– Валера, а почему вы всё время в тёмных очках, даже ночью? – спросила мама.
– Да? – оживился Иван.
– Потому что мне недавно сделали операцию на глазах, – объяснил Валера, поворачивая «шашлык» над огнём. – У меня была сильная близорукость. Теперь надо месяц ходить в тёмных очках, не читать, не смотреть телевизор… Вот мама меня и устроила на эту дачу к каким-то знакомым. Тут книг нет, телевизора нет. А то, что ночью очки не снимаю… ночь – время неожиданностей. Темно-темно, а потом как засверкает какая-нибудь фата… нет, очки нельзя снимать ещё дней десять. Надоело да смерти. Ой, смотрите, кошка!
Картахена величественно взошла на веранду, неся в зубах Офелию, которую вытащила из лужи.
– Не знаю, от кого произошли люди, – сказала Стася. – А кошки – точно от крыс. Мокрая Офелия – совершенная крыса. Даша, ты согласна? Даша?
Даша, завёрнутая в одеяло, уже давно посапывала носиком. У неё во сне было очень серьёзное выражение лица. Как будто она выполняла ответственную работу и просила не мешать. В свете свечей на её щёки падали неправдоподобно длинные тени от ресниц.
– Да, пора спать, – сказал Валера и поднялся. – Хорошо у вас. Мне особенно «Титаник» понравился.
Саша оскорблённо дёрнула плечиком. Валера весь вечер не обращал на неё внимания, только болтал с родителями и немного с Иваном. А ведь он был ЕЁ знакомый, она первая с ним познакомилась! Так нечестно.
– Так нечестно, – сказала Стася. – Чуть что – сразу спать.
– Мы не выяснили, что в этой заплесневелой… тьфу, замшелой бутылке, – сказал папа и взял на руки спящую Дашу вместе с одеялом. – Завтра надо разобраться.
И все пошли спать. Веранда опустела, свечи погасли. Только несчастливая фата сверкала в лунном свете. На ней висела Муму и думала о смысле жизни.
Глава двадцатая. Это было в палеолите
Петух Прокоп с утра был в ударе. Камень нисколько не повредил его здоровью! Он орал, как орловский голосистый и бергский певун, вместе взятые. Но утомлённые обитатели дачи его проигнорировали. Прокоп обиделся и ушёл кукарекать на другой конец посёлка. «Я им, – думал оскорблённый петух. – А они дрыхнут. Такую песню проспать! Вообще кукаре какие-то».
От дикого Прокопового крика проснулась одна Стася. Она вышла на крылечко, не затрудняя себя одеванием, и задумалась: что бы такое предпринять, пока все спят и не мешают? Душа просила чего-то грандиозного. Стася в сомнении прошлась по дорожке и ненароком взглянула в клубнику. Там лежал потерянный ночью лошадиный череп, поблёскивая от росы. Стася подошла поближе. То, что некогда было первобытной лошадью, зловеще улыбалось Стасе. В глазницах просвечивали клубничины, и казалось, что череп смотрит красными глазами. Стасе стало не по себе.
– Не похожа ты на лошадь, – дрожащим голосом сказала Стася. – Лошади добрые. А ты вампир какой-то.
Лошадь не ответила и заулыбалась ещё шире.
– Это же не я тебя загрызла, а какой-нибудь доисторический саблезубый тигр, – оправдывалась Стася. – А ты так смотришь, будто это я тебя съела.
Лошадь всем своим видом выразила убеждённость в виновности Стаськи. Девочка задумалась, вспоминая, что она слышала о призраках и неупокоенных душах.
– Наверное, твой дух бродит где-то поблизости, – прошептала она. – Значит, тебя надо похоронить.
Лошадь явно не возражала. Стася почувствовала, что будет лучше, если это мероприятие она провернёт не одна, и пошла к даче.
– Дашка, вставай! – зашептала она в ухо младшей подружке. – Надо срочно похоронить лошадь.
Взъерошенная Даша села на кровати и очумело уставилась на Стаську.
– Там лошадь умерла, – терпеливо повторила Стася.
– Почему? – спросила Даша, пытаясь понять, что ей снится, а что нет.
– Её тигр съел, – объяснила Стася. – Пошли.
– Нет, – сказала умная Даша. – Тигр лошадкой не наелся и съест Дашу. С компотиком.
– Да он уже давно дохлый, – сказала Стася. – Ещё в первобытные времена помер.
– От чего? – уточнила Даша.
Стася не знала, от чего умер саблезубый тигр, и сказала первое, что ей пришло в голову:
– От аппендицита.
Дашка не знала, что такое аппендицит, поэтому успокоилась и пошла со Стасей к клубничной грядке.
– Вот, – сказала Стася, указывая пальцем на череп. – Это лошадь.
– Не похожа, – констатировала Даша.
– Да я и сама сомневаюсь, но Ваня сказал, что лошадь.
– Ты не показывай на неё пальцем, – сказала Даша. – Мама говорит, нехорошо.
