покрутила сигарету в пальцах. – Возможно, вы правы. Это лишь… еще больше осложнит дело. Я снимаю свое предложение.
– Оно было разумным.
– «И все мы, о, мы все весьма разумны»[28].
– Доктор Беренсон был вашим другом, – сказал Рафаэль. – Доктор Хансард завербован вами. Хотя и не знает об этом.
– Мне будет очень не хватать Аллана, – проговорила доктор Полоньи голосом, в котором не слышалось особых чувств и уж точно не слышалось горя. – Особенно – «Дипломатии» с ним… вы когда-нибудь играли в «Дипломатию», Рафаэль?
– Я знаком с игрой, – ответил Рафаэль, – но не играю.
– Да, понимаю. – Полоньи улыбнулась. – Зачем вам? До свидания, Рафаэль.
– До свидания, доктор Полоньи.
Она затушила сигарету в переполненной пепельнице, развернула инвалидное кресло и поехала к выходу. Дверь с шипением открылась перед ней и закрылась за ее спиной.
Рафаэль встал и пошел в свой кабинет. Когда он выходил, датчик почувствовал, что в конференц-зале никого нет, и выключил свет.
Рафаэль сел за стол, сложил ладони и стал смотреть на экраны. Через несколько минут вошел Стрингер с черной папкой и положил ее на стол.
– Последний отчет по ликвидации Беренсона.
Рафаэль открыл папку, проглядел документы, захлопнул ее.
– Да… я помню времена, когда у каждой спецслужбы был свой стиль ликвидации. Этим гордились. «Так умрет каждый, кто против нас». Затем из убийств ушел всякий азарт, осталась одна целесообразность, и все стали делать целесообразно. Экономно, эффективно, конвейерно. Как японские автомобили.
– Важно ли, кто его убил?
– Не особо. Не закрывайте досье. Где сейчас доктор Хансард?
– В Шекспировской библиотеке Фолджера. Пошел туда прямиком отсюда.
– А… – Рафаэль чуть изогнул губы в улыбке, шире он не улыбался никогда. – Рукопись еще не доставили, а он уже вошел в исследовательский режим.
Стрингер глянул чуть озадаченно – сам он был в исследовательском режиме всегда.
– Вести запись, что он там делает?
– Незачем, – ответил Рафаэль. – Как напомнила мне доктор Полоньи, понимай мы, что доктор Хансард делает с историческими источниками, мы бы меньше нуждались в его услугах. Очень скоро он поедет в Англию. Организуйте слежку.
В вестибюль лондонского отеля вошла ослепительная пепельная блондинка в панорамных солнечных очках, серебряных с бронзой серьгах размером в ладонь, просторном белом тренчкоте от Карла Лагерфельда, черной водолазке и кожаной юбке. Все аксессуары – шарфик, перчатки, пояс, туфли на опасно высоком каблуке – были такие же кроваво-алые, как ее помада.
Всех в холле что-нибудь приковало – каблуки, бедра, загадочные губы; все смотрели. Раскрытые журналы и недописанные открытки были забыты, руки, протянутые за ключами или за сдачей, замерли в воздухе. Когда за женщиной закрылась дверь лифта, по вестибюлю пробежала дрожь облегчения.
Женщина вышла из лифта на девятнадцатом этаже. Тускло освещенный прохладный коридор был застелен рыжим ковром, стены покрывало что-то вроде лакированной мешковины. В нише гудел и похрустывал льдогенератор.
Женщина постучала. «Войдите», – ответил мужской голос. Она вошла.
Огромный номер был обставлен псевдофранцузской мебелью в стиле, который Аллан называл «Людовик иррациональное число». Женщину позабавило, что у лондонского резидента КГБ такой эталонно империалистический письменный стол.
Палатайн стоял у окна, спиной к ней.
– Доброе утро, – сказал он и обернулся. Глаза его расширились, но совсем чуть-чуть, и он улыбнулся. – Наряд… э… впечатляющий.
Акцент у него был подлинно британский, не чисто оксфордский, как у иностранцев, а чуть западнее би-би-сишного.
