Читать интересную книгу Тот, кто убил лань - Михаил Лакербай

Шукри протянул обе руки над Кораном и торжественно произнес:

— Клянусь великим аллахом, что девушку эту глаза мои видят первый раз в жизни, что не имел с ней никаких дел и никаких денег ей не должен.

— Что ж ты скажешь теперь? — обратился визирь к девушке.

— О великий визирь! Прости меня за нескромность, которую я вынуждена была позволить себе. Но, видит аллах, иначе никак не смогла бы я разоблачить подлый и коварный поступок Шукри. Я — Эсма, родная сестра Нури-махаджира. Этот негодный человек, Шукри-шериф, завидуя уму и способностям Нури, наклеветал на него и на меня. И вы ему поверили. А теперь вы убедились, что он обманывал вас. Казня сегодня невинного Нури, вы возьмете на себя грех, который вам никогда не простится. Освободите Нури!

Визирь распорядился немедленно освободить Нури-махаджира и назначил его старшим шерифом, а Шукри заключил в каземат.

Юная Эсма вышла замуж за визиря и стала зваться Эсмой-ханум.

Тесть и зять.

Перевод С. Трегуба

— Был я тогда молод, — улыбаясь начал свой рассказ любимец колхоза Шхангерий Бжаниа, — мне не перевалило и за шестьдесят. Это теперь мне сто сорок восемь, хоть я еще бодр и крепок. А тогда я чувствовал себя совсем молодцом. В то время жил в нашем селе почтенный старик — пусть легка будет ему земля! — Барганджи Абидж. Он выдал свою дочь Сайду замуж за человека, мало ему известного, так как юноша этот приехал в наш Очамчирский район из дальнего — Бзыбского. Это теперь леса почти все вырублены, и дорога проложены, и поезд ходит, и машина, а в те времена все побережье покрывал густой лес, и попасть в Бзыбскую часть Абхазии было нелегким делом.

Увезли после свадьбы дочь Абиджа Сайду, и спустя год захотел старый Абидж проведать дочь и зятя. Сопровождать его собрались мы все: и я, и другие наши односельчане, друзья Абиджа, его родственники. Зять принял нас как подобает, с почестями. Пир устроил на славу, шумный и веселый. Длился он дней десять, не меньше.

В это время Абидж ближе присмотрелся к зятю, и мы заметили, что старик расстроился. Как ни старался он скрыть это от нас, не удалось. Долго думал он про себя свои думы, но в конце концов не выдержал и поделился с нами.

"Я, — сказал он, — не знал раньше своего зятя Данакая Джикирбы. Теперь вижу: настоящий он ахаца, славный, храбрый, благородный и щедрый. Люди его уважают. Кроме того, он высок и статен. Что по сравнению с ним моя дочь? Без приданого вошла она к нему в дом — негде было мне взять, раз я сам небогат. А вдобавок ко всему — и это страшнее всего — она еще и хромая. Ну какая она жена для такого замечательного джигита? Жалко мне ее. Разве долго продлится ее счастье? Еще скажут, что я, старый Абидж, постарался сплавить с рук свою дочь, повыгоднее ее пристроить. Не-ет, если б я раньше его так хорошо знал, ни за что бы не согласился. Я решил увести дочь обратно. А Данакаю передайте, что я первый буду искать ему жену, достойную его и красотой и умом. Да я и самого князя Нахарбея Чачбу буду уговаривать выдать за Данакая свою красавицу дочь".

Как мы ни отговаривали старика, он не соглашался. К концу дня мы вынуждены были уступить и по его поручению начали разговор с зятем его, Данакаем.

Мы обставили этот разговор очень торжественно, как и подобает в таких случаях: отвели Данакая в сторону — по нашему обычаю зятю не полагается разговаривать с тестем — и передали решение старика.

Выслушал нас Данакай, подумал немного и ответил так:

"Не заслужил я такой обиды. Разве только родному отцу жены, и к тому же почтенному старику, я готов простить нанесенное мне оскорбление, да и то в первый и последний раз. Никому на свете я не позволю говорить о недостатках моей жены. Видно, Абидж забыл, что с той минуты, как Сайда переступила порог моего дома, она не только его дочь, но и хозяйка этого дома — мой друг, моя жена. Внешность мало что значит, важна душа человека; она может сделать незаметным любой физический недостаток, придать красоту человеку. Моя Сайда умна и сердечна — я люблю ее".

Хабиба.

Перевод С. Трегуба

Я много слышал о былой красоте Хабибы Шармат.

"Если Хабиба наклонится над мертвым — он оживет. Если Хабиба взглянет на цветок — он расцветет", — так пелось в песнях.

Сейчас я сидел у нее в гостях. Хозяину и хозяйке давно перевалило за сто, и тем более поражало то необыкновенное тепло, которое излучали старики, когда смотрели друг на друга, поражала нежность, с какой они относились друг к другу.

