Здесь обозначился критический момент истории, когда интересы каждого, в их соответствующих сферах, взывали к молчаливому modus vivendi. Вызывает сомнение наличие у Тимура в то время каких-либо планов в отношении территории его османских соседей. Как солдат, он отдавал должное военной мощи турок. Как строитель империи, стремящийся приумножить свои владения, он все еще имел другие области для завоеваний; перед ним была открыта дорога на юг – в Сирию, Святую землю, Месопотамию и Египет. А Баязиду больше всего нужно было завершить завоевания на Балканах захватом Константинополя, который уже был близок. Тимур видел, в чем заключаются их обособленные интересы, Баязид – нет. С одной стороны, исполненный гордости и заблуждений относительно непобедимости своей армии после десяти лет побед без единого поражения, с другой стороны, вероятно, недооценивавший силы своего соперника, Баязид своими действиями спровоцировал Тимура выступить против него.
Баязид, заняв, но не сумев ассимилировать значительную часть Анатолии, превратил в изгнанников ненавидящих его бывших правителей, стремившихся вернуть свои земли из-под власти османов и снова править своими прежними подданными, все еще сохранявшими им верность. Многие бывшие правители жили при дворе Тимура. Однако Тимур не слишком интересовался их судьбой или действиями султана до захвата турками Сиваса. Прояви тогда Баязид осмотрительность, он бы сделал этот укрепленный город оборонительным аванпостом. Вместо этого он в 1399 году использовал его в качестве опорного пункта для наступления дальше на восток, к верховьям Евфрата. Армией командовал его сын Сулейман. Там османы вступили на находившиеся под защитой Тимура территории туркменского правителя Кара Юсуфа, который попал к ним в руки.
Так впервые гнев Тимура обрушился на Баязида, и он обратился к нему (снова находившемуся в Европе) с письмом, требуя вернуть пленника. Гиббон цитирует персидского историка Шерефеддина: «В чем причина твоего высокомерия и безрассудства? – спрашивал Тимур султана. – Ты провел несколько сражений в лесах Анатолии: ничтожные трофеи». Далее он, один из главных поборников ислама, обращающийся к другому, пишет: «Ты одержал несколько побед над христианами в Европе; твой меч был благословлен апостолом Бога; и твое следование заповеди Корана в войне против неверных есть единственное соображение, которое удерживает нас от разрушения твоей страны, границы и оплота мусульманского мира». В заключение Тимур предупреждает: «Вовремя прояви мудрость; подумай; раскайся и предотврати удар грома нашего возмездия, которое все еще висит над твоей головой. Ты не больше чем муравей; зачем ты дразнишь слонов? Увы, они растопчут тебя под ногами».
Баязид предпочел отнестись к этому и последующему посланиям с презрением: «Твои армии бесчисленны, пусть так; но что такое стрелы твоих стремительных татар против ятаганов и боевых топоров моих непоколебимых и непобедимых янычар? Я буду охранять князей, которые искали моего покровительства. Ищи их в моих шатрах. – Он закончил послание оскорблением, более интимным по своему характеру: – Если я побегу от твоего оружия, пусть мои жены будут трижды отрешены от моего ложа; но если у тебя не хватает мужества встретиться со мной на поле битвы, желаю тебе снова принять своих жен после того, как они трижды окажутся в объятиях чужестранца».
Послания Тимура Баязиду, каким бы ни было их содержание, по форме были дипломатическими. Татарин следовал общепринятому обращению между двумя равными по положению людьми, ставя их имена рядом. Теперь Баязид намеренно отбросил всякую дипломатию, написав свое имя большими золотыми буквами, а имя Тимура – под ним маленькими черными буквами. На это явное рассчитанное двойное оскорбление, одновременно личное и дипломатическое, мог быть только один ответ.
Тимур немедленно занял поле напротив Сиваса. Сулейман, который располагал только небольшим отрядом конников, направил отцу, находившемуся в Фессалии, просьбу о подкреплении, но не получил ответа. Тогда он предпринял смелую вылазку, но, обнаружив, что противник имеет большое численное преимущество, ушел из города. Тимуру потребовалось восемнадцать дней, чтобы подорвать укрепления города и осуществить его захват, после чего он похоронил в крепостных рвах несколько тысяч наиболее стойких его защитников, которыми были армянские христиане. Затем, вместо того чтобы продолжать движение в Малую Азию, он направился на юг, захватив один за другим Алеппо, Дамаск и Багдад, который разрушил до основания, соорудив пирамиды из отрезанных голов его защитников. Только осенью 1401 года Тимур вернулся к границам Малой Азии. Здесь он остановился на зимний период, намереваясь решить, стоит или нет возобновлять атаку на Османскую империю.
