Читать интересную книгу Дневник Эриха Эйке. Часть 1. 1941 - Игорь Кульчицкий

– Почему вы думаете, что Браницкая могла так поступить? – Генрих выпустил струю дыма.

– Браницкая?.. Как? Передать Попову? Ну, здесь есть некая логика. Нельзя утверждать однозначно, но мотив мог быть следующий. Прошу не забывать, коллеги, что женой Потемкина была императрица. Да, этот тайный союз был настолько силен, что даже после того, как императрица и князь отдалились друг от друга, их отношения оставались настолько близкими, что ссоры между ними и взаимные обиды иначе как семейными не назовешь. Об этом пишет и Барсков[29], а он имел допуск к архивам и переписке Екатерины II. Кроме того, от этого морганатического брака у них была дочь – Елизавета Темкина[30]. Во всяком случае, эта информация не опровергнута. Я про Темкину. Да и в переписке с князем императрица неоднократно называла его своим мужем, а себя – его женой, причем даже в периоды, когда у нее были другие фавориты.

Так вот, логично, если амулет в любом случае попадает к Браницкой. Та, в свою очередь, зная об отношениях между Потемкиным и Екатериной II, могла передать его Попову для императрицы, как личную вещь ее мужа – на память. Этот вариант нельзя исключать, хотя это лишь предположение.

– Заметьте, мы все предполагаем, что предмет был у князя в момент его смерти. А если это не так? – заметил Отто.

Я возразил:

– Маловероятно. Никогда ни один из владельцев амулета самовольно с ним не расставался. Сила амулета настолько велика, что владелец, осознавший это, психологически просто не может сделать это. Предполагаю, что добровольная передача амулета возможна лишь в исключительных случаях. Поскольку Потемкин всегда был на острие политики и боевых действий – он не мог, не был готов расстаться с предметом, который давал ему столько возможностей. Заметьте, весь жизненный путь князя – путь побед. Даже враги, отзываясь о нем нелестно, признавали, между тем, его силу и величие как государственного деятеля и полководца. Я остаюсь при своем мнении – амулет был при князе в момент его смерти. Он не мог с ним расстаться. Ведь Потемкин не собирался умирать! Иначе, зачем пустился в дорогу?

– Предположим, – согласился Отто. – Значит, вы считаете, что следующей обладательницей амулета стала Браницкая?

– Здесь есть сомнения. Владельцем предмета она могла быть только временно. Дальнейшая жизнь Браницкой ничем знаменательным не отмечена, впрочем, как и жизни Санковского, Попова, Массота. Возвращаясь к нашим предыдущим рассуждениям, я склонен утверждать, что предмет все же попал к Попову. Это, разумеется, лишь интуитивное предположение.

– Хорошо, – продолжал разговор Генрих, возясь со спиртовкой, чтобы приготовить кофе. – Из этого делаем вывод, что перед нами стоит задача – отследить пути Браницкой и Попова после смерти Потемкина. На мой взгляд, это единственный вариант.

Я прищурился, выпуская сигаретный дым:

– Безусловно. Вы правы. Нам необходимо повторить весь путь Попова и Браницкой. Попова – к императрице, Браницкой – в ее имение. Кстати, оно недалеко от Кишинева, каких-то 300–400 километров – под Белой Церковью. Но это ничто по сравнению с тем, какой путь мы проделали, добравшись сюда. Если наши войска будут продвигаться вперед такими темпами, то, думаю, в августе, максимум – в начале сентября, мы будем там.

Что же касается Попова, то наши карты легли удачно – дорога на Петербург практически совпадает с дорогой к имению Браницкой, и до определенного момента путешествия Браницкой и Попова это один и тот же маршрут. Нам следует обратиться к картам почтовых дорог, определить места вероятных остановок для смены лошадей и отдыха и пройти этим путем, уделяя максимум внимания именно местам таких остановок. Каждое такое место, Генрих, вы должны обследовать, если, конечно, сможете получить какой-либо результат по прошествии столь длительного времени.

– И снова ваш скепсис мне непонятен, – заметил Генрих, разливая кофе по чашкам, – мы использовали и используем экстрасенсов в разведывательной службе. И повторю, что во французскую кампанию, используя лозу, я лично прокладывал проходы в минных полях. Я был в первом выпуске Версальской военно-инженерной школы.

