Словно в залитых светом детских воспоминаниях, я видела маму. Она что-то мне говорила и улыбалась, показывая похожие розы. Это все, что я про нее помню.
— Ух — ты, — присела я на корточки, рассматривая маленькую розу в лопнувшем горшке.
Она выжила потому, что стекло, усыпанное листьями и заменяющее потолок, было разбито веткой. И в этот горшочек попадала дождевая вода. Кое-где тоже растения уцелели и не засохли только потому, что на них иногда капал дождик.
Я больше никогда не видела таких роз, хотя, мы с папой довольно часто бывали в гостях.
— Может, стоит попробовать хотя бы прибраться здесь? Чтобы можно было прятаться от всего мира? — воодушевилась я, выходя из таинственной оранжереи и закрывая дверь на ключ.
Стоило мне подойти к фонтану, как я увидела, что во всем доме ярко-ярко горит свет. Интересно, что случилось? Почему свет горит в каждом окне? Неужели кто-то приехал?
— Мадам! — слышался далекий и очень встревоженный женский голос. — Я вас умоляю! Не делайте глупостей! Мадам!
— Мадам! — кричал мужской голос. Среди огромных деревьев мелькал яркий огонь фонарика. — Мадам! Отзовитесь! Не делайте глупостей!
— Она не выходила за пределы поместья! Ищите! — кричал силуэт со ступеней. — Ищите мадам!
В темных аллеях мелькали огоньки и слышались крики. Группа слуг, собравшаяся возле освещенного крыльца, расходилась в разные стороны с криками: «Мадам!». И один огонек двигался в мою сторону.
— Там тупик, мы проверяли! — одернул его еще один огонек и увел в глубину парка.
Я стояла в тени дерева, видя всю эту панику и суматоху. Нужно поскорее лечь в постель, чтобы не было неприятностей! Мало ли, по какому поводу меня разыскивают? Дождавшись, когда последний слуга растворится в парке, я бросилась домой.
Зайдя в пустой коридор, я услышала голоса. Доносились они из-за прикрытой двери в чужую комнату.
— Сэр, я несла вам чай, — голос служанки дрожал. — Как вы и просили! Она подошла ко мне и попросила мыло! Откуда я знала, для чего госпоже мыло! Вы сами велели ничего не спрашивать у нее! Я ей сказала, что мыло в ванной… И стала собирать осколки…
— Я как раз зашел в поместье, чтобы отрапортовать, что кони распряжены, вычищены и накормлены, как вдруг появилась она и попросила скамеечку для дамского седла! Откуда я знал, для чего ей она понадобилась? — слышался дрожащий голос кучера.
— Я сажал Колючку — Вонючку, а она подошла ко мне и попросила веревку. Ну я и махнул рукой в сторону дерева! — заметил садовник тихим голосом.
— Я не давала ей читать газеты! Никогда! Всегда прятала! А тут! — слышался горестный голос няни. — Это я не уследила!
Хозяин молчал. Интересно, почему все так переполошились? Или здесь запрещено иметь свой сад?
Послышался топот, от которого я растерялась и спряталась за колонну!
— Сэр! — орал незнакомый голос еще в коридоре. Я лишь мельком увидела, как мелькают нашивки авильонской полиции. — Сэр! Только что нашли девушку! Неподалеку!
Дверь распахнулась, и запыхавшийся голос ворвался в покои хозяина:
— Только что мы нашли задушенную девушку в дорогом платье в парке в трех лигах отсюда! — отрапортовал жандарм, стоя в дверях.
— Что с вами? Господин! — закричали слуги на все голоса. — Господин… Прошу вас…
— Но мы уже выяснили! Это не она! Это судомойка, укравшая платье госпожи! — внезапно перебил жандарм, пока в комнате слышалась суматоха.
— Это — не девочка. Это — мое наказание. Мое — проклятие. Это — не фея! Это — настоящий демон! — слышался негромкий голос хозяина, пока слуги умоляли его «больше так не делать». — Ищите ее! Никто не ляжет спать, пока не найдут ее!
Он помолчал.
— … или ее тело, — добавил он севшим голосом. — Вон отсюда! Чего встали! Прочесывайте парк! Заглядывайте под каждый куст, в каждую беседку! Еще раз осмотрите дом!
Я прокралась в свою комнату, откинула одеяла и улеглась в кровать. Уснула я почти сразу, не смотря на топот и шум, наполнявшие коридоры.
— Нашли? — кричали друг другу слуги, топая, как слоны.
