Сообщение заинтересовало, бегу за Степановым, опасаясь, что подозрительные лица с полуторкой удерут. Однако машина оказалась на месте. Шофер что-то колдовал над мотором, а человек в командирской форме сидел на подножке автомашины, безвольно свесив голову на грудь.
- Кто вы такой и куда следуете? - Тон у меня решительный и строгий.
Незнакомец медленно поднимает голову. В глазах его удивление. Повторяю вопрос.
- Капитан Ситников, выходим из окружения, - отвечает он, продолжая сидеть.
- Вы - капитан? - Мой голос полон презрения. - Где ваши знаки различия? Вы самозванец...
Сидевший злобно смотрит на меня:
- Вот попадешь в окружение, молокосос, тогда узнаешь, почему я срезал знаки различия... Немцы расстреливают командиров и политработников на месте.
- Что в машине?
- Винт-патроны, - вмешивается в разговор подошедший шофер, видя, что спутник его замялся.
- Куда же вы их везете? Ведь фронт там, - махнул я на запад.
- Вез в хозвзвод нашего батальона, а вот капитан, - шофер с обидой указывает на сидящего, - остановил и приказал следовать с ним, объяснив, что впереди немцы, что весь наш полк погиб.
- Это правда?
- Да... - Капитан на мгновение замялся. - Нашу дивизию окружили. Я чудом выскочил на автомашине, которую в дороге перевернуло взрывом. Шофер погиб. По пути встретил вот эту, повернул ее назад: иначе она попала бы к немцам.
Я был новичком на фронте, но чувствовал, что капитан, если он был действительно капитаном, чего-то недоговаривает. Почему он один? Почему гонит машину с патронами в тыл, когда впереди наши войска сражаются и у них каждый патрон на счету? Наконец, почему он спорол знаки различия? Это явная трусость, а разве можно верить трусу?
- Ваши документы! - В моем голосе все меньше решительности и строгости, начинаю сомневаться: имею ли я право допрашивать старшего по званию.
- Нет у меня документов. Зарыл я их в лесу, - еще более озлобился капитан. - Я же человеческим языком, кажется, говорю, что был на территории, занятой немцами... Не мог я оставить при себе документы, неужели ты не понимаешь, лейтенант?
- Не понимаю! - начинаю сердиться и я. - И вообще в Красной Армии принято обращаться друг к другу на "вы". Прошу следовать за мной... - А сам думаю: "Сдам этого типа в штаб, там разберутся. Патроны пригодятся в предстоящем бою".
Но тут произошло неожиданное. Задержанный, сказав, что возьмет полевую сумку, открыл дверцу, покопавшись в кабине, выхватил револьвер и резко повернулся ко мне лицом. Хотя я и не ожидал такого поворота событий, однако, решив, что он будет стрелять в меня, машинально вырвал из раскрытой кобуры револьвер. Но капитан приставил дуло к сердцу и нажал на курок. Раздался приглушенный выстрел. Капитан опрокинулся навзничь, ударившись головой о подножку машины. Машинально оглядываюсь на шофера. На его лице брезгливая гримаса. Он сплюнул и, выругавшись, с горечью сказал:
- И такому трусу я поверил! Товарищ командир, - повернувшись ко мне, он вытянул руки по швам, - теперь свой полк я уже не найду. Еще действительно попаду к немцам в лапы. Возьмите меня с собой. Винтовка у меня есть, и автомат, между прочим, немецкий в кабине валяется. Пригожусь в бою.
Я изучающе смотрю в глаза бойцу. Он отвечает открытым, смелым взглядом, словно говорившим: "Не бойтесь, не подведу".
- Вам приходилось участвовать в бою?
- С первого дня войны отступаю, от самой границы. Участвовал в боях в составе стрелковой роты пулеметчиком. А потом, когда погиб шофер нашей единственной в батальоне машины, меня, как бывшего тракториста, посадили вместо него. Всего три раза пришлось съездить за боеприпасами. Поехал в четвертый, а тут в наш тыл прорвались фашистские танки. Хотел лесной дорогой добраться до батальона, а капитан приказал мне следовать с ним. Напрасно я его послушался... - Помолчав, шофер задумчиво, словно размышляя вслух, проговорил: - Где-то теперь наш полк? Что с ним?..
- А вы знали капитана?
- Так точно! Он из штаба полка.
Убедившись, что шофер - бывалый воин, с интересом всматриваюсь в его простое, широкоскулое, покрытое мелкими веснушками лицо, на котором выделяются светло-голубые, словно выгоревшие на солнце, глаза. Он уже третью неделю участвует в боях, все это время отступал, но никакой растерянности в нем не заметно. Он подтянут, испачканное машинным маслом обмундирование аккуратно заштопано, лицо чисто выбрито. Мне он понравился. Охотно зачислил бы его в свою роту, но такое решение мог принять только командир полка. Приказываю вести машину к комбату. По дороге с интересом расспрашиваю солдата о боях, в которых он участвовал. Хотелось узнать, чем он объяснит причину отступления наших войск. На мой вопрос боец, выровняв ход машины после очередного ухаба, отвечает уверенно, словно уже не раз задумывался над ним:
- Вся беда в танках! Пехоту его мы одолеваем. Еще ни разу не видел, чтобы она прорвалась через нас без танков. В рукопашной немец слаб. Лицом к лицу не выдерживает. Принимает бой, только нахлебавшись шнапсу. Это водка так у них называется, - поясняет солдат. - Как схватишься с фашистами грудь в грудь, то такой дух шибает в нос, будто бочку первачу разлили у тебя под ногами... В общем, бить их можно. Только вот против танков устоять трудно. Пускают они их сплошной стеной... Расстреливают их артиллеристы один за другим, а вслед новые выползают. Не успевают артиллеристы их остановить. А у иных такая броня, что снаряды отскакивают от них, как горох от стенки. Многие прорываются к пехоте. Тогда тяжело приходится. Ползают они по окопам и вертятся на одном месте: все стараются сровнять окопы с землей, живыми закопать в них пехотинцев. А у пехотинца против танков первое время ничего не было. Потом командиры научили связывать гранаты по пять штук: четыре рукоятками в одну сторону, а пятую - в другую. Тяжелая получается штука. Не каждый ее забросит под танк издалека, да еще попасть надо точно под гусеницу. Потом наш командир батальона капитан Жилин, боевой такой и выдумщик большой, разжился на складе авиационным бензином, приказал собрать в ближайшей деревне все пустые бутылки, наполнить их бензином. А вместо пробки в горлышко затолкнули кусок пакли, пропитанной бензином. Он мгновенно вспыхивает даже от горящей папиросы. А тут уж лови момент, бросай на вражеский танк: бутылка при ударе о броню разлетается вдребезги, бензин растекается и мгновенно вспыхивает. Сначала мы бросали куда попало, а потом нас научили пропускать танк мимо себя и бросать бутылку ему вслед, на моторную часть. Если попадешь - танку крышка: пожар неминуем.
Я слушал рассказ бывалого солдата с волнением. Ведь про бутылки с бензином читал еще в училище. Не то в газете, не то в книге, посвященной гражданской войне в Испании. "Это же находка! - радостно думаю я. - Поджечь танк легче, чем попасть под гусеницу тяжелой связкой гранат".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});