– Отто, – сказал я с улыбкой, – наш Генрих – дальний родственник самого Хаусхофера[31]. Правда, как говорят русские – «седьмая вода на киселе», но именно благодаря своему дяде, он прошел очень полезную для нашего дела школу – дядя был его ментором, если я, конечно, не ошибаюсь в степени родства. Ну, а о Хаусхофере вам, вероятно, приходилось слышать. Возможно, вы слышали и о Гурджиеве[32]. Их пути пересекались. А это дорогого стоит… Еще в первую войну, в 1914 году, Хаусхофер поражал способностью предсказания событий. Время атак противника, места будущих обстрелов. Были и политические прогнозы. Что интересно, так это то, что все его предсказания сбывались, хотя он никак не мог заранее владеть информацией, каким-то образом ставящей под сомнение чистоту этих предсказаний.

– Слушая вас, я начинаю расти в собственных глазах. До дяди мне, конечно, далеко, но кто знает?.. – Генрих рассмеялся, – однако очень интересно, как амулет попал к Потемкину?

– В деле указано, что амулет получен им от Амвросия Зертис-Каменского[33], митрополита Крутицкого и Можайского. Князь во время обучения в университете побывал в Греческом монастыре[34], где и получил этот подарок. Митрополиту понравились характер Потемкина, его целеустремленность, интеллект. Кстати, их дружеские отношения продолжались вплоть до самой смерти митрополита, который, к тому же, был духовником Потемкина. Это стоит отметить особо.

Как предмет попал к митрополиту – неизвестно. Впрочем, можно предположить, но об этом чуть позже.

Ранее амулетом владел Александр Невский, который не расставался с ним до самой смерти, далее следы амулета теряются. Невский же получил амулет как трофей после битвы с ярлом Швеции Ульфом Фаси [35]. Как появился амулет у Фаси – неизвестно, но в 1240 году, во время второго крестового похода в Финляндию и на новгородские земли, он у него был.

Необходимо отметить, что русский князь спланировал операцию бестяще. Внезапной атакой его отряд вызвал панику у шведов – те не подозревали о возможном нападении и не были готовы к бою, поскольку сняли доспехи, расположившись на отдых. Разгром был настолько неожиданным для них, что, бросив лагерь и имущество, они отступили. Отряд русских был значительно меньше отряда шведов. В этом бою, вероятнее всего, и был получен амулет. Кстати, после потери амулета дела у ярла пошли неважно, а через восемь лет, если мне не изменяет память, Ульфа Фаси сменил другой ярл – Бригер, участвовавший в том походе вместе с Фаси. Тогда, во время нападения на лагерь, Невский и Бригер бились в поединке, и Невский выбил Бригера из седла, нанеся ему удар копьем в шлем. Бригера вынесли с поля боя его соратники. Рассматривайте это как некий исторический экскурс – к делу отношения не имеет.

Отмечу, что все последующие боевые успехи Невского были блестящи.

Теперь – о том, что же представляет собой сам предмет. В прошлый раз я не успел закончить описание – нам помешали. Итак, мы помним, что он был навершием меча, металлический. Возможно, имеет вставку из яшмы ярко-зеленого цвета. По форме круглый, размером с куриное яйцо, ну, примерно, 4 сантиметра в диаметре. По кругу есть какая-то надпись, содержание которой неизвестно. В центральной части – руноскрипт Tiwaz-Algiz-Uruz[[36]. Это все, что мы знаем. О свойствах амулета я рассказывал раньше. Возможно, если мы его найдем и прочитаем неизвестную надпись, откроются новые данные. Прижизненного портрета князя нет, поэтому увидеть то, что мы ищем, даже в художественном исполнении невозможно.

Теперь – моя версия того, как амулет попал к Амвросию.

В 1262 году Александр Невский серьезно заболел и, как я понимаю, именно поэтому решил посвятить свою дальнейшую жизнь церкви. Он принял монашество под именем Алексия и в 1263 году скончался. Стоит отметить, что Невский был особо почитаем православным духовенством, которое не раз утверждало, что он есть дар Божий. Могу предположить, что амулет со смертью князя перешел к церкви. На мой взгляд – вполне логично. А иначе – откуда он у митрополита?..

Положив листы перевода на стол, я закурил очередную сигарету. В пепельнице уже лежали три окурка, кофе в чашке остыл, а по кухне стлался дым, смешивая запах моего Marlboro и аромат трубочного табака.