— Нет, а вы? — кричали им в ответ с другого конца коридора. — Ищите!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я провалилась в сон, засунув руку под матрас. Небольшой ключик в руке заставлял улыбаться. У меня не было ничего своего. А теперь есть. У меня есть тайна.
Проснулась я, сладко потянувшись и вдохнув полной грудью. Ночное приключение казалось сном, но ключ под матрасом шептал, что нет, это не сон.
И тут я вздрогнула, заметив в комнате силуэт.
— Что вы здесь делаете? — ужаснулась я, прикрываясь одеялом. В свете занавесок я увидела, что в моей комнате сидит этот мерзавец, которого я никак не могла признать своим мужем.
— Любуюсь тем, как вы сладко спите, — вежливо с улыбкой ответили мне. — Потому что мало кому в доме удалось сегодня поспать.
— Вы о чем? — удивилась я, еще сильнее натягивая одеяло на себя.
— Ну как? Не получилось? — с вызовом заметил этот мерзавец, обводя взглядом комнату. — Рука дрогнула? Совесть проснулась?
Видимо, он считает, что я попыталась сбежать. Я закусила губу, украдкой проверяя ключ. Нет, ключ был на месте.
— Но вы не отчаивайтесь, — послышался снисходительный голос. — Мне вот интересно. То, что вы задумали, не соответствует томному образу юной леди! Веревка, скамейка… Как-то все не романтично! Где души прекрасные порывы? Где эта драма со слезами и прощальной запиской? Где эти заплаканные глаза? Где все это? Вы меня разочаровываете! Только очаровали, а уже разочаровываете!
— Я не собиралась вас очаровывать! Я не собиралась никуда сбегать, если вы об этом! Мне просто понадобились веревка, скамейка и мыло! — гордо ответила я, придерживая рукой одеяло на груди.
— Ах, теперь это называется так? — улыбнулись мне. — А я подумал, что вы решились на «ах, прощай жестокий мир!».
— Вы бредите! — дернулась я. — Я не собиралась заканчивать жизнь самоубийством! У меня и в мыслях не было!
— Тогда вы загоняете меня в тупик, — послышался задумчивый голос. Только не говорите мне, что вы попросили мыло, чтобы помыть рты сплетникам, веревку, чтобы их задушить, и табуретку на всякий случай, если вдруг не дотянетесь!
— Откройте! — послышался нянюшкин голос и громкий стук в двери. — Немедленно.
— Плакать будем? Или в другой раз? — поднял брови негодяй, а мне ужасно захотелось чем-то в него запустить. — Еще один такой фортель и спальня у нас будет общая. И мы будем спать в обнимку! Чтобы я всегда знал, где вы находитесь!
— Вы не посмеете! — покраснела я, чувствуя, что вспыхиваю, безотрывно глядя в синие глаза. Я вспомнила поцелуй, то постыдное чувство и решила ненавидеть его до конца своих дней.
— Посмею. Скажу даже больше. Рано или поздно, я буду глубоко приятен. Очень глубоко, — двусмысленно заметил Венциан, заставляя задохнуться от приливающей к щекам краски. — Но сейчас я хотел поговорить о другом. Скоро я собираюсь вывести тебя в свет. Да, и не надо делать такие глаза! Прямо в сердце сплетен.
Мои глаза расширились от ужаса, когда я представила, что возвращаюсь обратно. Может, я и хотел блистать на балу, но не под косые взгляды полные презрения и ненависти.
— Могу вас утешить. Вы несколько дней назад совершили нечто пострашнее, чем эта сплетня. Догадываетесь, что? Вы вышли за меня замуж. Любовника вам еще могут простить. А меня — никогда, — усмехнулся Венциан, пока я почему-то вспоминала его губы. Сладкие, прохладные, как пастила. Мне было ужасно стыдно о том, что этот поцелуй показался мне приятным. Так ведь быть не должно?
— Вон из моей комнаты, — задохнулась я, чувствуя, что сейчас в него чем-то запущу. Я даже шарила рукой по столику, в надежде найти что-то смертоносное. Но пока смертоносней салфетки ничего не было!
Венциан покинул комнату, столкнувшись с няней в дверном проеме. Нянюшка несла поднос, на котором дымилась чашечка, и были разложены всякие вкусности.
— Вы где были?! Мы так переволновались, — налетела на меня няня, пока я уплетала завтрак. — Вы себе не представляете! Ночь, вас нет! Когда узнали, что вы взяли мыло, веревку и скамейку, вы себе не представляете, что тут творилось! А когда сказали, что неподалеку нашли задушенную девушку, то мистеру Аддерли вообще плохо стало… Он так побледнел…