к концу. – Мне важное нужно сказать…
Заполучив трубку, Валерка вцепился в нее, как голодный кот в бутерброд с колбасой, и зачастил, заторопился спросить все, что у него накопилось:
– А Валерий – это правда я? А он где учится? А когда можно с ним поговорить? Вот здорово!!! А я сейчас новую книгу пишу! Как раз про перемещения во времени! А он что пишет? А…
Телефон давно оглох, а Перцев все сыпал вопросами, бестолково размахивая руками и не замечая, что Мариша почему-то не вырывает у него трубку, не смеется, не рассказывает взахлеб о невероятном происшествии, участниками которого они стали.
Отвернулась. Стоит, опустив голову…
– Она не хотела мне этого говорить… У нее случайно вырвалось!
Мариша не смотрит на Валерку, вцепилась в темную трубку красными от холода пальцами. А еще ее мутит от боли! Словно обруч сдавил голову.
Перцеву тоже не по себе.
– А может, ты что-то не так поняла? Может, не погибнет, а просто авария, а?
Мариша качает головой.
– Она даже день назвала. А потом поняла, что проговорилась, и сразу стала говорить, что это все ерунда и неправда. А я… Как же мы теперь будем ему звонить, а он…
Перцев решительно дергает себя за нос, словно поклялся его оторвать.
– Перестань ныть! У тебя есть телефон этого редактора? Виктора… как его? Алексеича? Когда это должно произойти?
– Скоро. В марте. Вот только число… Двадцать шестого или двадцать седьмого, не помню.
– А сегодня у нас что? Двадцать четвертое? Ничего себе! А ты месяц не перепутала? Может, в апреле?
– Нет, точно в марте.
– Значит, двадцать шестого. Угу. Главное, чтобы не раньше! А то опоздаем.
– Куда опоздаем? – Мариша с надеждой смотрит на Перцева.
– Куда-куда! На кудыкину гору! А ты чего синяя такая? Замерзла? Пошли, по дороге расскажу.
Боль стихает. Она еще напоминает о себе одиночными вспышками, но тошнота прошла. Недавно они с мамой снова ходили в поликлинику, и им дали направление в Нижний, в областную больницу… Хорошо, что у нее есть такой друг, Валерка, – он обязательно что-нибудь придумает. А может, нужно позвонить редактору и предупредить? Сказать, чтобы не ездил никуда…
Перцев словно подслушал ее мысли:
– Понимаешь, если просто так позвонить незнакомому человеку и огорошить его – типа, здрасте, мы вам хотим сказать, что такого-то числа вы помрете. Ты представляешь, что он нам ответит?
– Скажет, что мы хулиганы?
– Какая ты догадливая у нас! – ухмыльнулся Перцев. – Пошлет куда подальше или бросит трубку. В любом случае толку от этого не будет.
– А что же делать?
– Мы с тобой должны ему помешать. Придумать что-то такое, чтобы он не смог в тот день сесть за руль.
– Хорошо бы он гриппом заболел! – обрадовалась Мариша. – С гриппом он точно никуда не поедет.
Валерка хмыкнул:
– Неплохо мыслишь. Вот только как его этим гриппом заразить? Тут нужно что-то посильнее… Но сначала важно решить вопрос с М. Шаталовой. Выяснить, откуда взялась эта самозванка и надавать ей по шее!
– ?!
– И не смотри на меня так! Ну и что из того, что девочка? Нечего пла… плу… Тьфу! Ну и словечко! Воровать, одним словом. Поняла?
…Первая часть Валеркиного плана была несложной: позвонить редактору «Светлячка», сказать, что Мариша – автор стихов, и попросить один экземпляр журнала. Это нормально, так все авторы делают. А если редактор скажет, что не знает никакой Марины Шатагиной, страшно удивиться и сказать: «Ой, вы, наверное, фамилию перепутали!»
Перцев торжествующе смотрит на Маришу.
– Ну как? Запомнила? Не сдрейфишь?
– А если он…
– «А если он», тогда и будем думать. И ни в коем случае не растрепись про смартфон, Марину с Валеркой из две тысячи восемнадцатого года и про все остальное. А главное – про автокатастрофу! Как договорились, поняла? А то он позвонит в психушку.
Мариша достала мобильник. Ну что она скажет этому незнакомому Виктору Алексеевичу? Она на самом деле не понимает, как стихи попали в журнал. Да и конкурс давно прошел.
