Читать интересную книгу Тайны выцветших строк - Роман Пересветов

Значит, Веттерман был прав: в библиотеке Ивана Грозного были не только греческие и латинские рукописи. Так называемое «куфическое» арабское письмо было похоже на древнееврейское; отсюда Веттерман мог ошибочно заключить, что у царя есть и еврейские рукописи.

Белокуров принял вызов и продолжал свои наземные раскопки в архивных шкафах. И ему повезло. В расходных тетрадях XVII века он нашел подлинные записи о том, что Паисий Лигарид по царскому указу пользовался привезенными Сухановым с Востока иноязычными книгами из патриаршей библиотеки. Запечатанным же источником он их называл потому, что после удаления патриарха Никона из Москвы патриаршая библиотека была опечатана и ключ от нее находился у царя.

Исследуя историю патриаршей библиотеки, Белокуров досконально изучил описи не только келейной казны московских патриархов, хранившей их личное имущество, но и домовой казны, в которую записывался весь инвентарь патриаршего двора. Собрание греческих рукописей патриаршей библиотеки оказалось очень богатым, но ни об одной из них нельзя было сказать, что она могла принадлежать Ивану Грозному.

У этого московского царя, как и у его предшественников и наследников, была, конечно, своя личная библиотека, по мнению Белокурова состоявшая главным образом из русских и небольшого количества греческих рукописей, а также московских и литовских старопечатных книг. Но и эта домашняя библиотека Ивана Грозного, по убеждению Белокурова, должна была погибнуть во время бурных событий конца XVI — начала XVII века. Исследование Белокурова о библиотеке московских государей заняло около тысячи страниц печатного текста и произвело большое впечатление в научном мире. Когда он сделал сообщение об этой работе на заседании Московского общества истории и древностей российских, председатель этого общества знаменитый историк и бывший учитель Белокурова Владимир Осипович Ключевский согласился с выводами докладчика.

За это исследование Белокурову была присуждена почетная премия.

«После обстоятельного и подробного исследования Белокурова вопрос о царской библиотеке может считаться исчерпанным. Отыскивать следы мнимых рукописных сокровищ Ивана IV станет только ученый, увлекающийся беспочвенным воображонием и не доверяющий исторической критике», — писал «Журнал министерства народного просвещения» в 1899 году.

И такой ученый, обладавший очень пылким воображением и поверявший только своему собственному опыту, нашелся. Это был Игнатий Яковлевич Стеллецкий, археолог и «пещеровед», упорно веривший в необходимость продолжения поисков книжных сокровищ Ивана Грозного и сумевший добиться их возобновления.

НЕИСТОВЫЙ КЛАДОИСКАТЕЛЬ

Сын сельского псаломщика, Игнатий Стеллецкий окончил церковную школу и в награду за прилежание был принят в Киевскую духовную академию, славившуюся в конце прошлого века своими профессорами, в особенности историками. Они разбудили в способном юноше острый интерес к прошлому родной страны. Учась в этой академии, Игнатий Стеллецкий часто посещал древний Киево-Печерский монастырь, олицетворявший в его глазах это далекое прошлое, полное неразгаданных тайн.

Романтически настроенного студента особенно привлекали вырытые почти тысячу лет назад знаменитые пещеры, служившие убежищем отшельникам и монахам задолго до основания наземного монастыря. Захватив с собой фонарь, лопату и длинную веревку, он мог часами бродить и ползать по замысловатым лабиринтам, разыскивая самую дальнюю и наименее обследованную пещеру. Ему казалось, что он откроет в ней какую-нибудь тайну, до сих пор еще никем не узнанную, найдет, может быть, спрятанный много веков назад клад.

Об одной из дальних, притаившихся в лесу пещер, примыкавших к киево-печерским и называвшихся «варяжскими», рассказывали, что, когда варяжские дружинники Аскольд и Дир собрались в поход на Царьград, они закопали в ней все свои сокровища, награбленные еще во время опустошительных набегов на западное побережье Европы. Это было главным образом золото и серебро, а также драгоценные латинские церковные сосуды. Поход на Царьград, как известно, кончился неудачно, и варяги больше не вернулись к своим сокровищам, которых, по преданию, было несколько возов.

Запомнивший эту легенду студент Стеллецкий предпринял попытку разыскать этот клад, но потерпел неудачу.

