А третий раз потом

Лиса и в разговор пустилася со Львом.

      Иного так же мы боимся,

      Поколь к нему не приглядимся.

Обоз

      С горшками шёл Обоз,

      И надобно с крутой горы спускаться.

Вот, на горе других оставя дожидаться,

Хозяин стал сводить легонько первый воз.

Конь добрый на крестце почти его понёс,

      Катиться возу не давая;

А лошадь сверху, молодая,

Ругает бедного коня за каждый шаг:

      «Ай, конь хвалёный, то-то диво!

      Смотрите: лепится, как рак;

Вот чуть не зацепил за камень; косо! криво!

      Смелее! Вот толчок опять.

А тут бы влево лишь принять.

      Какой осёл! Добро бы было в гору

Или в ночную пору, —

      А то и под гору, и днём!

      Смотреть, так выйдешь из терпенья!

Уж воду бы таскал, коль нет в тебе уменья!

      Гляди-тко нас, как мы махнём!

      Не бойсь, минуты не потратим,

  И возик свой мы не свезём, а скатим!»

Тут, выгнувши хребет и поднатужа грудь,

  Трону́лася лошадка с возом в путь;

  Но только под гору она перевалилась,

Воз начал напирать, телега раскатилась;

Коня толкает взад, коня кидает вбок;

      Пустился конь со всех четырёх ног

На славу;

      По камням, рытвинам, пошли толчки,

Скачки,

Левей, левей, и с возом – бух в канаву!

            Прощай, хозяйские горшки!

Как в людях многие имеют слабость ту же:

Всё кажется в другом ошибкой нам;

  А примешься за дело сам,

  Так напроказишь вдвое хуже.

Белка

В деревне, в праздник, под окном

      Помещичьих хорóм,

Народ толпился.

На Белку в колесе зевал он и дивился.

Вблизи с берёзы ей дивился тоже Дрозд:

Так бегала она, что лапки лишь мелькали

      И раздувался пышный хвост.

«Землячка старая, – спросил тут Дрозд, – нельзя ли

      Сказать, что делаешь ты здесь?» —

«Ох, милый друг! тружусь день весь:

Я по делам гонцом у барина большого;

      Ну, некогда ни пить, ни есть,

      Ни даже духу перевесть». —

И Белка в колесе бежать пустилась снова.

«Да, – улетая, Дрозд сказал, – то ясно мне,

Что ты бежишь, а всё на том же ты окне».

      Посмотришь на дельца иного:

Хлопочет, мечется, ему дивятся все:

      Он, кажется, из кожи рвётся,

Да только всё вперёд не подаётся,

      Как Белка в колесе.

Обезьяны

Когда перенимать с умом, тогда не чудо

      И пользу от того сыскать;

      А без ума перенимать,

      И боже сохрани, как худо!

Я приведу пример тому из дальних стран.

      Кто Обезьян видал, те знают,

      Как жадно всё они перенимают.

      Так в Африке, где много Обезьян,

           Их стая целая сидела

По сучьям, по ветвям на дереве густом