Читать интересную книгу Мой-мой - Владимир Яременко-Толстой

С Будиловым мы спустились в метро на станции "Невский проспект", чтобы проехать две остановки с одной пересадкой до "Чернышевской". Пересаживаться нужно было уже на следующей станции – на "Маяковской". Когда мы садились в вагон, за нами вскочило пятеро кавказцев в кожаных куртках, затолкнув нас глубоко внутрь и прижимая к глухой двери вагона. Один из них стал между нами, нас разъединяя. Были они откормленными, с наглыми небритыми мордами.

Будилов ничего не понял. А я понял все сразу, имея опыт езды на метро в Баку в начале 80-х. Людей в вагоне было немного, но это все равно ничего не меняло. Я знал, что если мы начнем отбиваться и поднимать скандал, нас могут просто пырнуть ножом или спицей. Единственный вариант, это дать им возможность спокойно работать, молча прорываясь к выходу. Тогда никаких неожиданностей, вроде ножа в бок, не будет.

Время пути от "Невского проспекта" до "Маяковской" около трех минут. Когда вагон начал тормозить, я сквозь зубы прошипел Будилову:

– Рвемся на выход! Держись за карманы!

Поезд остановился. Двери открылись. Мы рванули.

– Что такое? Вы почему толкаетесь! Спокойно! – зашумели кавказцы, прижимая нас все плотнее, и я с отвращением почувствовал, как множество наглых рук лезет мне под пальто, в сумку и по карманам.

Двери закрылись. Вагон с кавказцами умчался дальше. А мы с Будиловым, измятые и потрепанные, в расстегнутых пальто и с выпотрошенными сумками остались стоять на платформе. Так, среди бела дня и в самом центре "культурной столицы", в людном общественном месте, мы были беспардонно ограблены, но, слава Богу, хоть не зарезаны.

Опомнившись, и немного придя в себя, мы стали подсчитывать потери. Деньги нам удалось сохранить. Из существенного у Будилова оказалась похищенной лишь записная книжка со всеми телефонами, Вериным в том числе, и удостоверение Международной ассоциации искусствоведов.

На выходе из метро "Чернышевская" нас уже ждал врач. К слову сказать, лекарством от импотенции Виктор Милосердов остался доволен.

Глава 9. "ЧЕЛЮСТИ". КРИСТИНА БЕРНТАЛЕР. СЕКС-ИНТЕРНЕТ.

Веру я разыскал потом, когда приезжал в феврале. Однажды я заснул днем и увидел во сне сцену в "Литературном кафе" и Веру, записывающую свой номер телефона в записную книжку Будилова. Это был сон, похожий на воспоминание. Я видел все, как было на самом деле, причем очень реально – как-то со стороны, контролируя ситуацию, возможно, из-за того, что когда-то пробовал заниматься практиками сновидений по Карлосу Кастанеде.

Когда Вера стала писать свой номер, я попытался его запомнить. Проснувшись, я отчетливо помнил первые пять цифр. Я тут же позвонил Будилову и обо всем рассказал.

– Нам с тобой остается отгадать только две последние цифры.

Всего, значит, сто комбинаций. Давай, будем звонить, и спрашивать Веру. Я возьму себе номера от 00 до 50, а ты – от 50 до 99.

– Давай, – без колебаний согласился Будилов. – Начинаем прямо сейчас!

Через пятнадцать минут он дозвонился ко мне в паузе между набором очередного номера.

– Можешь поздравить! Нашел на 18-ой попытке. Последние две цифры

– 67. Она дома. Ждет твоего звонка. Была приятно удивлена.

Договорись с ней о встрече. Можно сходить с ней вечером в "Челюсти".

Перезвони мне, когда договоришься.

Вечером мы пошли в "Челюсти". Этот рыбный ресторанчик на Моховой теперь, к сожалению, переименован. Теперь он называется "Рыба-Джаз". Но его все продолжают по-прежнему называть "Челюсти". Раньше на его вывеске была нарисована акула. Сейчас – веселенькая рыбка, похожая на карася, с саксофоном и нотами. Однако суть этого заведения не изменилась. Здесь можно поесть рыбных блюд, выпить пива или водки и оставаться до самого утра, "Челюсти" работают до последнего посетителя. Несколько раз в неделю в "Челюстях" играет какая-нибудь группа. Как правило, это джаз. И публика неплохая, много студентов и преподавателей расположенной через дорогу Театральной академии. А Будилову хорошо вдвойне, ведь "Челюсти" находятся прямо в его доме по адресу – улица Моховая 41.

Поздно вечером, когда пьяный Будилов отправился спать, а я провожал Веру до ее дома, она взяла меня под руку и так, молча, мы шли по безлюдной заснеженной Моховой. Я не знал, как мне себя с ней вести. Она казалась мне такой невинной и хрупкой, и я был не уверен, стоило ли мне попробовать ее поцеловать. Что делать, и пытаться ли вообще? Словно прочитав мои мысли, Вера сказала вдруг:

– Ты даже не можешь представить себе, какая я на самом деле испорченная!

