В самом деле, когда Наполеон стал императором французов, его увлечение Жоржиной утратило свой яркий колорит. Он уже был совсем другим, когда встречался с ней. По словам Гертруды Кирхейзен, «его непринужденность уступила место сдержанной церемонности. Он был император и невольно давал почувствовать возлюбленной свое величие».
И она все прекрасно поняла. Рассказывают, что, когда Александр Дюма спросил ее однажды, почему Наполеон покинул ее, она ответила ему так:
— Он ушел от меня, чтобы стать императором!
* * *
Забегая вперед, отметим, что 11 мая 1808 года мадемуазель Жорж тайно покинула Париж в обществе Луи-Антуана Дюпора, танцора из «Оперá», который, боясь быть арестованным у заставы, переоделся женщиной. Этим она явно нарушила имевшийся у нее контракт, а посему подвергала себя крупной неустойке и лишилась всех прав в качестве члена «Comédie Française». По сути, она исчезла, оставив в Париже только воспоминания о своей любви к Наполеону да свои долги. Впрочем, существует версия, согласно которой она поехала в Россию по заданию Талейрана с тайной миссией покорить русского царя Александра I.
На наш взгляд, более вероятной выглядит такое объяснение: в Россию она ехала к своему любовнику, который, как считается, обещал жениться на ней. Это был граф Александр Христофорович Бенкендорф, брат первой русской женщины-дипломата княгини Д. Х. Ливен, приехавший в Париж в свите посла графа П. А. Толстого. Теперь граф Бенкендорф уехал обратно, и к нему-то и собралась мадемуазель Жорж. Ну, а Луи-Антуан Дюпор бежал в Россию потому, что вошел в конфронтацию с директором балетной труппы парижской «Оперá» Пьером Гарделем.
Со стороны же А. Х. Бенкендорфа это на самом деле была целая интрига, главной задачей которой было отбить Александра I у его в высшей степени кокетливой фаворитки Марии Нарышкиной. Предполагалось толкнуть царя на связь с французской актрисой — связь мимолетную, от которой его без труда можно было бы вернуть потом к императрице Елизавете Алексеевне. По словам Гертруды Кирхейзен, «мимолетная связь с бывшей возлюбленной Наполеона казалась обществу менее опасной».
Наверняка мадемуазель Жорж ничего не знала обо всех этих тайных планах, и в письмах к матери она распространялась о прелестях своего «доброго Бенкендорфа». И она действительно была представлена Александру I, который принял ее очень любезно, подарил ей драгоценную бриллиантовую застежку и один раз пригласил в Петергоф, но другого приглашения после этого не последовало.
Согласно одной из легенд, незадолго до войны 1812 года мадемуазель Жорж попросила у Александра I разрешения вернуться в Париж. Вслед за этим якобы последовал такой диалог:
— Мадам, я начну войну против Наполеона, чтобы удержать вас.
— Но мое место не здесь, оно во Франции.
— Тогда располагайтесь в арьергарде моей армии, и я вас туда провожу.
— В таком случае я лучше подожду, пока французы сами не придут в Москву. В этом случае ждать придется не так долго…
Когда уже в 1812 году известия о несчастьях наполеоновской армии дошли до Санкт-Петербурга и когда, чтобы отпраздновать победу, все дома были украшены флагами и иллюминацией, ничто не могло заставить мадемуазель Жорж украсить так же и свой дом на Невском проспекте. Об этом ее упорстве донесли Александру I, но он якобы ответил:
— Оставьте ее в покое… В чем тут преступление?… Она добрая француженка.
А кончилось все тем, что ей дали наконец разрешение уехать.
В июне 1813 года она уже была в Вестфалии, и ее принял брат Наполеона Жером Бонапарт. А потом она дала пятьдесят представлений в Дрездене, и это длилось с 22 июня по 10 августа.
Там же, в Дрездене, она вновь увиделась с Наполеоном, который не просто простил ее бегство с парижской сцены, но и вернул ей прежнее положение придворной актрисы. Одного Жорж не удалось достичь — это вновь занять прежнее место в сердце императора. В этом смысле ее время прошло безвозвратно.
Гертруда Кирхейзен пишет:
«Однако она навсегда сохранила о нем верное воспоминание. Она любила его, когда он был консулом, и взирала на него с трепетным обожанием, когда он сделался императором. И когда несчастье разразилось над его головой, она, подобно многим другим, столько обязанным Наполеону, не перешла на сторону Бурбонов, а оставалась верна своему императору и его родне, несмотря на то что ее положение чрезвычайно страдало от этого. Во время Ста дней она оказала прежнему возлюбленному последнюю услугу политического характера. Она сообщила ему, что должна передать ему бумаги, которые осветят многое из деятельности бывшего министра полиции Фуше».
Тогда Наполеон послал к ней своего человека, и когда тот вернулся с документами, император спросил:
— Она не говорила тебе, что дела у нее плохи?
— Нет, сир, она говорила только, что желала бы лично передать эти бумаги Вашему Величеству.
— Я знаю, что это такое, — сказал Наполеон. — Коленкур говорил мне. Он сказал также, что она в стесненных обстоятельствах. Выдай ей 20 000 франков из моей личной шкатулки.
Как известно, Ватерлоо стало последним актом наполеоновской драмы. Но 28-летняя мадемуазель Жорж не бросилась, как многие другие, к ногам нового властелина. Она осталась бонапартисткой, и ее положение в «Comédie Française» вскоре стало невозможным. Она вызвалась даже сопровождать Наполеона на остров Святой Елены, но ей в этом было отказано. Тогда она отправилась играть в Бельгию, где свела знакомство с неким Шарлем-Анри Арелем, ставшим ее любовником. В начале 1821 года они возвратились в Париж.
Мадемуазель Жорж и Арель находились у себя в квартире, когда Жюль Жанен, снимавший мансарду в том же доме, спустился к ним и сообщил о смерти Наполеона. Мадемуазель Жорж побледнела и упала в обморок. Три дня потом она не покидала своей комнаты. Она перечитывала письма Наполеона, рассматривала подаренные им портреты, с нежностью перебирала полученные от него подарки…
Когда мадемуазель Жорж вышла из комнаты, в глазах ее светилась печаль, и выражение это никогда больше не сходило с ее лица. И за все сорок шесть лет, что ей еще суждено было прожить, Жоржина не могла произнести имени императора без слез…
Шарль-Анри Арель умер в 1846 году, а она последовала за ним в могилу 12 января 1867 года, будучи уже почти 80-летней старухой. Детей у них не было. Племянник великого императора (Наполеон III был сыном Луи Бонапарта и Гортензии де Богарне) вспомнил о прежней возлюбленной своего дяди и в память его оказал ей последние почести: он заплатил за погребение Жоржины на кладбище Пер-Лашез.
Подводя итог жизни мадемуазель Жорж, Гертруда Кирхейзен делает следующий вывод:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});