– Я думаю, ей уже всё равно, – возразила Стася. – Надо поискать лопату и зарыть где-нибудь… О-о! Придумала! Помнишь, мы клад копали? Вот в ту ямку и похороним нашу лошадь. Давай берись за зубы, а я за затылок.
– Я не хочу за зубы, она укусит, – отказалась Даша.
– Я тоже не хочу, – кивнула Стася. – Ну, берись, за что хочешь, и понесли. Да не так! Нужно сделать торжественное выражение лица.
– Это как? – не поняла Даша.
– Ну, как будто у тебя зуб болит.
Дашка добросовестно скривилась, хотя зубы у неё ещё никогда не болели.
Стася уронила лошадиный череп и схватилась за голову:
– Да что ж тебя так перекосило! Вот тебя кто-нибудь напугает, и ты кривая останешься на всю жизнь. Маленьким девочкам так перекривливаться нельзя.
– А большим? – спросила дотошная Даша.
– Большим, наверное, можно, – с сомнением сказала Стася. – Большие девочки сами кого хочешь напугают. Ну, понесли.
Лошадиный череп никак не входил в ямку из-под клада. Зубы всё равно торчали. Стася и Даша долго упихивали его, но он не упихнулся. Тогда Стася посыпала череп землёй с окрестных грядок.
– Это древний курган, – объяснила она, когда лошадиная улыбка наконец скрылась за тонким слоем земли. – Спи, дорогая лошадка, и улыбайся там, в кургане.
– А эта лошадка была красивая? – спросила Даша.
Стася прищурилась, глядя куда-то вбок. Там, между смородиной и туалетом, пространство вдруг раздвинулось, и в него ворвались низкие тёмные тучи над плоской степью. Волны рыжеватой травы перекатывались от ветра. Между травой и тучами вдоль ветра мчался табун низкорослых большеголовых лошадей с короткой гривкой и тёмной полосой вдоль хребта. Сбоку метнулась желтовато-коричневая тень… короткий вскрик… хруст ломающихся костей… всё кончено.
– Да, – тихо сказала Стася. – Она была очень красивая.
Степь, тучи и табун тихо таяли и растворялись в воздухе.
– Наверное, надо поставить на могилу крест, – чужим голосом сказала Стася. – Но это нельзя. Лошадь наверняка была некрещёная. Потому что она жила в те времена, когда Бога ещё не изобрели. А вот цветы можно.
Даша, слабо разбиравшаяся в процедурных вопросах, наломала пионов. Бордовые и белые пышные шапки скрыли весь холм. Сбоку воткнули кудрявые листья салата, уважая травоядные вкусы покойной. Стася поймала Муму и посадила в серединку получившейся клумбы, чтобы её чёрная шубка придала зрелищу траурный оттенок. Но Муму была не в духе. Она пыталась поймать мышку, но мышка оказалась какой-то лысой и говорила: «Ква», что совсем сбило Муму с толку. Котёнок выскочил из пионов в расстроенных чувствах, царапнул Стаську за руку и убежал разбираться с нетипичной мышкой.
– Ну и ладно, – сказала Стася. – И так красиво. Как ты думаешь, что-то ещё надо?
– Да, – кивнула Даша. – Конфетку.
– При чём тут конфета? – удивилась Стася.
– Съесть, – объяснила Даша.
Стася с уважением посмотрела на подружку и сказала:
– Просто удивительно, ты такая маленькая, а у тебя в голове столько умных мыслей.
– Да, – согласилась Даша и потрогала свою головёнку. Она нащупала за левым ухом мысль и сказала:
– Я умная. Поэтому дай конфетку.
– Пошли, – сказала Стася. – Я знаю одно место в шкафу…
Забравшись в кухонный шкаф, Стася достала кулёк с карамельками.
– Вообще-то конфеты без спросу брать нельзя, – сказала она. – А со спросом можно. Я тебя спрашиваю: можно мне конфету?
– Да, – сказала Даша. – А мне можно конфету?
– Хоть три, – разрешила Стася. Даша взяла пять конфет и спросила:
– Теперь будем тигра хоронить? Который лошадку съел?
– Нет, – отказалась Стася. – Он не заслужил и вообще где-то потерялся.
– Жаль, – огорчилась Даша. – Стася, давай каждый день делать похороны. Раз потом дают конфеты.
– Хорошего понемножку, – ответила Стася.
Глава двадцать первая. Ужасы маскировки
– Ну, я пошёл, – сказал Иван.
– Куда? – ради приличия спросила Саша. Она сидела на складном стульчике под яблоней и успокаивала нервы, листая совсем детскую книжку про Винни-Пуха.
– К Валере. Он меня вчера пригласил, – как можно равнодушней ответил Иван. – Будем с ним устанавливать, к какому периоду принадлежат останки той лошади, и размышлять, как они попали в дупло.
Саша обиженно засопела.
– Ты, Ванька, предатель, – наконец сказала она. – Как в засаде сидеть да как фотоаппарат нужен, так «Саша-Сашенька», а как к Валере, так один.