Удивительно, но тем временем Баязид ничего не сделал для того, чтобы надлежащим образом встретить такую угрозу. Потеря Сиваса была первым обрушившимся на него серьезным ударом после ряда легких побед над мелкими правителями в Европе и Азии, унизительным результатом первой схватки с действительно грозным противником. Впервые встретив равного себе, Баязид казался парализованным, ошеломленным поражением и медленно реагировал на кризис, с которым теперь столкнулся. Несомненно, его физическое состояние и умственные возможности были подорваны усиливавшейся тягой к пьянству и разгульной жизни. Тимур, отсутствовавший более года после захвата Сиваса – он вел кампанию в Сирии и Месопотамии, – оставил свой армянский штаб открытым для нападения, аналогичного тем, что принесли Баязиду имя Удар Молнии. Но только гром больше не гремел, да и молнии не сверкали. Баязид, не выказывая обычной быстроты решения или действия, не нанес Тимуру удара возмездия и даже не попытался умиротворить его. Куда делась решимость, военное и дипломатическое искусство, которые принесли ему победу в Европе?
Летом 1402 года Тимур наконец принял решение выступить на Баязида. Теперь союза с ним против османов искали генуэзцы и другие силы христианской Европы. После захвата Сирии он больше не был склонен поддерживать солидарность с другими исламскими державами. Поэтому он и двинул свою победоносную армию на запад, к Сивасу. Только теперь, почти два года спустя после первоначальной потери города, Баязид заставил себя отказаться от осады Константинополя и перебросить основную часть своей армии в Азию. В страшную жару середины лета он выступил из Бурсы, по выжженному солнцем, безводному Анатолийскому плато к крепости Ангора, расположенной в самом сердце страны.
Армия Баязида была закаленной и дисциплинированной, не уступавшей по мужеству и военному мастерству Тимуру и его татарам из Центральной Азии. Но только теперь она не была, как в прошлом, единой или довольной абсолютно всем. Четвертую часть ее солдат составляли татары по национальности, следовательно, их преданность представлялась сомнительной. Все воины были измучены изнуряющей жарой и длительными переходами, а Баязид не давал им времени отдохнуть или восстановить свои силы. Другим источником недовольства была скупость султана, его отказ открыть казну, в результате чего выплата жалованья воинам задерживалась.
Тем временем полководцы султана выразили несогласие с его планом кампании. Столкнувшись с более многочисленным противником, они желали, согласно традиционной военной тактике османов, чтобы Баязид сначала занял оборону, то есть позицию, дающую возможность выбора. Вместо того чтобы идти в наступление против Тимура, ему следовало на несколько дней укрыться в горах, дав войскам отдых и вынудив Тимура искать армию султана в изнуряющей жаре на плато. Но Баязид с упрямством, исключавшим всякое здравомыслие и самоконтроль, жаждал лобового столкновения. Поэтому его армия пошла на восток по дороге на Сивас и заняла передовую позицию в излучине реки Галис, откуда при появлении Тимура должен был начаться бой.
Прошло несколько дней, но разведчики Баязида не обнаружили никаких следов татар. Наконец пришла весть, что Тимур обошел турок и теперь шел на них с тыла. Из Сиваса, избегая труднопроходимой холмистой местности на западе, он направился к югу вдоль долины реки Кайсери, по дороге собирая для своих войск богатый урожай зерна. Далее его путь лежал на север, к точке у стен Ангоры, и турки оказались теперь к востоку от него. В это время Баязид, явно бравируя перед лицом врага, скорость которого он сравнивал со скоростью ползущей улитки, с презрением отверг все меры предосторожности, послав свои войска на большую охоту. Окружающая местность была практически безводной, и воины тысячами умирали от жажды и переутомления.
Тем временем Тимур, проведя разведку вокруг Ангоры, вышел к прежнему, ныне покинутому лагерю Баязида. Здесь, разграбив брошенное имущество и заняв оставленные турками шатры, армия татар устроила свой штаб, сначала перегородив плотиной и отведя для своих нужд воду речки, текшей к Ангоре. Тимур также приказал разрушить и отравить родник на пути турок, шедших сейчас с востока в погоне за ним. Здесь он подготовился к бою. Таким образом, Баязид с уставшей и измученной жаждой армией был вынужден встретиться с врагом, укрепившимся перед его собственным городом Ангора, на той самой позиции, где следовало находиться ему самому и встречать врага. Сражение завязалось на обширной равнине, начинавшейся сразу за городскими стенами, на поле боя, уже известном в истории.