системе боковых тоннелей, которые были гораздо уже тех, что вели на арену для практики. Ему не нужно было объяснять почему: так было легче оборонять город, если бы какому-то чудищу удалось сбежать — или, коли на то пошло, если каким-то чудом гладиаторам удалось сколотить банду для общей цели.
Каменный коридор вывел их к арене. Это был огромный зал, окруженный рядами скамеек. Наверху пересекались узкие проходы. Горлист не уделил помещению особого внимания. Его глаза были прикованы к арене. Невероятные чудища – существа, никогда невиданные в тоннелях вблизи Чед Насада – бились и умирали здесь.
Так же, очевидно, как и дроуские гладиаторы. Несколько бойцов лежало на окровавленном полу. Двое других рубили омерзительное существо с серой кожей, длинными конечностями и поразительной регенерацией. Отрубленная рука, скорчившись, упала на пол арены и тут же была позабыта. Разорванное плечо начало сращиваться. Появился росток плоти и превратился в пять серых лепестков. Те в свою очередь отрастили когти, которые изгибались и выгибались в то время, пока рука принимала форму.
- Я училась здесь, - сказала мать Горлиста, - и ты тоже будешь.
Радость наполнила сердце юного дроу.
- Я стану победителем в каждой битве, - пообещал он ей.
Она засмеялась и хлопнула его по плечу — это был солдатский жест, которым, по памяти Горлиста, она раньше не одаривала ни одного мужчину. Это был самый лучший момент в его юной жизни.
Чиндра внимательно оглядела воинов, стоящих в боевой позе и подняла свою руку в приветствии.
- Сливифар, Хозяйка Ринга!
Высокая женщина подняла голову, нахмурившись. Что-то в той дроу напомнило Горлисту о множестве змей, которых слепил воедино какой-то безумный маг. Ее белые волосы были заплетены в несколько косичек, и она носила с собой кнут с рукояткой из кости и плетью из кожи. Ее лицо было угловатым как у гадюки, а ее взгляд был по-змеиному безжизненным и бездушным.
Но она подняла руку в знак приветствия и зашагала к новоприбывшим. Она и мать Горлиста хлопнули друг друга по предплечью в бойцовском приветствии.
- Что привело Чиндру сюда? - спросила хозяйка ринга. - Пришла показать этим соплякам как надо драться?
- В какой-то степени, да, - ответила она, одним взглядом указав на ребенка рядом с ней.
Сливифар удивленно подняла свои брови:
- А это чей окровавленный молокосос?
- Это Горлист, сын Чиндры, - ответила его мать. - Он действительно окровавлен, но это не его кровь.
Хозяйка ринга провела пальцем по заляпанной тунике Горлиста, а затем пригубила его, будто пробуя кровь на вкус.
- Кобольдская?
- Семерых кобольдов, – гордо соврала Чиндра. – Порезаны на полоски серпом для грибов.
Расчетливый взгляд Сливифар скользнул по дроускому ребенку, после чего она обратилась снова к его матери и заметила:
- Ценный подвиг.
- Больше, чем просто ценный, – отозвалась Чиндра.
Они продолжали свой разговор в том же духе некоторое время. Скучающий Горлист подошел к перилам, чтобы понаблюдать за боем. Один дроу до сих пор боролся с серым монстром, он действовал настолько увлеченно, что даже не заметил, как обрубленная конечность подкралась к нему сзади. Длинные и узловатые пальцы схватили за лодыжку опрометчивого дроу. Боец завизжал от удивления и боли. Восхищенный Горлист насмешливо рассмеялся.
Чья-то твердая рука приземлилась на его плечо, и он почувствовал, как лакированные ногти впиваются в плоть. Сперва он подпрыгнул от удивления, затем состроил кислую мину. Его реакция и - что самое важное - его беспечность, была точно такой же, как у того дроу с арены; это задело его самолюбие.
- Тролль, – сказала Сливифар. – Хороши для тренировки. Его раны заживают так же быстро, как наши юнцы могут резать, и он поедает тех, кто проиграл.
Горлист раздраженно пожал свободным плечом. Ему какое дело?
Его мать рассмеялась и сказала:
- Видишь? Он не боится.
Сливифар развернула его лицом к себе и ее алые глаза, как два пламени, лизнули его.
- Он будет бояться, – пообещала она.
Не поднимая головы, она бросила маленький кошелек Чиндре, которая ловко поймала его. Она отдала честь хозяйке ринга и неторопливо отправилась к выходу. Горлист поспешил было за ней, но рукоятка плети Сливифар больно ударила его по животу, выбив из его тела воздух.
- Теперь ты мой, - сказала она. – Ты слушаешь и выполняешь мои приказы. Понял?
По правде говоря, он не понимал. А потом Чиндра начала насвистывать трактирную песенку. Троица рабов-гоблинов, почувствовав ее хорошее настроение, протянули ей руки в назойливом прошении милостыни. Она порылась в маленьком кошельке, кинула попрошайкам монету и исчезла за углом, даже не оглянувшись.
- Она продала меня, – вымолвил он, его голос был сиплым шепотом. - Тебе.
- Сорвала больше, чем ты стоишь... пока что.
Горлист заметил ее плотоядный взгляд и, не смотря на свой юный возраст, он понял, что это означает. Он вернул ей оценивающий взгляд, позволяя ей увидеть свою ненависть и ярость. Сливифар закинула свою голову и рассмеялась, ее смех был полон темного удовольствия.
- О, ты окупишь свою цену и даже больше, чем окупишь! Иди за мной, моя маленькая приманка для тролля.
Он последовал за ней, ведь иного выбора у него не было. Пока он шел, он сорвал кожаный шнурок со своей шеи и бросил камень, на котором была изображена метка Чиндры, на неровный пол. Моргая по-странному влажными глазами, Горлист запретил самому себе посмотреть, куда упал камень.
Его мать не обернулась, не обернется и он.
Год Паутины Сновидений (1323 ЛД)
Прошли годы. Горлист вырос и стал таким же рослым и крепким, какой была Чиндра. И он сдержал обещание, которое дал в день, когда его мать продала его в рабство: он выигрывал каждый бой.
Он следовал своему угрюмому обещанию, пока упражнялся с Мурдинарком, партнером по тренировке и ближайшим существом, которое он мог бы назвать другом.
Как было у них по обыкновению, они разминались в схватке с посохами. Горлист встретил яркие, стремительные атаки Мурдинарка точными движениями и ответил проворными встречными ударами, которые в большинстве случаев пробили защиту друга. Горлист был лучшим бойцом, но толпа любила Мурдинарка. Он полагал, толпа приходила не для того, чтобы посмотреть, как дерется Мурдинарк, а чтобы посмотреть, как он истекает кровью. Сам Горлист гордился тем, что никогда не был ранен, что он был безупречным в бою. Непобежденным.
В этот самый момент, когда он