Расставаясь у входа в свою подворотню, первую сразу за перекрестком с Пестеля, она коротко поцеловала меня в губы и ушла, а я еще долго стоял и думал над смыслом ее слов. Что она хотела этим сказать? Как понимать мне ее и что делать? Быть более решительным или предоставить инициативу ей? Тогда мне нужно было уехать…

Теперь же мне хочется разгадать загадку Веры, и я звоню, ничего заранее не объясняя Гадаски. Вера дома, в гостях у нее подруга, и они согласны пойти с нами, не трудно угадать – куда. В "Челюсти". Я говорю, что буду с другом из Лондона, с фотографом. Вера заинтригована.

В "Челюстях" я вижу знакомых – школьную подругу моей бывшей жены Машу. Она – дочь известного питерского художника Валерия Лукки, смесь карело-финского папы с мамой-узбечкой. Маша делает что-то для театра. Она сидит за столом с тремя мужиками – художниками сцены. Раньше, когда ей было 16 лет, Маша мне нравилась, но сейчас, когда ей уже за 30, она мне неинтересна. "There is not my cup of tea" – как говорят англичане.

С женщинами после тридцати я предпочитаю не связываться после своего недавнего опыта с Ренатой, чиновницей австрийского министерства культуры, хотя зарекаться не буду. Рената заметила меня на вернисаже в одной из престижных галерей в первом районе города Вены. Ее удивило то, что со мной было много людей, и что я многих из публики знал. А еще то, как я себя вел. В галерее общей площадью около двухсот квадратных метров было два этажа. Один – на уровне земли (Erdgeschoss, по-немецки), а другой – в подвале. В подвальный этаж вела металлическая лестница из тонких, переплетенных между собой стальных прутьев с большими промежутками.

Заняв позицию под лестницей в компании своих друзей, я наблюдал за происходящим под юбками женщин на верхнем этаже, на площадке, примыкавшей к лестнице и сделанной из такого же просматривающегося материала. Наблюдая, я делал свои комментарии. Мое окружение, состоявшее преимущественно из дам, реагировало истерическим хохотом.

Рената спустилась сверху и тоже была высмеяна. Красная от стыда, она подошла ко мне. Все сразу вдруг напряглись и притихли. Вокруг воцарилось тягостное молчание. Мне показалось, что она хочет дать мне пощечину, и я был уже готов перехватить ее руку, но она этого не сделала.

– Ты – кто? – дрожащим голосом спросила она.

– Угадай, – отвечал я.

– Мне кажется, я тебя уже где-то видела.

– Все может быть. Я – русский…

Рената от нашей тусовки больше в тот вечер не отходила. Когда мне нужно было уходить, я должен был идти в гости к Кристине Бернталер, владелице галереи "Podroom", чтобы по ее просьбе обсудить возможности выставки проектов молодых австрийских архитекторов в России. Именно для Кристины Бернталер в кармане моего пальто болталась, припасенная заранее, бутылка русской водки, Рената увязалась за мной.

– Куда ты идешь? – спросил я, подходя к Рингштрассе.

– Не знаю, – смущенно призналась она.

Не долго думая, я схватил ее в охапку и, усадив задом наперед на кем-то запаркованный мотоцикл Кавасаки, стал совершать бедрами непристойные ритмические движения, имитируя коитус.

– Прекрати немедленно! – возмущенно потребовала она.

– Ладно, я запишу тебе номер моего мобильного телефона, и ты позвонишь мне завтра. Мы встретимся, и я сделаю то, что тебе нужно.

– Мне ничего не нужно!

– Не ври, тебе нужен секс!

Я записал ей свой номер, а сам отправился к Кристине. У Кристины меня поджидала засада. В засаде сидел русский архитектор Сергей Волгин, по всей вероятности, имевший на галерейщицу определенные планы. Вместе они пили красное вино, обсуждая проект будущей выставки. С вина мы перешли на принесенную мной водку и быстро окосели. Я протянул Кристине руку, и она в нее буквально впилась своей, стала ласкать и гладить, крепко сжимать мне пальцы. Было очевидно, что она меня хочет. Чего хотел русский архитектор Сергей Волгин, о том можно было только догадываться. Он курил, напивался, но не уходил.

– Что хочет Сергей? – спросила меня Кристина, когда он отправился в туалет.

– Думаю, он хочет тебя.

– А я хочу тебя.

– Может, мне лучше уйти?

– Толстой, ты никуда не уйдешь, я хочу, чтобы сегодня ты остался со мной!

– А как же Сергей?

– Он скоро уйдет, вот увидишь.

Сергей ушел только в половине шестого утра. На следующий день он мог высыпаться у фрау Буш, которая его приютила на время его пребывания в Вене, хоть до вечера, а мне нужно было читать четыре лекции в университете своим студентам до того же самого вечера, до которого он мог спать. Первая начиналась в половине девятого, ровно через три часа, а до того было бы неплохо принять еще душ и переодеться.