Я утвердительно кивнула.
– Хронограф вот так просто стоит себе без присмотра? В нашем времени он упрятан в далёкий подвал, да ещё и закрыт в сейфе, чтобы его не украли.
– Естественно, в нашем времени сундук с хронографом тоже заперт, – сказал Лукас и подтолкнул меня к лестнице, которая уходила вниз. – Но мы, в общем-то, не боимся, что его может кто-нибудь украсть. Путешественников во времени, которые могли бы им воспользоваться, среди нас нет, Люси и Пол элапсировали в наше время, но с тех пор прошло уже несколько лет. Так что хронограф сейчас далеко не в центре внимания и забот хранителей. К счастью для нас, сказал бы я.
Казалось, что в здании действительно никого не было, но Лукас шёпотом заверил меня, что на ночь здесь обязательно остаются несколько дежурных. Я с завистью и тоской посмотрела в окно на улицу, где царило спокойствие летнего вечера. Как жаль, что мне нельзя было ненадолго выскочить на свободу и получше осмотреться в 1956 году. Лукас перехватил мой взгляд и, улыбнувшись, сказал:
– Поверь, я бы тоже с гораздо большим удовольствием выкурил с тобой сигаретку где-нибудь в уютном месте, но у нас есть важные дела.
– Лучше переставай всё время думать о сигаретах, дедуля. Курение – это так вредно для здоровья. И, пожалуйста, сбрей эти усы. Они тебе нисколечко не идут.
– Тс-с-с, – прошептал Лукас. – Если кто-нибудь услышит, что ты назвала меня дедушкой, нам уж точно придётся придумывать ненужные объяснения.
Но мы никого так и не встретили. Через пару минут мы добрались до Зала дракона, через его стрельчатые окна всё ещё можно было наблюдать за вечерним солнцем, которое степенно опускалось в воды Темзы, где-то там, далеко, за садами и оградами. В этом времени Зал дракона тоже показался мне невероятно красивым, таким огромным и величественным, с глубокими окнами и резными фигурами на стенах. Как обычно, я запрокинула голову, чтобы снова взглянуть на огромного дракона, который украшал потолок, – он раскинул перепончатые крылья между двумя массивными люстрами. Выглядел он настолько правдоподобно, что казалось, будто дракон вот-вот взлетит.
Лукас запер дверь. Наверное, он волновался даже больше чем я. Когда дедушка вытаскивал хронограф, руки его дрожали. Лукас поставил прибор в центре зала.
– Когда я отправлял в прошлое Люси и Пола, это казалось мне таким отличным приключением, мы так здорово проводили время, – сказал он.
Я подумала о Люси и Поле и кивнула в ответ. Мне удалось встретиться с ними всего лишь раз, в гостях у леди Тилни, но я примерно представляла себе, что мой дедушка имеет в виду. Глупо, ужасно глупо, но в тот же момент мои мысли снова переключились на Гидеона.
Интересно, во время наших с ним приключений в прошлом ему действительно было весело, или это тоже было сплошным притворством? А, может, всё-таки, он врал только когда говорил о любви?
Стоп. Лучше уж думать о японском ноже и о том, как я собираюсь им сейчас воспользоваться. Отвлекающий манёвр подействовал, но я всё равно расплакалась.
Дедушка вытер ладони о ткань брюк.
– А сейчас мне вдруг кажется, что я уже слишком стар для подобных приключений, – сказал он.
Я перевела взгляд на хронограф. Для меня он выглядел точно так же, как и тот хронограф, с помощью которого я прибыла в это время – сложнейшее устройство, сплошь усеянное клапанами, рычагами, отверстиями и полочками, колесиками и кнопками, и украшенное изящными миниатюрами.
– Ты имеешь полное право мне возразить, – обиженно сказал Лукас. – Можешь сказать мне что-то вроде «но ты же так молод, как ты можешь чувствовать себя слишком старым»?
– Ой, ну конечно. Ты ещё совсем молодой. Хотя с этими усами ты кажешься на десять-двадцать, а то и тридцать лет старше.
– А вот Ариста говорит, что с ними я стал «видным мужчиной, внушающим уважение».
Я ограничилась тем, что насмешливо подняла брови, а дедушка склонился над хронографом, всё ещё бормоча что-то себе под нос.
