А они не будут сидеть без дела. Ждать пока я что-то придумаю. Поход. Куда он нацелился? Как это говорил Флоллон: «Вильман ближе, Сламбед богаче?», Вильман или Сламбед?
Я отвечу – ни Вильман, ни Сламбед. Я это сделаю.
Вильманское герцогство – ближайшая граница. Было несколько вооруженных столкновений, до большой войны дело пока не доходило. Герцог стар, у него нет сыновей, только одна незамужняя дочь. Госпожа Линетта.
До торгового союза Сламбед почти невозможно добраться с этой стороны гор. Не только Торгерну, но и другим хищникам. Поэтому в Сламбеде есть чем поживиться тому, кто жаден до чужого… если рискнуть армией лишь летом, в другое время года это прямое самоубийство. Сейчас – ранняя весна…
То, что она узнавала, хотелось бы записать, чтоб как-то привести в систему. Но она решительно отказалась от этого. Ни закорючки, выведенной ее рукой. Неважно, что Торгерн не умеет читать! Найдет грамотных. Хотя поначалу так и подмывало написать что-нибудь глупое или грубое – утрись! Но, опять же, зарываться не следовало, и она сдержалась. Ребячеству не время и не место здесь. А скоро стало и вовсе не до шуток. Шутку пошутить, видите ли, решили над ней самой.
Но это произошло не сразу. Как и прежде, она не могла сидеть без дела и продолжала упорно заниматься врачеванием. В числе пациентов оказался и отец Ромбарт, действительно страдавший жестокими болями в желудке. Карен приготовила для него настойку и обещала после Пасхи принести еще.
Настала и Пасха. В церковь Карен не пошла, как решила, впрочем, никто и не звал ее в церковь. Потом начали праздновать. Во двор крепости выкатили несколько бочек вина, из горда подвалили музыканты, жонглеры, шлюхи и прочий шатающийся люд, а уж о том, что творилось внутри, лучше бы не говорить. Отец Ромбарт уже успел пожаловаться ей на нравы Торгерна и его военачальников. Вряд ли он думал, что ей об этом тоже кое-что известно, и больше, чем ему.
Кончился праздник, и незамедлительно начались воинские учения. Казалось, Торгерн находил удовольствие в том, чтобы доводить до изнеможения своих солдат и офицеров, и так еле живых с похмелья.
А ей-то что? Она обходит своих больных. Стража уже не таскалась за ней по пятам. Если за ней и следили, то скрытно.
С отцом Ромбартом они снова встретились у часовни. Капеллан хвалил лекарство и одновременно жаловался на новые боли. Был полдень, сырой, ветреный, между плитами в углу лезла трава, и Карен, не переставая давать указания капеллану, к ней приглядывалась.
Откуда-то плелись Флоллон и Катерн, имевшие довольно жалкий вид.
– Как наш преподобный с ведьмой растабаривает!
– Славно спелись!
– Неразумное вы говорите, дети мои, и горько мне слышать такие слова. Эта девушка не владеет никакими искусствами, кроме данных ей от Бога, и вы не можете называть ее ведьмой за добро, которое она творит.
– Как это не можем? – Катерн натужно веселился. – Все говорят, что ведьма!
– А ведьм вообще не бывает!
– Как это не бывает? – теперь Катерн удивился.
– В постановлениях Святых Синодов подлинно записано: «Кто, ослепленный дьяволом, подобно еретику, будет верить, что кто-либо может быть ведьмой, и на основании этого сожжет ее, тот подлежит смертной казни».
– Может, тогда не было ведьм, а теперь есть.
– Ересь, подлинная ересь! – он даже возвысил голос, чего раньше за ним никогда не замечалось. Как легко он дал себя убедить. И он будет на моей стороне, думала она, всегда, пока у него будет болеть желудок. А желудок у него будет болеть до самой смерти.