Затем Стеллецкий заинте ресовался кладом украинского гетмана-изменника Ивана Мазепы, якобы замурованным в подвале его бывшего дворца в тогдашней казачьей столице — Батурине. После бегства предателя с поля Полтавской битвы посланцы императора Петра I три дня выстукивали молотками стены батуринского дворца, но так и уехали ни с чем.

Когда после успешного окончания духовной академии сыну псаломщика предложили отправиться в Палестину в качестве инспектора созданного там русскими «Палестинского общества» — очага духовного просвещения, он очень обрадовался: в гористой Палестине было много знаменитых пещер, служивших убежищем ее жителям в годы раздиравших страну непрерывных войн. А тысячелетний Иерусалим, тридцать шесть раз взятый приступом и дважды до основания разрушенный! Бесчисленные подземные ходы, замурованные колодцы и тоннели! Под одной только мечетью Омара, воздвигнутой в VII веке на месте разрушенного храма царя Соломона, сохранилось огромное подземелье, в котором когда-то помещались знаменитые царские конюшни. Тайными ходами оно сообщалось с крепостью Сион. Как же было не поехать в Палестину!

Проникновение в тайны древности было часто связано с большими трудностями и даже риском для жизни. Итальянский археолог Пьеротти, вскрывший под Иерусалимом подземный коридор, чуть не задохся — такой хлынул на него спертый и сырой воздух; другой иностранный археолог, Уоррен, наверное утонул бы, если б не успел быстро заделать пробитое им отверстие, сквозь которое в подземелье внезапно хлынула вода. Но знакомого уже с подземными сюрпризами у себя на родине украинца такие опасности не пугали.

После затянувшейся на целые года поездки в Палестину бывший воспитанник духовной академии уже не колебался в выборе профессии — он будет не священником, а археологом! Для этого ему пришлось, однако, снова сесть на студенческую скамью и закончить еще одно высшее учебное заведение: только что открывшийся в Москве Археологический институт. В свободные от лекций часы он усердно знакомился с достопримечательностями древней столицы, и прежде всего, конечно, с ее подземным миром.

Захламленные, дышавшие сыростью и часто кишевшие крысами подвалы старинных московских домов и монастырей интересовали его больше, чем самые живописные наземные архитектурные памятники. Нет ли под ними какого-нибудь замурованного тайника или подземного хода? Как врач, прежде всего прослушивающий сердце больного, пещеровед начинал обычно свои обследования с простукивания стен и пола подземелья. «Почти под каждым московским старым домом, построенным не меньше, чем полтораста, двести лет назад, — утверждал Стеллецкий, — есть какие-нибудь таинственные сооружения, подземные палаты и ходы, проложенные на случай непредвиденных событий. Известно, например, что слишком глубоко запустивший руку в казну царский свояк, знаменитый боярин Борис Иванович Морозов в 1648 году только потому спасся от народной расправы, что успел по тайному ходу ускользнуть в Кремль»,

Тщательно выискивая в древних летописях и рукописях сведения о всякого рода подземельях и тайных ходах, Стеллецкий особенно заинтересовался содержавшимся в одной из них сообщением о том, что итальянский архитектор Пьетро Антонио Солари построил в Москве «две отводные стрельницы или тайники и многие палаты и пути к оным с перемычками по подземелью».

Ознакомившись с исследованием Белокурова, отрицавшим существование библиотеки Ивана Грозного, Стеллецкий, конечно, оказался в числе его противников.

Разрешить вопрос окончательно! — вот какую задачу поставил перед собой начинающий археолог. Стеллецкий высказал мнение, что правильнее было бы назвать знаменитую «либерею» Ивана Грозного библиотекой византийских императоров или греческой принцессы Зои, известной в России под именем Софьи Палеолог.

Принцесса стала женой московского великого князя Ивана III при прямом посредничестве римского папы Сикста IV, который надеялся таким путем укрепить в Москве свое влияние, быть может, даже склонить греко-российскую церковь к соединению с латинской.

По мнению же Стеллецкого, он преследовал и другую цель: после отъезда Зои в Москву завладеть доставшимися ей от умершего отца книжными сокровищами византийских императоров. Бесприданница, развивал свою мысль Стеллецкий, однако, спутала планы римского папы и увезла эти драгоценные книги с собой в Москву. Вероятно, она сначала жалела о том, что привезла их в деревянный город, плохо защищенный от пожаров.