– А сейчас сосредоточься. С помощью вот этих десяти колесиков устанавливается год. Ты, наверное, спросишь, зачем так много цифр. Ответ прост – год записывается римскими цифрами. Надеюсь, ты умеешь ими пользоваться.
– Кажется, да, – я вытащила из рюкзака блокнот и ручку. Если не записывать, в жизни мне этого не запомнить.
– А вот тут ты выставляешь месяц, – Лукас указал на следующее зубчатое колесо. – Но обрати внимание! Не знаю, по какой причине, при установке месяца – и только его! – следует использовать календарь древних кельтов. Единица соответствует ноябрю, а октябрь, значит, – двенадцати.
Я раздражённо хмыкнула. Узнаю хранителей! Как же они любят во всём перемудрить! Я уже давно подозревала, что они стараются как можно сильнее запутать даже простые вещи, чтобы казаться такими значительными и таинственными. Но я стиснула зубы и постаралась сосредоточиться. Через двадцать минут я заметила, что принцип действия хронографа больше не кажется мне таинственным колдовством, что надо просто разобраться и понять систему.
– Это я, кажется, усвоила, – перебила я дедушку, когда он собрался, было, начать объяснение с начала. Я захлопнула блокнот. – Давай же считаем мою кровь и… Который час, а?
– Чрезвычайно важно не допустить ни одной ошибки, выставляя дату и время прыжка, – Лукас с опаской посмотрел на японский нож, который я снова достала из футляра для очков. – А то ведь можешь очутиться где-нибудь… э-э-э… неизвестно где. И самое неприятное – ты не сможешь проконтролировать время своего возвращения. Ох, этот нож выглядит просто отвратительно. Ты уверена, что хочешь это сделать?
– Конечно, – я закатала рукава. – Только вот не знаю точно, в каком месте лучше сделать эту рану. На пальце она сразу бросится в глаза тем, кто встретит меня в настоящем. К тому же, из такого вот маленького пальца, как мой, вытечет не больше нескольких капель крови.
– Разве что ты откромсаешь себе кончик пальца, – с ужасом прошептал Лукас. – Кровь тогда будет хлестать фонтаном, мне самому удалось однажды убедиться…
– Может, лучше взять участок повыше, например, предплечье. Готов?
Мне было смешно, что Лукас боялся намного сильнее, чем я.
Он сглотнул и сильно сжал чашку с нарисованными цветочками. В эту чашку мы решили сливать мою кровь.
– Там, случайно, не проходит аорта? О боже, у меня прямо колени дрожат. Вот так умрёшь тут, в 1956-ом, от потери крови, и всё из-за легкомыслия твоего собственного дедушки.
– Там действительно проходит толстая артерия, но её надо чуть ли не пилить, если хочешь умереть от потери крови. Я когда-то об этом читала. Поэтому самоубийцы-неудачники часто ошибаются, и не добираются до этой артерии, а потом их находят, и уж на следующий раз они точно знают, как правильно резать вены.
– Ну хватит уже, прошу тебя! – воскликнул Лукас.
Мне самой было немного не по себе, но ничего не поделаешь. В критических ситуациях приходится иногда совершать отчаянные поступки, – так сказала бы Лесли. Я постаралась не замечать испуганный взгляд Лукаса и приставила кончик ножа к внутренней части руки, примерно на десять сантиметров выше запястья.
Не сильно нажимая на рукоять, я провела нож наискось по белой коже. Этот порез я задумывала, вообще-то, как пробный, но он оказался более глубоким, чем я ожидала. По коже быстро расходилась тонкая красная линия, и оттуда капала кровь. Боль, неприятное жжение, я почувствовала лишь через секунду. Тонкой, но постепенно окрепшей струйкой, кровь вытекала в чашку, которую дрожащей рукой держал мой дедушка Лукас. Замечательно.
– Режет кожу словно масло, – восхищённо произнесла я. – Лесли же меня предупреждала – нож очень острый, таким и убить можно.
– Убери его, будь добра, – потребовал Лукас. Вид у него был такой, будто его вот-вот стошнит. – Чёрт побери, да ты смелая девчонка, видно, что из рода Монтроузов. Э-э-э… Верна нашему семейному кредо.
Я захихикала.
– Точно. Я это наверняка унаследовала от тебя.
Лукас криво улыбнулся.