– Кто-нибудь видел, как вы сюда вошли?
– На меня пялились как безумные, но хвоста не было. И обычно я одеваюсь иначе.
Одежду она взяла у подруги под предлогом романтического ланча.
Палатайн оглядел ее лицо, очки.
– Да, вижу. Защитная окраска. Очень хорошо.
– Рада, что вам нравится, – ответила она не слишком сухо. – Есть ли у вас оперативное досье?
Палатайн развел руками:
– Безусловно, нам найдется что обсудить раньше. Сменить главного исполнителя не так просто, и вы наверняка знаете, что группа, которую я представляю, не замечена в расхлябанности.
Женщина сказала:
– Обсуждать нечего. Изначальные условия были пятьсот тысяч фунтов золотом за доставку блока КОН-СВЕТ и еще миллион при условии успеха операции НОЧНОЙ ГАМБИТ. Мои условия такие же.
– Вы узнали их от прежнего главного исполнителя?
– Не знаю, где еще я могла их услышать.
Палатайн кивнул:
– Управление «С» просило передать, что, если операция НОЧНОЙ ГАМБИТ превосходит ваши возможности, вам выплатят семьсот тысяч фунтов только за доставку КОН-СВЕТ.
– Передайте управлению мою благодарность, но я вполне в силах выполнить операцию целиком. Собственно, меньшее меня не интересует. А теперь я хотела бы посмотреть досье.
Палатайн сказал:
– Мы также готовы предоставить вам оперативного сотрудника. Это не уменьшит плату за ваши…
– Нет. Досье.
– Как пожелаете.
Палатайн подошел к столу, взял прямоугольник серого металла размером с банковскую карточку и вставил в щелку между двумя ящиками. Раздался щелчок, Палатайн выдвинул ящик и достал папку с надписью ЛИНИЯ ZN.
– Список, разумеется, зашифрован. – Он протянул папку, улыбаясь, словно знает некий восхитительный секрет.
– Естественно. – Женщина улыбнулась, открыла папку, проглядела список агентов и сказала: – ВАГНЕР. Конечно.
Она тихонько засмеялась.
– ВАГНЕР – одно из имен в списке агентов, – сказал Палатайн. – Вы с ним знакомы?
– Я – он, – ответила она и тут же пожалела о своих словах. Лучше было соврать, оставив Палатайна и КГБ полностью в своей власти.
– Вы позволите? – спросил Палатайн и потянулся к папке.
Он проглядел список.
– ВАГНЕР… Полагаю, вы любите музыку? Возможно, вы музыкант-любитель?
Она ответила:
– У него получилось. Он сказал мне, что вы не сможете расшифровать список, и вы не смогли. Не приди я, вы бы тыкались наобум.
Палатайн ответил с досадой:
– У нас есть кое-какие ресурсы.
– Ни черта бы вам это не дало.
Палатайн на мгновение задумался.
– Извините, мисс…
– Называйте меня ВАГНЕР, – весело ответила она.
Палатайн улыбнулся и кивнул.
– Разумеется, мы очень ценим вашу помощь и вознаградим ее соответственно. НОЧНОЙ ГАМБИТ – гениальный план, блистательная идея.
– Не пытайтесь льстить мне, льстя Аллану, – сказала она. – В качестве памятника ему такое не пойдет. Это шпионаж, измена и запланированное убийство, о чем Аллан прекрасно знал.
Палатайн без тени огорчения или нервозности пожал плечами.
– В таком случае не делайте ничего. Разоблачите план. Разоблачите меня. Возможно, вам удастся обелить имя доктора Беренсона.
– Дайте мне список.
Палатайн вернул ей папку:
– Могу я еще чем-нибудь быть полезен?
– Да. Мне нужны деньги, по меньшей мере десять тысяч фунтов наличными. Мне предстоит путешествовать, и я не хочу оставлять след из чеков.
– Вполне разумно. Пусть будет двадцать, чтобы вам не остаться без средств в неподходящий момент. – Теперь он говорил тоном доброго учителя; ей хотелось двинуть его