— Расскажи, расскажи, сестра, как ты выходила замуж за Чичина, — сказал женщине ее брат Сааткерий.

Хабиба смутилась.

— Право, не стоит.

— Нет, стоит, — настаивал Сааткерий. — Гостю будет очень интересно.

Я поддержал просьбу.

— Пусть он сам расскажет, — ответила Хабибэ, соблюдая обычай и не называя мужа по имени.

— Он занят по хозяйству, — заметил ее брат.

— Мне неудобно. Расскажи сам.

Сааткерий не заставил себя упрашивать.

— Среди многих влюбленных в Хабибу был и Эстате Дочия из Зугдиди, — начал он свой рассказ. — Юноша сватался, получил отказ и решил взять девушку силой. Он подстерег ее на кукурузном поле, свалил на землю и хотел изнасиловать, в надежде, что потом она согласится стать его женой. Хабиба долго боролась с ним, а ослабев, выхватила кинжал из-за пояса Дочия и убила его.

Девушку судили и приговорили к шести годам заключения и ссылке в Сибирь.

Тогда из зала суда, неожиданно для всех, раздался громкий протестующий голос: "Хабиба не виновна! Это я убил Эстате Дочия! Судите меня!"

Невероятная суматоха поднялась в зале.

Вперед вышел Чичин. Все с интересом разглядывали его. Юноша уверял суд, что Хабиба якобы была другом его детства, и потому будто бы она хотела выгородить его, надеясь, что ее оправдают, так как она совершила, мол, преступление, защищаясь...

Хабиба говорила: "Это неправда. Он все выдумал. Убила я".

Но суд все-таки поверил Чичину и присудил его к десяти годам тюрьмы и к пяти годам ссылки в Сибирь.

Прошло пятнадцать лет. Хабиба ждала его. Когда Чичин вернулся, они поженились.

Счастливо живут они уже более ста лет.

Атырас.

Перевод С. Трегуба

Это происходило в семидесятых годах прошлого столетия, в горестные дни махаджирства. Никто из жителей Дала не хотел уходить в знойную степь, расположенную на границе с Турцией. Но обманом и насилием их все же вытеснили с родной земли. Лишь небольшая группа героев во главе с Адамуром Адзинбой, возглавлявшим крестьянское восстание, решила драться до последней капли крови. На узенькой полоске земли скалистого ущелья Дал остались они продолжать борьбу.

И вот прошло более восьми лет — ив степь к изгнанникам пришел турецкий фелюжник [1]. Он нес какой-то ящик и выкрикивал:

— Эй, махаджиры-абхазы! Кто здесь из Дала? Вам посылка. Мне ее дали в Очамчире. Уж очень просили, и я сдержал свое слово. Возьмите!

С жадным любопытством обступили ящик дальчане.

— Посылка из Абхазии? Из родного Дала?

— Что нам прислали из далекого родного Дала? Кто прислал?

— А ну, Даур, ты ближе, открой ящик.

Юноша Даур открыл ящик и начал доставать из него и вручать обступившим его махаджирам один за другим... женские головные платки. Их было много, этих женских платков. Весь ящик был набит ими. Дальчане с недоумением рассматривали эти платки.

— Что это может означать? — спрашивали люди. Тогда самый старый и мудрый Абидж Бгажба сказал:

— Позор нам! Мы бросили свою родную землю. Лучшего подарка мы и не достойны. Мы, как слабые женщины, оказались малодушными. Боясь смерти, бросили свой родной цветущий Дал и ушли сюда. Лучше смерть, чем такая позорная жизнь... Вернемся в Апсны [2], в родной цветущий Дал и кровью смоем свой позор!

Тогда раздались и другие голоса:

— В Апсны? Что делать там? Ведь все наше хозяйство сожжено и разорено. Нет, придется нам здесь кончить свою жизнь; видно, такова судьба.

Даур в это время достал со дна ящика лист бумаги, на котором было четко написано:

"Храбрым сынам Дала. От благодарной родины. Адамур".

Мужчины сгорали от стыда.

"Какой позор! Адамур сравнил нас с женщинами, он послал нам женские платки", — говорили их печальные взгляды.

Но чем и как воодушевить отчаявшихся?

Вдруг кто-то обнаружил в ящике листья папоротника — атырас, в них были завернуты платки.

— Смотрите! Смотрите! Атырас из Апсны! Наш агырас из родного и далекого Дала! — воскликнул Даур, подняв высоко над головой небольшой пучок уже высохших веточек атыраса.

Люди кинулись к нему. Они отрывали листья атыраса, подносили их к лицу, нюхали, прижимали к груди, целовали, плакали... Самая простая трава Абхазии — атырас, сорная трава с резким пряным запахом, трава, которую они раньше выкорчевывали у себи на родине, стала для них самой дорогой.

— Атырас из Апсны!