– А может, его дома нет? – с надеждой спросила она. – Это же городской телефон…
Трубку подняли сразу. Голос молодой, веселый:
– Виктора Алексеевича? Это я.
– Это… Здравствуйте. Нам редактора «Светлячка». У вас конкурс… был. В прошлом году…
А что дальше говорить, Мариша забыла. Валерка что-то шипит ей в ухо, но только мешает сосредоточиться.
– А… Насчет конкурса? – поскучнел голос в трубке. – Так он же давно закончился. Имена победителей можно узнать на нашем сайте. Но мы продолжаем публиковать юных авторов. Ждите следующего выпуска. Только не бумажного, его больше, к сожалению, нет, а электронного. И обязательно присылайте новые стихи.
– Там есть одно стихотворение… про осенние фонари и оранжевый зонтик! – отчаявшись, попробовала последнюю зацепку Мариша. Она уже почти не помнила того приснившегося стихотворения. В памяти осталась только музыка дождя и картинка на обложке тетради по математике: человек под огромным зонтом, идущий – нет, летящий! – над землей.
– Так-так-так… – неожиданно заинтересовался голос на другом конце. – Ты его нам когда послала? И как тебя зовут?
– Я его вообще не… То есть не помню когда. На конкурс. А зовут Мариша… То есть Марина.
Виктор Крохин
24 марта, 2007 год. Суббота
Стихотворение про оранжевый зонтик он помнил. Его прислали по электронной почте осенью 2005 года вместе с кучей стихов, написанных явно детской рукой. Стихотворение удивило, даже поразило! Особенно тот факт, что его якобы написал ребенок. Да, оно было не совсем взрослое, чуть шероховатое, предельно искреннее и резко контрастировало с остальными десятью по-настоящему детскими стихами.
Виктор не поверил в авторство ребенка. Но даже если его написал какой-то взрослый родственник, этот так называемый родственник – настоящий поэт!
Он тогда даже подумал – не из классики ли это?
Но стихотворение не было похоже ни на серебряный век, ни на середину двадцатого. Оно было совершенно новым, современным, живым!
Виктор собирался утром вернуться к этой подборке, внимательно перечитать ее и обязательно включить стихи в лонг-лист. Но случилась странная вещь: поздно вечером он успел распечатать странички со всеми стихами якобы восьмилетнего автора. А письмо с контактной информацией осталось в компьютере. Ночью в их регионе приключился какой-то жуткий вирус и съел всё – все письма и файлы, полученные накануне. Осталась бумажная копия стихов – без имени и адреса.
Стихов на конкурс пришло много, все прочитать не успели. Что касается последних заявок – что тут поделаешь? Ну съел их вирус и съел. Конкурс закончился, итоги подвели, назвали имена победителей – все как положено.
А через месяц ему снова попалась на глаза бумажная распечатка того стихотворения, вместе со всей подборкой. Вчитавшись, Виктор заметил, что и остальные десять стихов ему чем-то симпатичны. Хотя последнее выделялось – было глубже, взрослее, талантливее!
Журнал уже тогда дышал на ладан, цветная печать была дорогой, и стоимость подписки оказалась слишком высокой для провинции. И все-таки в редакции решили когда-нибудь – когда соберут спонсорские деньги – сделать несколько поощрительных публикаций авторов из разных возрастных групп. Из «малышей» Виктор выбрал Маришины стихи. Ну и пусть он не знает адреса! Журнал в любом случае безгонорарный. А имя он вроде помнит, какое-то очень простое. Марина – это точно, как у Цветаевой. А вот фамилия… Что-то на «Ш». Шаталова? Или Шатагина? Кажется… Или все-таки Шаталова? Нет, точно Шатагина! Марина Шатагина.
Он тогда еще о чем-то подумал, когда мельком просматривал письмо с контактной информацией. А! Вспомнил! Ему понравилось, что имя и фамилия оканчиваются на один и тот же слог: «ина – ина». Марина Шатагина. Если когда-нибудь автор станет печататься, такое созвучие может оказаться кстати.
В подборку вошло пять стихов: четыре поместили на первой странице разворота, а последнее – про фонари и оранжевый зонтик – особняком. Художник предпочел нарисовать картинку только к этому стихотворению: вечерний