Ораторский порыв капеллана утих, однако Катерн и Флоллон все еще пребывали в некотором недоумении и мрачно переглядывались.
– Слышали вы, дураки, что святой отец говорит?
Они были настолько мельче ее, что она могла свободно общаться с ними и даже шутить.
– Ведьма, не ведьма… какая разница? – проворчал Катерн. – Тут как послушаешь самого, так не только ведьму от знахарки, так и попа от жеребца не отличишь.
Оскорбленный отец Ромбарт отошел, но для нее существенным было другое. Тем более, что Флоллон тут же добавил:
– Лучше бы ты взаправду была ведьмой. Тогда бы ты могла угадать, что он затевает. Мы не можем.
– Как? Даже вы, самые верные, не посвящены в его замыслы?
Катерн сплюнул на землю, а Флоллон с яростью произнес:
– Если бы еще знать, чего от него ждать! Сламбед или Вильман? Север или юг? И никого не слушает! Хоть бы бабу себе постоянную завел… Жалко, что ты такая уродина и не годишься для постели.
– Это мое спасение… Или мало, что ли, смазливых?
– Много. – Он махнул рукой. – Да только…
Карен кивнула, запахнулась в плащ и пошла своей дорогой. Она направлялась к жене коменданта – у ее мальчика был нарыв в ухе.
Вот как? Приближенные Торгерна не прочь были бы ее подставить? Не выйдет, голубчики… и сами знают, что не выйдет. Север или юг? Сламбед или Вильман? Сейчас весна… у герцога нет сыновей, есть незамужняя дочь…
Ей предстояло пройти через второй внутренний двор. Здесь и подстерегала ее непредвиденная задержка.
Еще не видя, по доносящемуся лаю и визгу, она поняла, что происходит. Перед Пасхой среди прочих прибыл в крепость некий Брондла, один из сеньоров средней руки. Был он со многими здесь в дружбе, между прочим, и с Элмером. Сам бы по себе этот Брондла ничего не значил, но был известен своими собаками, необычайно сильными и злобными. Брондла хвастал, что они у него пробовали человечье мясо. Неизвестно, как там с человечиной, однако охотники Брондле завидовали. И целую дюжину таких псов Брондла привез в крепость – то ли продавать, то ли обменивать на что-то. Находились они под охраной трех угрюмых дуболомов, таких молчаливых, что их можно было принять за немых, а может, они разучились говорить, общаясь исключительно с собаками. И вот этих собак кто-то выпустил из псарни во двор.
Рычащая, взлаивающая свора металась по брусчатке, а народ разнесло по сторонам. Карабкались на крыши пристроек, висели на столбах, вжимались в стены. Женщины визжали. Карен встала у деревянной пристройки, тихо присвистнула.
Огромные, черные, рыжие, оскаленные пасти, пена, стекающая с языков. Визг, вой, лай. Ад. Бред. Хорошая картина для весеннего дня. Ей показалось, что наверху, на галерее, стоят Брондла и Элмер. Показалось? Да нет же, она их ясно видела. А на лестнице – один из псарей. Вот оно что. Просто так решили позабавиться, пугнуть народ от скуки… или знали, что она идет? Так она и пойдет. Игры…
И сбившиеся у стен и по углам увидели, как ведьма пересекает двор. Свора сбилась в кучу, но она продолжала идти, и свора расступилась. При этом Карен вроде бы разговаривала с собаками, произнося что-то тихим, ровным голосом, и те успокоились и завиляли хвостами. Она прошла, не оборачиваясь. Пусть теперь псари с плетьми делают свое дело. Миновала она и ближайший дверной проем, в котором увидела еще одного человека. Измаил смотрел на нее. Доволен, просто сияет. И, конечно, не подумал двинуться ей на помощь. Уверовал, черт бы его побери! Созерцатель чудес. Ему что ни покажи, все чудо. И теперь будет рассказывать всем и каждому, и ему, да, разумеется, ему в первую очередь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});