незнакомому субъекту – такая себе идея. Но Орлову в этом смысле я почему-то верила. И его фраза, когда моя рука с ключами дрогнула «Под мою ответственность» почему-то укрепила эту уверенность.
Спустя некоторое время Орлов снова показался из кухни с подносом. На нем красовался небольшой красный термос, видимо, для чая, а еще чашки и тарелки с бутербродами.
Ничего особенного, но после нервотрепки этого вечера на меня напал волчий аппетит, да и Митюшка не отставал.
Мы за обе щеки навернули черный хлеб с сытной копченой колбасой и нежным сыром. Орлов тоже присоединился к пиршеству, и, когда мы прикончили по бутерброду, уточнил:
– Еще хотите? Я почти не готовлю. Заказываю из ресторана. Поэтому сейчас только так. Могу пожарить яичницу.
Я замотала головой. Хотя посмотреть как Орлов лично для нас готовит, было бы забавным. Вот уж никогда не подумала бы, что этот пижон станет делать нам бутерброды и вообще утруждаться на кухне.
Митюшка молча лег на диван. А Орлов вдруг предложил:
– Слушайте, у меня тут полно комнат. Оставайтесь. Куда вы пойдете ночью?
Я встрепенулась, чтобы отказаться. Хотя это и выглядело крайне неблагоразумным. Ну, вот куда я потащусь сейчас?
За окнами была такая темень, что от фонаря до фонаря пришлось бы идти либо на ощупь, либо включив фонарик на сотовом. Тоже не самое удачное приключение.
А тут еще сынишка уже посапывал на диване.
Видимо, треволнения дня вырубили Митюшку. Маленький еще, чтобы выдерживать такие эмоциональные качели. От веселой прогулки с новым знакомым к маминой непонятной истерике и срочному отъезду.
Не дожидаясь моего согласия, Орлов подхватил сына и понес в коридор. Я машинально двинулась следом, стараясь не отставать ни на шаг.
Александр поднялся на второй этаж дома и толкнул ногой дверь. За нею располагалось нечто вроде небольшой уютной спаленки. Предполагаю, что именно детской. Уж больно няшным оказался интерьер. Синяя кровать, украшенная звездами, голубоватые стены с нарисованными барашками волн, люстра, которая при включении рассыпала золотистые звезды света по стенам и потолку.
Стеллаж – радуга – с полками всех цветов, ярко-голубой гардероб, синие тумбочки и стулья в тон.
Я удивленно покосилась на Орлова.
– Это еще прежние хозяева обставляли, – пожал он плечами. – Я только обновил.
Александр поднес Митюшку к кровати, и я сразу же среагировала – откинула покрывало, усыпанное сложными узорами, одеяло. И Орлов аккуратно уложил сынишку в кровать, отойдя в сторону. Поскольку пижамы здесь не имелось, я лишь осторожно, стараясь не разбудить, сняла с сына джинсы. Накрыла своего непоседу.
И мы на цыпочках вышли из комнаты.
Теперь мы остались с Орловым фактически наедине, и я словно ощущала волну каких-то эмоций или чего-то еще от этого мужчины. На расстоянии. Он двигался неприлично близко ко мне, почти касаясь сзади. И я заторопилась вниз, по лестнице, а затем и в гостиную, где остался недопитый чай.
Орлов последовал за мной и нагнал в несколько шагов. Надо сказать, от его легких касаний ноги переставали меня слушаться, и я замедлялась.
Однако я юркнула на свое место, села и демонстративно налила себе еще чаю.
Орлов усмехнулся.
– Ты меня боишься, Ульяна? – Этот вопрос, больше похожий на вопрос из какого-нибудь романа фэнтези от героя-альфача, выбил меня из колеи совершенно.
«Не бойся меня…»
Кажется, так он сказал тогда, перед тем как...
Я вскинула глаза на Орлова и бодро заявила:
– Почему я должна вас… тебя бояться?
– Ты сегодня какая-то не такая. Странная, напряженная…
Я вгляделась в лицо Орлова. Ноздри раздуваются, легкий румянец сделал его еще более привлекательным. Чего это он вдруг разрумянился?
Орлов улыбнулся – немного криво. Или мне только почудилось?
– Вчера ты была более раскованной, спокойной. А сегодня просто сама не своя.
Я поняла, что Орлов намекает не только на наше нынешнее общение, но и на свой визит с Митюшкой к Зинаиде Ивановне. И в голове опять пронеслись прежние подозрения.
Нет, он нарочно меня провоцирует?
Я решила закрепить эффект вранья про ребенка, чтобы Орлов уже совсем отстал от него.
– Моему сыну всего восемь лет! – выделив голосом цифру, произнесла я. – И мне не хотелось бы, чтобы он общался с посторонними – как с близкими и друзьями. Он еще маленький, чтобы понимать разницу между настоящим интересом и добротой и наигранным дружеским общением с каким-то подтекстом.
Орлов нахмурился, ему явно не понравились мои рассуждения.
– Не думаешь же ты, что у меня был какой-то подтекст? – по-моему, он удивился вполне искренне.
Так. Я уже ничего не понимаю! Спросить его напрямую, что ли?
Однако на такой шаг я решиться не смогла. Поэтому задумала исподволь попытаться вывести Орлова на чистую воду.
– Послушайте. Скажите честно – какой у вас интерес к моей семье? – нарочно держала я дистанцию, общаясь с ним на «вы».
И тут Орлов удивил. Я бы даже сказала, ошарашил:
– Я просто хотел побольше узнать о вас и побольше узнать вас. Вас и вашего сына.
Он ответил так же, почти официально, хотя недавно свободно обращался ко мне на "ты". А тут словно подчеркнул, что тоже умеет сохранить дистанцию.
Так. И что бы это могло значить?
Одно хорошо – он упомянул нас в связке. Нарочно, чтобы пустить мне пыль в глаза? Это он отлично умел делать, еще со времен молодости.
Помню, как девчонки, что по нему сохли, передавали подругам сказанные им слова и красивые метафоры. Он к каждой находил свой подход, умело протаптывал дорожку к сердцу. Вероятно, этим же он пользовался и в бизнесе, привлекая партнеров. Не врал и не подхалимничал, просто выбирал нужные обороты речи и грамотно расставлял акценты…
Так и я когда-то попалась на наживку. Наивная. Я слишком плохо знала подобный тип людей. Но больше ему меня не провести!
Я резко поднялась, не желая больше слушать этого человека.
Орлов поднялся вместе со мной, преградив мне путь своим массивным телом.
– А ты куда?
– Я… уберу посуду и помогу ее помыть, – ухватилась я за спасительную идею.
Я развернулась было, чтобы забрать чашки, но Александр не дал мне это сделать, перехватив за руку и подтянул к себе. Вот только перестарался, и я впечаталась в его грудь. Слава богу, рубашку он к этому времени застегнул.
– Не надо. Я сам все уберу, а с посудой прекрасно справится посудомоечная машина. Ты убегаешь от меня, и я хочу знать, почему. Я